– … Я прочитал отзывы, там очень красиво, вкусно, и по вечерам играет живая музыка… – говорит Кевин, и я неожиданно осознаю, что он воспринял мое затянувшееся молчание как знак вынужденной капитуляции.
– А как насчет списка женщин, который я тебе давала с похожим почерком убийства за последние пять лет? Ты вообще его изучал, или тебе проще продолжить настаивать на том, что художницу убил слетевший с катушек брат?
Кевину требуется не меньше тридцати секунд, чтобы переварить полученную информацию, а, возможно, и подавить волну гнева, которую в нем каждый раз вызывает моя открытая непокорность.
– Ключевое слово – «похожим», – нарушает затянувшуюся паузу Кевин, все тем же раздражающим меня вкрадчивым голосом, точно разговаривает он не с равноправным зрелым собеседником, а нашкодившим несмышленым ребенком. – Все убийства в той или иной степени схожи, в конце концов, в каждом таком эпизоде есть убитый…
Тяжело вздыхаю, закатывая глаза. Если я продолжу слушать эту проповедь, у меня точно судорогой сведет челюсть.
– Я тебя услышала, – снова перебиваю его я. – Ко мне пришла пациентка…
– Что насчет пятницы?
– Давай поговорим об этом завтра, пока ничего не могу обещать.
Не дожидаясь его ответа, я вешаю трубку.
– Значит, переходим к плану «Б» – говорю я в пустоту. Сажусь за компьютер и прежде, чем меня охватит сомнение, пишу еще одно письмо.
В нем всего три предложения.
Шесть фотографий. Пять ссылок на публикации в СМИ. Без подписи, но есть адресат. Christopher_Cyrus@nypost.com
Глава 9
Еще месяц назад в моей жизни существовало правило, которого я придерживалась на протяжении нескольких лет: посещение родительского дома по воскресеньям строго по «своим дням», которые закономерно чередовались с воскресеньями Винсента.
Когда он придумал это жестокое и несправедливое расписание и внедрил его в нашу жизнь, я чувствовала себя настолько опустошенной и раздавленной, что у меня не было сил спорить и ругаться. Я молча согласилась и безоговорочно следовала ему. Теперь же, когда мы снова разговариваем, выходные в родительском доме стали похожи на какое-то театральное представление: тетя Джени носится с детьми по дому, пытаясь за несколько часов переиграть с ними во все мыслимые и немыслимые игры, Лия и мама хлопочут на кухне, участвуя в пассивной войне за звание лучшей хозяйки, и, разумеется, папа с Винсентом, сидя в кабинете, то молчаливо смотрящие куда-то вдаль, то активно обсуждающие новостную повестку. Но в момент кульминации мы всегда собираемся за обеденным столом, и в эти мгновения мое сердце наполняется таким теплом и счастьем, что я каждый раз незаметно щиплю себя, чтобы убедиться: это не сон.
– Не давай им печенье! – ругает отца Винсент, заметив, как тот украдкой угощает внука. – Дэни, Лео, пока не съедите индейку, никаких сладостей!
Мальчики на мгновение замирают на месте, точно два диких зверька, ошарашенных яркой вспышкой света, но не проходит и минуты, как они возобновляют свой бег по кругу, сопровождая его странными криками и улюлюканьем.
– Ну ты, конечно, стратег, милый, – подтрунивает Лия, тяжело поднимаясь со своего стула. Стула, который раньше был моим. Теперь же я сижу прямо напротив, рядом с мамой и по левую руку от отца.
– Ее сегодня снова стошнило, – бурчит мне в ухо мама. – Это плохой знак.
Лия выходит из гостиной, прихватив со стола тарелку сладкого батата. Поймав одного из мальчиков (сейчас, когда они одеты в одинаковые красные свитера с каким-то мультяшным героем, я даже не пытаюсь угадать, кто из них кто), я вижу, как она что-то говорит ему на ухо, после чего он берет дольку с тарелки и отправляет ее в рот.
– Вкусно, – озвучивает эту сцену мой папа, расплываясь в улыбке. – Сынок, а вы когда уезжаете в круиз? Не передумали?
– С чего бы? Лия, правда, уже обчистила все наши карты, но отпуску быть, правда, мы решили немного отодвинуть наше путешествие, чтобы снова собраться всей семьей у вас на Рождество.
– Ой, это же так здорово! – ахает мама, сияя от счастья.
– Ну, а в круиз выдвигаемся сразу после, двадцать шестого декабря самолет до Майами, там два дня, и грузимся на лайнер, – говорит Винсент, поливая кусок индейки клюквенным соусом.
– А что врач говорит? Противопоказаний нет?
– Мам, у нас все хорошо. Не волнуйся.
– Ты же знаешь, я не могу не волноваться. Вы все – мои дети. Вот станут мальчики постарше, поймешь меня, – ворчит мама, выпивая остатки вина из своего бокала. – Ну значит, двадцатого числа мы сможем все вместе пойти на премьеру мюзикла Джесс. Она обещала достать нам билеты. Прям как раньше, пойдем большой дружной семьей!
То ли от словосочетания «как раньше», то ли от «большой семьей» меня передергивает. Челюсти активно пережевывают мягкую запеканку из зеленой фасоли до тех пор, пока я не перестаю чувствовать вкус.
