Простываю раз в пять лет.
– А как вы лечитесь?
– Я занимаюсь спортом. Привычка у меня такая – холодный душ каждое утро, три минуты после зарядки, и чувствую себя прекрасно.
– Счастливый вы человек, Андрей! Внучка у вас замечательная, со здоровьем у вас все в порядке.
– Судя по вашему виду, вы тоже на здоровье не жалуетесь.
– Не жалуюсь. Бог не обидел.
– А где вы живете?
– Далековато.
– Как добрались до прудов?
– На общественном транспорте, на машине мне почему-то не захотелось ехать. Погода неважная, скользко, мокро, да и машина барахлит. Не знаю, что у нее там… Заводится с третьего раза, утром на работу из-за нее, проклятой, опоздала!
– За машиной смотреть надо.
Подали кофе.
– Интересно, – сказала Эмма, – до этого дня я не знала вас, вы не знали меня, дети были незнакомы. А тут как-то сразу… У меня сложилось такое впечатление, что мы с вами, Андрей, давно знакомы. Давайте будем разговаривать на «ты»? – предложила Эмма.
– Давайте, – согласился генерал и засмеялся. – Вот и попался.
– Ничего, ничего, это всегда так, когда с кем-то знакомишься. Завтра вы сюда придете?
Генерал наморщил лоб. У него были темные, коротко остриженные волосы с проседью на висках. Климов знал, что он – мужчина видный.
Не раз ловил на себе взгляды женщин, причем взгляды призывные, волнующие кровь. А вот Эмма смотрела на него спокойно, как смотрят на друга, а не на любовника, даже потенциального, словно они давным-давно были знакомы и часто встречались. И это немного выводило генерала из себя.
– А мой папа в командировке, – сообщила Оля новой подружке.
– У меня папы нет.
– Так не бывает.
– Нет, и все тут. Они с мамой вместе не живут.
Климов услышал разговор детей и посмотрел на Эмму.
– Правда? Вы живете одна?
– Да, а что здесь такого? Я вполне самостоятельная женщина.
– Одной растить ребенка.., это тяжело.
– Тяжело, – призналась Эмма, – но мне помогает сестра. Не родная, двоюродная, у нее своих двое. Иногда берет к себе Аленку, когда мне куда-нибудь надо. Так что, в общем, проблемы есть, но я их решаю.
– А материально? – спросил генерал.
– Бывает тяжело, но не всегда, временами. Мне нормально платят.
– А нам платят неважно. То ли дело раньше.
– Что, армия теперь никому не нужна? – удивилась Эмма.
– Нет, нужна, но.., всякие проблемы. Политики, черт бы их побрал, мутят, мутят воду, то расширяют, то сокращают, то меняют название, и потом начинается неразбериха, О работе говорить не хочется.
– Так вы завтра придете сюда гулять?
– Завтра, наверное, днем.
– Почему днем?
– Вечером у меня мероприятие.
– На службе?
– Нет, не на службе. У моего брата юбилей, так что я должен обязательно присутствовать на чествовании.
– Наверное, бурное будет торжество?
– Нет, – генерал посмотрел на часы, – узкий круг.
Хоть они и договорились обращаться друг к другу на «ты», но тем не менее продолжали говорить на «вы». А вот дети разговаривали на «ты» сразу, легко и просто, как давние закадычные подруги. Они перепачкались тортом, пили чай и были счастливы.
– Пойдем ко мне в гости, – предложила Лена, – у меня много-много кукол и все хорошие.
– Тебе кто куклы покупает?
– Мне мама, – ответила Лена и сразу же задала встречный вопрос:
– А тебе?
– Мне дедушка с бабушкой, иногда папа привозит. – А какие у тебя есть куклы?
– Есть Барби, целых четыре.
– А Барби в инвалидной коляске есть? – глаза у Оли горели.
– В инвалидной коляске нет, зато у меня есть в купальнике.
– А у меня в купальнике нет.
– Тогда приходи ко мне, посмотришь. Мама, мама, – Лена дернула Эмму за руку, – можно я Олю приглашу к себе в гости? Пусть она к нам придет.
– Конечно, можно. Когда угодно. Слышите, Андрей, приходите к нам в гости когда-нибудь, мы будем рады!
– Это сложно, времени у меня свободного немного.
– Тогда.., может быть, завтра вместо прогулки приезжайте к нам. Или мы заедем за вами?
Подобного поворота событий генерал Климов никак не ожидал.
– Ну, даже не знаю…
– Так давайте созвонимся.
Глава 12
Генерал Потапчук с самого утра сидел в своем кабинете. И если раньше это место практически было единственным, где он чувствовал себя спокойно, уверенно, как дома, то события последних дней сделали его чрезвычайно подозрительным.
Он уже не доверял телефонам, сгрудившимся на невысокой черной тумбе, справедливо полагая, что если не все, то уж, во всяком случае, некоторые из них наверняка прослушиваются.
Кем и по чьему приказу? Он еще не знал, но чувство опасности, присущее людям его профессии, подсказывало: не забывай, что и у стен есть уши.
«…так нельзя, это парализует волю», – подумал Федор Филиппович, постукивая грифелем карандаша по стеклу, прикрывавшему зеленое сукно стола.
