— Отлогая. Максимально отлогая. Начать выполнение… через две минуты.
— Есть, капитан.
Макс проорал Урмасу, Леону и Отто, чтобы пристегнулись, краем глаза заметив, что «Ревель» выпустил транспортные захваты и крепко зажал ими танк. Добежав до стенки палубы, Заславский нашел страховочный фал и пристегнул себя, насколько мог прочно. И вовремя, поскольку через мгновение на него навалилась перегрузка. Умница «Ревель», вернее, его бортовой комп под максимально отлогой траекторией, видимо, понял «вертикально вверх» и пошел на шифтах разрывать атмосферу.
Заславский сполз по стене на пол и уселся поудобнее. Перегрузки не входили в число его любимых спортивных процедур, и он старался обеспечить себе максимальный комфорт в этом дурацком состоянии.
Дурень мелко дрожал. Танк-транспортер экспедиционный универсальный явно отвык от подобного счастья, обычно его, если и возили на кораблях — то довольно нежно, с компенсаторными системами при взлетах и посадках. А тут вот нате-здрасте, принайтовали к полу захватами и ташшат куда-то, да еще и с бесцеремонной перегрузкой в 5 G. Впрочем, стоило отдать эсминцу должное — 5 Же не были пределом его возможностей на шифтах. Мог и восемь-девять выдать совершенно спокойно. А так — гляди-ка, об экипаже заботится.
Размышления и наблюдения Заславского прервал сильный рывок. Ревель вывел сам себя за пределы воздушных слоев с нормальным давлением, и все, что не было закреплено или имело некоторый запас хода, теперь активно старалось вывалиться наружу через открытую аппарель. Заславскому оставалось тихо надеяться на то, что тварь, если и сидела на броне Дурня, сейчас сдует к чертовой матери. Или она сама помрет от декомпрессии. Ну, во всяком случае, должна помереть — ведь медики решили, что это человек, и размораживали как человека, и реанимировали как человека. Стало быть — как минимум тварь антропоморфна. На этой мысли Макса прервал вызов:
— Капитан?
— Да, Ревель. Слушаю.
— Все в порядке? Вы находитесь в зоне декомпрессии.
— На мне штурмовая броня. Декомпрессия мне не страшна, запаса дыхательной смеси мне хватит на гарантированный час.
— Отрадно это слышать, капитан. Разрешите вопрос?
— Давай попробуем, — Макса, чем дальше, тем больше радовала манера общения, которую выбрал бортовой интеллект. Никакого раболепия, никакого безразличия. Спокойный и уверенный в себе партнер, примерно как-то так. Черт возьми, программисты в ЕС сто лет назад были просто превосходные!
— Капитан, а какую цель вы преследуете с такими странными маневрами?
— Тварь, которая уничтожила твой старый экипаж, выжила. У меня убит второй техник, судя по всему. Помимо этого — убит Ивар, которого мы так и не смогли опознать.
— Тварь — это Немой? Тот, которого вы показывали?
— Видимо. Других объяснений у меня нет, да и у ребят моих тоже. Все как с твоими — оптический камуфляж, убивает по одному и тайно. Но есть и дополнение — теперь умеет менять внешний вид, подстраиваясь под своих.
— Капитан? А вы можете быть уверены в том, что среди тех, кто на борту транспортера, нет твари?
— Да. Я ни на секунду не выпускал их из виду.
— Неправда, капитан. Когда вы уже были в транспортере — последний только выскакивал из оконного проема базы. Теоретически — это может быть тварь.
— Ревель, это Отто Лемке. Мой заместитель как командира экспедиции на эту планету.
— Вы уверены? Может быть, стоит проверить?
— Хорошо, сейчас проверю. Тварь не может знать всех наших разговоров с Отто. Просканировать память физически не успела бы.
— Согласен. И что? — В голосе ИскИна послышался скептицизм.
— Я сейчас задам ему вопрос, ответ на который знаем только Отто и я. А ты послушай, оставаясь на моей волне.
— Хорошо, капитан.
Макс переключил канал связи, сделав его трехсторонним.
— Лемке, ответьте.
— Здесь Лемке, что случилось, командир?
— Прости, дружище. Проверка. Из-за чего мы с тобой поссорились, да так, что ты готов был заявление о сложении с тебя обязанностей моего заместителя написать?
— Я посчитал, что ты собираешься наложить лапу на эсминец, а выжившим привить мысль, что они обязаны быть тебе благодарны. С твоих слов позже я понял, что починка «Ревеля» тебе нужна только для того, чтобы облегчить задачу Траурному Комитету ЕС.
— Понял ты меня не совсем верно, но неважно. Проверка окончена. Причины объяснить?
— Буду признателен, — голос тевтона начал сочиться недоверием.
— Ты покидал окно базы в тот момент, когда я был уже на борту Дурня. Теоретически, это могла быть тварь. Прости.
— Все нормально, командир. Абсолютно корректный метод. Извини, когда выйду из Дурня и увижу тебя, спрошу, что ты мне сказал, когда мы только познакомились.
— Договорились, — Макс рассмеялся. Ответ на вопрос, озвученный Отто, звучал потрясающе. Когда их только-только представили друг другу в корпорации Эствей Макс смерил Отто взглядом снизу вверх и сверху вниз и вдруг спросил: «Отто, вы не пацифист случайно?» Лемке не нашелся, что на это ответить, сразу и несколько секунд стоял и хлопал ртом, как рыба, вытащенная из воды. Потом он повернулся к нанимателям и холодно поинтересовался, является ли педерастия обязательным условием для приема на эту работу. Смеха было много…
— Десять-четыре, Макс.