Интересно, она уже успела пригласить Ника?
Однако мои эмоциональные качели, похоже, остались без внимания мамы и Винсента, а потому я слышу, как они живо обсуждают сюжет «Вестсайдской истории».
– … Это очень похоже на сюжет «Ромео и Джульетты», но здесь уже вражда не между семьями, а уличными бандами. Джесс, разумеется, играет главную женскую роль – Марию, сестру лидера одной из банд, а вот кто будет играть ее возлюбленного – Тони, я так и не поняла. Она называла мне имена артистов, но связь в тот день была такой плохой…
Обычно связь становится плохой исключительно в тех случаях, когда разговор перестает двигаться в нужном направлении. Даже Джесс прекрасно поняла, что причиной маминого чрезмерного участия и заинтересованности в ее судьбе стала необходимость любой ценой добыть «плюс один билет» для меня, ее до сих пор неустроенной дочери.
– Джени, ты о чем задумалась? – Сквозь гул в ушах прорывается мамин голос, когда она заглядывает мне в лицо.
– Догнать, догнать! – кричит один из близнецов, пробегая мимо.
– Можно тебя на пару минут? – говорю я, решительно вставая со своего стула.
– Что-то случилось? – встревоженно вклинивается папа.
– Все хорошо, просто женские сплетни.
Я предлагаю маме пройти в кабинет и, прежде чем закрыться там, встречаюсь взглядом с Винсентом. Он коротко кивает мне – словно одобряя этот непростой разговор.
– Интересно, выпадет снег на Новый год? В прошлом году мальчики так этого ждали, а в этом году будут встречать его под пальмой в Мексике, – говорит она, задумчиво глядя в окно. При этом она вкладывает в свои слова столько чувств и эмоций, будто это единственное, что ее сейчас по-настоящему беспокоит.
На самом деле она оттягивает неизбежное, как, впрочем, и я, когда, вместо того чтобы начать разговор, подхожу к книжным шкафам, давая себе время не только прочитать корешки книг, но и вспомнить счастливые мгновения прошлого.
В детстве я любила здесь играть: прятаться под столом, листать толстые книги в поисках ярких сказочных иллюстраций, подниматься на лестницу, чтобы дотянуться до верхней полки, представляя себя пленницей в заколдованном замке чудовища.
Сейчас же, глядя на всю эту библиотеку, я испытываю только грусть и тоску по несбывшимся мечтам и ожиданиям.
– Что-то случилось? – осторожно спрашивает мама, точно прощупывая почву. Она поворачивается ко мне, взволнованно заглядывая в лицо. – У Джесс все хорошо?
– Да, все отлично. Но, возможно, будут проблемы с билетами, зал ведь не резиновый, а ты попросила на один больше запланированных.
Мама кусает губу, слегка тараща глаза в удивлении. Она не только хитрая, но и очень мудрая женщина, а потому в глубине души, я уверена, прекрасно понимала, что такое может случиться, и все же она в замешательстве. Как, впрочем, и я. Только сейчас, озвучив это, я осознала, что подставила Джесс, а ведь обещала этого не делать.
Похоже, теперь придется выкручиваться не только маме, но и мне.
– А что в этом такого? – очевидно, мама решила идти ва-банк. – Я буду с Гарри, Винсент с Лией, а ты? Опять одна?
– А меня спросить об этом ты не думала?
– Я много о чем думаю, но тебя разве это интересует. Джени, я устала тебе это повторять, но ты с каждым днем воздвигаешь между нами стену, и я не знаю, как через нее пробиться.
Разумеется, это полная чушь. Ничем подобным я не занимаюсь, но то, с какой болью и надрывом звучит мамин голос, заставляет меня отступить.
Прошлый раз все начиналось так же, а закончилось сердечным приступом и нашей с Винсентом разлукой.
Тревожный звонок.
– Вот именно, мама, ты всегда идешь напролом, – вяло протестую я. – Хоть раз попыталась бы найти входную дверь, что ли…
– У многих людей она не предусмотрена планом строительства, – парирует мама. – Вот твой брат – другое дело. Никогда не подводил.
– А я, значит, тебя подвела?
– Не передергивай. Не надо цепляться к словам!
– А за что мне еще цепляться?.. – куда-то в пустоту бормочу я.
Выгадывая время, чтобы успокоиться, привести мысли в порядок и наконец найти верное решение, я снова начинаю изучать книжные полки. Раньше здесь стояла художественная литература, в основном классика, но сейчас все больше книг по медицине и прикладной психологии.
– Ни в одной из этих книг я так и не смогла найти ответ, как тебе помочь, – продолжает мама, вероятно, ошибочно приняв мое молчание за согласие. – Я хочу видеть тебя счастливой.
– Я случайно узнала о твоей просьбе. Сама решила попросить Джесс о дополнительном билете, – говорю я, впервые обманывая маму. – Решила пойти со старым приятелем. А она сказала, что ты уже это сделала за меня.
– Ты что?.. Старый приятель… Джени, я ведь не знала… ты же ничего не рассказываешь. Кто он?
«Может, и вправду пора открыть маме свои двери, чтобы она не билась о стену, а то каждый раз мой душевный ремонт обходится все дороже», – проносится в мыслях, но вслух я говорю:
– Просто друг. Не против, или у тебя был какой-то другой запланирован кандидат?