Стекло отзывалось приятным низким то ли звоном, то ли гудением. Хрупкий графит грифеля не выдержал и раскрошился на мелкие кусочки.
– Нервничаешь, – генерал произнес это вслух, чтобы заставить себя успокоиться.
Постукивание карандашом было своеобразным тестом, придуманным самим Федором Филипповичем. Грифель крошился лишь в минуты повышенного волнения. Обычно удавалось поддерживать баланс между силой удара и прочностью грифеля.
Утешало лишь то, что пока удавалось держать расследование в тайне, Потапчук отделывался от начальства невнятными обещаниями со временем подготовить отчет.
И его не трогали. Этому могло быть два объяснения. Первое заключалось в том, что никто из его Непосредственного начальства не имеет отношения к убийствам Каширина, Самохвалова, Коровина и Бубновского.
Но и второе объяснение не было лишено смысла.
«Да-да, – рассуждал Федор Филиппович, – если бы я кому-нибудь не доверял, я бы тоже позволил ему вести собственное расследование, но постоянно держал бы под колпаком, чтобы знать, насколько далеко продвинулся противник».
От этой мысли у генерала похолодел затылок и шея словно одеревенела. Потапчук не отрываясь смотрел на золотистый маятник больших напольных часов. В выпуклом металлическом диске отражалась вся комната, но в искаженном виде: письменный стол занимал в кабинете достаточно много места, однако в отражении он казался маленьким, похожим на приютившийся в углу детский уголок, а сам генерал ФСБ смотрелся крошечным лилипутом, усевшимся за миниатюрный столик.
"В принципе, так оно и есть. Я, конечно, побольше муравья, но раздавить меня ничего не стоит, – и тут же Потапчук оборвал себя. – Разнылся! Себя жалеешь? Ты кто, букашка-таракашка или генерал спецслужбы? Если считаешь, что у тебя мало власти, мало возможностей, – оставь должность, уступи ее другому. Ты поставлен на то, чтобы государство могло спокойно существовать.
И не так уж важно, кто им управляет в данный момент – лишь бы не кровопийца, не бандит. Ну да, не нравятся мне многие из сидящих наверху, но я же служил и при Брежневе, и при Хрущеве, они не лучше были!"
Федор Филиппович встал и подошел вплотную к высоким напольным часам в деревянном корпусе. Его отражение сразу заняло чуть ли не весь маятник. Генерал усмехнулся.
«Вот так-то! Если сидишь и ничего не делаешь, то и впрямь уменьшаешься с каждой минутой. Но достаточно сделать над собой усилие, приблизиться к тому, что пугает, и вот, пожалуйста, – метаморфоза! Где лилипут, где букашка-таракашка? А все почему? Да потому что передо мной искаженное изображение. Большое кажется маленьким, маленькое – гигантским. Отсюда и страх. Когда у меня будет четкая, истинная картина событий, все встанет на свои места. И слово же я придумал для них – призраки! Детские страхи в тебе играют, тоже мне, мистик нашелся!»
Потапчук отступил назад – так, чтобы его отражение стало не большим, не маленьким, а соразмерным кабинету. И тут же чуть не выругался. Деревянный корпус часов, высокий и довольно узкий, напомнил ему гроб. Неизвестно, какие еще ассоциации посетили бы генерала ФСБ, но в недрах часов хрустнул механизм, и они издали глубокий мелодичный звон. Если раньше чистый звук боя часов казался Федору Филипповичу веселым, то сегодня он соответствовал минорному настроению.
В приемную вошел помощник, и Потапчук вернулся за письменный стол, чтобы его не застали за глупым занятием – рассматриванием собственного отражения в движущемся маятнике курантов. Так уж повелось, что, если не было срочных дел, Потапчук начинал день с просмотра сводки, подготовленной МВД. Всю ее прочесть было практически невозможно, но, во всяком случае, стоило попробовать вникнуть в суть событий.
Долгие годы работы обострили интуицию, и почти всегда Федор Филиппович находил в многочисленных, не связанных между собой преступлениях те, которые могли относиться к сфере его деятельности. Потапчука интересовали происшествия в крупных городах и поблизости от них.
Как он понимал, убийства чиновников и офицеров, произошедшие в последнее время, касались борьбы за власть, а значит, не затрагивали провинцию.
Он включил селектор:
– Сводку получил?
– Так точно!
– А почему не несешь?
– Не хотел беспокоить.
– Неси.
– Сейчас распечатку на страницы разделю.
– Сам разберусь.
В кабинет торопливо вошел помощник. В руках он держал в несколько раз сложенный длинный лист с перфорацией по краям.
– Вот, товарищ генерал, – помощник не рисковал положить распечатку на письменный стол: лист, словно пружина, норовил распрямиться.
Потапчук нетерпеливо забрал бумагу и, сдвинув очки к кончику носа, углубился в изучение сводки преступлений. Почти сразу ему на глаза попалась информация о вчерашнем происшествии в питерской гостинице «Заря». Скорее всего, если бы «Заря» не удостоилась пристального внимания ФСБ, смерть электрика Кузьменкова посчитали бы заурядным несчастным случаем. Мол, выпил человек ночью, полез в распределительный щиток и погиб от удара током.