укивает пальцами по стенке своего бокала. Ему приятно слышать мои слова.
– Это я пытаюсь объяснить, почему написала то письмо тебе, а не кому-то еще. Мне показалось, что если кто-то и сможет раскрутить это дело, то только журналист с военной подготовкой и определенным опытом в расследованиях.
– То есть мою биографию ты тоже почитала, а про себя говоришь только имя. Несправедливо, но я принимаю твои правила, – неожиданно говорит он, снова предлагая выпить.
Глава 19
Я медленно открываю глаза. Окружающая меня реальность затянута какой-то белой дымкой, сквозь которую пробиваются странные, незнакомые мне предметы: напольная лампа с клетчатым красно-зеленым абажуром, плотные зеленые портьеры с бордовыми подвязками и черной бахромой.
Закрываю глаза, тяжело сглатывая. В горле першит от сухости. Подношу руку ко рту и, сделав из нее ракушку, выдыхаю воздух, в нос тут же бьет противная вонь.
Из вчерашнего вечера помню только, как выпивала в баре с Кристофером Сайрусом. Предполагалось, что я ограничусь двумя бокалами виски, но точно помню, как официант очень быстро принес нам целую бутылку.
С губ слетает жалобный стон, прикладываю ладонь к лицу, словно это волшебный компресс, который сможет унять мою головную боль, не оставляя попытки собрать осколки памяти воедино.
Он признался, что знал про то, что в 1985 году в одной из больниц Нового Орлеана в результате переливания крови 40 детей было инфицировано… после чего почему-то он обозвал меня незрелой неумехой… горе-информатором… Он провоцировал меня, пытаясь вывести из себя, желая заставить меня выложить перед ним все, что я знаю… Хорошая тактика, я почти купилась…
Открываю глаза и понимаю, что лежу на каком-то бордовом покрывале. Напольная лампа, портьеры, покрывало… все это чужое. Пытаюсь приподняться на локтях, но комната тревожно вращается, и удушливая тошнота начинает медленно карабкаться в горле.
Глубокий вдох – выдох. Снова закрываю глаза.
Второй бокал виски развязал мне язык. Я рассказала Кристоферу об убийце, о том, каким я его себе представляю. А когда к нашему столику подошла «Квадратное лицо», он сказал, чтобы они его не ждали. К нам вернулся официант и поставил на стол бутылку виски.
От этого воспоминания становится тошно. Я резко вскакиваю и, стараясь не смотреть по сторонам, бегу к первой попавшейся двери. Падаю на пол перед унитазом как раз в тот момент, когда из меня, словно обжигающая лава, извергается вонючая пенистая жидкость.
Сплевывая остатки, я с трудом поднимаюсь. В теле все еще чувствуется противная слабость, но вот голова стала заметно светлее и трезвее…
Напряженно смотрю по сторонам, но, сколько ни старайся, я убеждена, что вижу эту ванную комнату впервые. Белый кафель с мелкой серой мраморной крошкой, душевая за матовой стеклянной дверцей, белые полотенца, аккуратно сложенные в нише, туалетные принадлежности, разложенные на полочке зеркала. Все выглядит так, словно я провела эту ночь в отеле.
В отеле?!
Пытаюсь вспомнить, что произошло после того, как мы продолжили вечер с бутылкой виски, когда из комнаты доносится какой-то странный звук, похожий на пронзительный крик обезьяны.
Обезьяны?!
Быстро окидываю себя взглядом, и, убедившись, что на мне та же одежда, что и вчера, смотрю по сторонам в поисках предмета, который смогу использовать в качестве самообороны. Но здесь ничего нет. Только полотенца, зубные щетки и одноразовая бритва.
Из комнаты снова доносится этот дикий рев, и я, не мешкая, хватаю бритву и тут же вскрываю упаковку. Зажав ее в руке так, будто это нож, я аккуратно открываю дверь и выглядываю в тонкую щелку. Комната выглядит в точности так, как я ее запомнила, но только теперь в ней почему-то находится Кристофер Сайрус. Приглаживая свои растрепавшиеся волосы ладонями, он широко зевает, издавая тот самый странный рев, который я почему-то приняла за обезьяний крик.
«Мы так напились, что я пошла ночевать с ним в отель? Нет. Я не могла! – проносится в мыслях, и я оборачиваюсь назад, снова окидывая взглядом ванну, где скрываюсь. – Или могла?»
Открываю дверь шире, продолжая крепко сжимать ручку, на тот случай, если он попробует на меня напасть. В голове все еще крутится мысль, что по собственной воле я бы с ним в отель точно не пошла.
– О, проснулась, – ухмыляясь, приветствует меня Кристофер, резко оборачиваясь. Он одет в тот же брючный костюм и в ту же синюю клетчатую рубашку, что и вчера.
– Что ты здесь делаешь?
– То же, что и ты. Пытаюсь привести себя в порядок, хотя надо что-то купить из одежды, тут такая жара.
– Что значит тут такая жара?
Совершенно забыв о страхе, подхожу к окну, раздвигаю штору.
Кристофер не солгал, из окна в ярких солнечных лучах я вижу зеленые пальмы.
– Где это мы?
– В Новом Орлеане, конечно. А я говорил, ты совсем не умеешь пить…
– Новый Орлеан, – эхом повторяю я, и в памяти всплывает момент, как я проверяю наличие билетов на ближайший рейс «Нью-Йорк – Новый Орлеан».