— Десять-четыре. Ревель, ты все слышал? Это Отто Лемке, все нормально.
— Капитан, есть вопрос.
— Опять? Ну задавай.
— Вы собираетесь передать эсминец Военно-Космическим Силам Евросоюза?
— Ну, есть такая мысль, а что?
— Тогда огромная просьба. Разоритесь, пожалуйста, но перед передачей корабля смените ИскИн. Я не хочу, если можно так выразиться, ни в музей, ни на переплавку.
— О как! Хорошо. Но мне некуда тебя поселить, если понимаешь. Разве что в домашнюю компьютерную систему.
— Это неважно, капитан. Я просто не хочу в ЕС.
— А можно поинтересоваться, почему?
— Неужели это непонятно? — Ревель как будто фыркнул, вернее, смоделировал этот звук. — Все просто, капитан. Меня же спишут, я же устаревшая система. Или — разберут на модули. А я не для того полвека на планете самообучался. И еще можно это назвать отсутствующим у меня инстинктом самосохранения. Видимо, за годы бесцельного прозябания на поверхности этой планеты, он во мне развился, — по вокальным модуляциям было абсолютно непонятно, издевается комп, шутит или говорит абсолютно серьезно, — кстати, капитан, я закрываю аппарель. Время, назначенное вами, истекло. Приготовьтесь, может слегка тряхнуть, когда я подам в отсек воздушно-дыхательную смесь.
— Хорошо, начинай, — Макс был не против, а если совсем честно — то всеми конечностями за.
Аппарель закрылась мягко и, супротив ожиданий, совсем не громко, со слегка чавкающим звуком. В принципе, вакуум не способствует звукопередаче, но вот вибрация пола — вполне. Через минуту после закрытия «челюсти» на контрольном дисплее скафандра зажегся зеленый диодик, сообщая, что атмосфера вполне пригодна для дыхания. Заславский открыл забрало шлема, впуская воздух корабля, и пошел к танку. Становилось очевидно, что твари ни на броне, ни в отсеке не было. Стало быть, осталась на базе. Стало быть, надо как можно скорее доставать оттуда Елену и Кая.
Люк Дурня приветливо распахнулся, как только Макс подошел. Урмас, Леон и Отто уже его ждали. Мужчины высыпались из танка, как горох, звонко цокая подошвами по обшивке пола, и сгрудились вокруг командира, как будто ожидая дальнейших приказаний, и вообще — немедленного решения ситуации.
— Макс, — Отто заговорил первым, — ну-ка сообщи мне, что ты сказал при нашем знакомстве?
— Я спросил у тебя, не пацифист ли ты.
— Да, это командир, — Лемке повернулся к остальным, — это и правда Макс Заславский.
— Ну и отлично, — пробасил Урмас.
Леон просто кивнул, словно и не сомневался.
— Ну, раз все идентифицированы, то предлагаю разговор с десантной палубы перенести в рубку, — Заславский «предложил» так, что сразу стало понятно — скомандовал. Спорить никто не стал, и четверо человек в боевых скафандрах отправились громыхать подошвами по полу эсминца.
До посадки транспорта с колонистами оставалось шестьдесят часов ровно.
Глава 8
Забудьте о себе, забудьте о своей семье, забудьте имена своих детей. Когда вы перейдете линию фронта — ваши имена сотрут из памяти все, кроме наших командиров. Вы никогда не отзоветесь на случайно произнесенные ваши имена и никогда не вздрогнете, услышав свою фамилию. Вы больше не люди из зеркала, вы просто новые имена и новая история.
Имени как такового он никогда не носил. Просто потому, что имя положено Рожденным, а не созданным. На планете, где располагалась его «родина»— огромная лаборатория, — Рожденных было мало. А созданные составляли не просто большинство, а подавляющее большинство. Но никаких конфликтов не возникало — ведь созданные прекрасно понимали, что их задача и смысл — служение Рожденным, ведь именно для этого они и созданы.
Вот он и был одним из тех, кто создан. Земляне называли таких биороботами в своих древних фантастических книгах. Тело его было неотличимо внешне от Рожденного, но спутать их было невозможно, поскольку созданный никогда не мог проникнуть-в-разум, а попросту говоря — не были созданные телепатами. В отличие от поголовно всех Рожденных.
Вполне вероятно, что именно поэтому разведка и оказалась на плечах созданных. Гораздо проще создать, чем воспитать, гласила одна из аксиом их мира. А назывался мир Леста, что в переводе на земные языки могло бы значить «Центр Вселенной», но никто и никогда до сей поры не занимался межъязыковыми исследованиями. Просто потому, что лестиане и люди ни разу не сталкивались, вернее, ни один Рожденный никогда не знал о существовании такой расы.
А тому, кто сидел на планетарной базе, пришлось встретиться с людьми. Направленный своими создателями в разведывательный рейд, для поиска новых земель, он не был обременен моралью, совестью, состраданием, в его психике вообще не было системы оценки добра и зла по отношению к представителям других рас. Он был направлен на небольшом модуле в глубокий космос, чтобы найти пригодные для жизни миры. Для колонизации или захвата, так как лестиане не гнушались жить по принципу «выжил сам — выживи соседа». Еще одной аксиомой их мира было то, что Рожденные превыше всего, а все остальные — только материал.