– Ну что, займемся делом или так и проторчим в номере весь день?
Я резко оборачиваюсь, и голова тут же напоминает о себе, комната тревожно вращается перед глазами. Хватаюсь за ближайший стул, сохраняя хрупкое равновесие.
Вдох-выдох. В ушах гул от вороха мыслей и вопросов, которые я задаю сама себе.
Что случилось в баре? Почему я решила приехать сюда с ним? Какого черта мне понадобилось в Новом Орлеане?
На глаза попадается большая смятая кровать, и громче всех в голове теперь звучит только один вопрос: «Что было ночью?»
– Нет, даже не думай. Я, как истинный джентльмен, спал на диване, – вероятно, заметив мою растерянность, Кристофер приходит мне на помощь, после чего, подняв руки вверх, продолжает: – На мой счет можешь быть спокойна. И не надо угрожать мне этим смертоносном оружием.
Растерянно смотрю на руку, в которой все еще сжимаю синюю пластиковую бритву, в горле ощущается горечь рвотных масс.
Мы договорились с Кристофером встретиться в баре «Дринкери» через час, который он решил потратить на шопинг, а я на то, чтобы обзавестись собственным номером и наконец принять освежающий душ, не переживая о том, что за стенкой может находиться кто-то посторонний.
Однако стоит мне только выйти на улицу, и я понимаю, как наивна была в своих желаниях. Закатываю рукава черной рубашки до локтей, расстегиваю дополнительную пуговицу на груди. Дышать становится легче.
Я была здесь ровно месяц назад, а потому не могу сказать, что сильно соскучилась по городу или по местной атмосфере вечного праздника. В прошлый раз, по традиции, витрины магазинов и окна домов были украшены тыквами, разноцветной листвой, ростовыми скелетами и прочими атрибутами Хэллоуина.
Сегодня же город неистово готовится к встрече Рождества, а потому почти из каждой витрины на меня смотрят эльфы с заискивающими улыбками, пузатые Санты, готовые в любой момент разразиться своим фирменным «Хо-хо-хо». И хотя я плохо себе представлю этот праздник без снега и нарядной елки, видимо, это дело привычки и… консерватизма. Не скрывая своего недоумения, прохожу мимо одинокой пальмы, украшенной гирляндами и красными шарами.
Дичь, не иначе.
Я собираюсь переходить дорогу, чтобы войти в бар, когда его двери распахиваются, и из него выходит высокий широкоплечий мужчина в пестрой красно-зеленой рубашке с коротким рукавом, длинных шортах цвета хаки с большими накладными карманами и кожаных сандалиях. Соломенная шляпа с широкими полями и солнцезащитные очки сделали его практически неузнаваемым, поэтому мне сложно понять, что именно выдало его.
– Здесь ловить нечего, – деловито заявляет он, подхватывая меня под локоть, ловко меняя траекторию моего движения.
Я резво уворачиваюсь, вырываясь из его рук.
– Но я хотела позавтракать.
– До вечера там полный тухляк, придется попытать удачу в другом месте, – самодовольно улыбаясь, парирует Кристофер, указывая мне путь.
По многообещающей фразе «в другом месте» я решила, будто мы идем в какое-то кафе, однако, вопреки моим ожиданиям, едва достигнув первого перекрестка, Кристофер останавливается. Оглядывается по сторонам, смотрит вверх, точно пытается разглядеть кого-то в окнах домов. Он буквально мечется из стороны в сторону, после чего неожиданно падает на землю так, что его жилистые ноги, до колен покрытые густыми темными волосами, оказываются на проезжей части.
Теперь настает мой черед метаться, оглядываясь по сторонам, чтобы он не стал жертвой случайного наезда автомобиля.
– Ты чего творишь? Это же дорога!
– Она самая! – радостно отзывается Кристофер, меняя позу. Теперь он уже не лежит на тротуаре, а сидит, при этом ноги его не выходят на проезжую часть. – Так нормально?
– Нормально для чего? – возмущаюсь я, вскидывая голову.
И тут я все понимаю. До этой минуты я будто замечала только его длинные ноги, но теперь я вижу всю картину целиком. Он сидит на тротуаре, руки и ноги раскиданы в разные стороны, а голова безвольно лежит на груди. В таком положении его удерживает только мусорный бак, что стоит за спиной.
Поднимаю голову и читаю название улиц: Бурбон и Биенвиль.
Я могла бы догадаться…
К тому моменту, как я успеваю справиться с эмоциями, Кристофер уже поднимается на ноги и отряхивает свои шорты. Почесывая затылок, он окидывает взглядом окна домов, после чего, пошатываясь на полусогнутых ногах, начинает вставать на пути прохожих, настойчиво заглядывая им в глаза.
Отлично понимаю, что он делает, и, не будь у меня сомнений на его счет, я, безусловно, отметила бы и его прирожденный актерский талант, и харизму, а также врожденные качества, присущие любому опытному криминалисту. Но в эту самую минуту я думаю только о том, что не каждый способен приручить свое чудовище, не каждый может видеть свет, так и оставаясь навсегда на стороне тьмы…
– …Он не случайно выбрал это место, – долетает до меня возбужденный голос Кристофера. – За счет широких балконов это место не просматривается со второго этажа, первый отдан под магазины…