Мы, разумеется, стоим в длинной очереди, выстроившейся поздравить Джесс. Мы – это мама, папа, Винсент, Лия, я и Кевин. Да, в тот день, когда я сказала маме, что моим спутником в театр будет друг-полицейский, это было не что иное, как ложь. Вопреки маминым ожиданиям и надеждам я планировала прийти на премьеру в одиночестве, и только последние события заставили меня передумать.
Мы приехали вместе и почти всю дорогу разговаривали о мюзикле, о Джесс, ну и, разумеется, о моей семье, ведь Кевину предстояло познакомиться с ними лично.
Я попыталась напомнить, что это не знакомство с родителями (в том смысле, которое он пытается ему придать), и не нужно стараться им понравиться. Он только улыбался и молча кивал. Однако едва мы вошли в театр, он как-то сразу изменился в лице, стал заметно напряженным и немного растерянным, но главное – пропала легкость, с которой мы общались в машине. Я объяснила это тем, что в фойе стоял гул голосов, от которых звенело в ушах, а от пестроты и вычурности вечерних нарядов рябило в глазах. Мы с Кевином были чуть ли не единственными, кто оделся на премьеру более чем скромно: он – в синий клетчатый костюм, а я – в черный брючный костюм, оставшийся в моем гардеробе еще со времен частной практики на Манхэттене. Сдав верхнюю одежду в гардероб, мы начали пробираться сквозь толпу в поисках членов моей семьи.
В тот момент, когда мы подошли к ним, мама что-то бурно рассказывала Лии и Винсенту, но, едва заметив нас, все тут же замолчали. Это было так явно и наигранно, что я даже смутилась. Я почувствовала, как напряглись мышцы Кевина под плотной тканью пиджака, когда он протянул руку для приветствия и знакомства с моим отцом и братом. Таким, одновременно смущенным и взволнованным, я его никогда прежде не видела. Но то, что произошло после, и вовсе стало для меня большой неожиданностью. Букет цветов, который он все это время держал в руке и который, как мне думалось, предназначался Джесс, внезапно оказался в руках моей мамы. В ту минуту мне хотелось только одного: отмотать пленку назад и никогда не приглашать его в театр. Однако, не обладая такой возможностью, я только стояла и глупо улыбалась, стараясь не замечать выразительного взгляда мамы.
Благо прозвенел спасительный второй звонок, и мы неожиданно оказались в стремительном потоке людей, двигающемся в сторону зала. Джесс выбила нам места в третьем ряду партера, почти у самого центра. Мама, разумеется, хотела сидеть рядом с Кевином, но Винсент ее опередил и тем самым заслужил мой благодарный поцелуй в щеку, когда я проходила мимо него, занимая свое место.
В тот момент, когда в зале потух свет и зазвучала бойкая ритмичная музыка, под которую на сцену вышли артисты в образах уличных бандитов, я с облегчением выдохнула. Напряженная сцена неуклюжего знакомства осталась позади, впереди же нас ожидало только небывалое удовольствие от мюзикла. На деле же вышло иначе…
Уже через десять минут мне стало совершенно очевидно, что Кевина театралом точно не назовешь. Большую часть представления он скучающе смотрел по сторонам, неловко прятал зевок в кулак, хотел аплодировать в неподходящий момент, но главное, он пытался общаться со мной.
И вот теперь, когда мы стоим в медленно двигающейся очереди, чтобы лично поздравить Джесс с ошеломительным успехом, Кевин напряженно смотрит по сторонам, точно пытается разглядеть кого-то в толпе. Приглашать его сюда было большой ошибкой, и я это всегда знала.
– Прости, что испортила тебе вечер.
– Не говори глупости, мне правда понравилось. Просто все эти песни и пляски – немного не мое.
– Это называется мюзикл, – подтруниваю над ним я, сочувственно кивая. – Я это заметила.
– Но в следующий раз я подготовлюсь. Ты только предупреди заранее!
– И что ты сделаешь?
– Куплю билеты на бейсбол, – хитро улыбаясь, сообщает мне Кевин.
– Да, там уснуть у тебя точно не получится.
– Черт.
– Ну, я вовремя пихнула тебя локтем, иначе ты бы точно испортил своим храпом изумительную песню Тони и Марии.
Кевин виновато закрывает лицо рукой:
– Надеюсь, твоя подруга этого не видела.
– Сейчас узнаем, – говорю я, вытягивая шею, чтобы посмотреть, почему наша очередь почти не движется.
Джесс совсем не видно, только огромный букет красных роз говорит о том, что она все еще там, за спиной высокого широкоплечего мужчины с заметной сединой на висках. Мне не видно его лица, но то, как он наклонил голову, кажется смутно знакомым.
– Слушай, а давай я пока схожу и получу в гардеробе нашу одежду, – неожиданно предлагает Кевин, отвлекая меня от незнакомца.
Рассеяно киваю, даже не пытаясь вникнуть в суть его слов. Странное предчувствие сдавливает грудь. Я снова вытягиваю шею, чтобы попытаться разглядеть мужчину рядом с Джесс, но его там уже нет. Наша очередь начинает активно двигаться, и мама хватает меня за руку, чтобы я не отставала. Кручу головой по сторонам.
Он точно где-то здесь. Он? Но кто он?
– Это было восхитительно, Джесси, ты настоящая звезда! – слышу я мамин голос и нехотя прерываю свои поиски, чтобы встретиться взглядом с подругой.
Джесс светится от счастья, а я нахожусь в таких растрепанных чувствах, что даже не знаю, что сказать. Крепко обнимаю ее, стараясь заполнить неловкое молчание и хоть немного привести мысли в порядок.
– Джесс, это было фантастически! Я готова слушать и смотреть на тебя каждый день! Я просто в восторге, – запоздало нахваливаю подругу, стараясь концентрировать свое внимание только на ее ярко накрашенных глазах, а не на огромном букете красных роз с именем Хармон на карточке.
Это не может быть совпадением.
– Мне правда понравилось, – говорит Кевин, когда мы сидим в машине возле моего дома. – У тебя замечательные родители.
– Ну хоть что-то в этом вечере было замечательным, – устало улыбнувшись, отвечаю я, уставившись в ветровое окно, по которому неистово барабанит дождь.
– Мюзикл мне тоже понравился, просто они… ну, что ли, много пели… и все эти танцы… ну, это немного не мое…
– Это твой первый мюзикл?
– О нет! Только не говори, что у вас семейный абонемент на сезон! – ужасается Кевин и, не дождавшись моего ответа, продолжает: – В следующий раз выбор за мной!
– Ах да, «Янкиз».
– Не обязательно, выбирай вид спорта.
– Я люблю большой теннис. Открытый чемпионат Австралии, как тебе?
– А открытый чемпионат США не подходит?
– Он будет только в августе 2020, но я согласна подождать, – самодовольно улыбаясь, говорю я.
– Ну уж нет. Тогда мы идем в кино, на классный мультик «Холодное сердце» – два.
Кевин обожает мультфильмы, и благодаря этой его немужественной слабости ко мне и приклеилось имя «Мерида», которым он зовет меня вот уже пять лет.
– С удовольствием схожу. Правда, кажется, я не видела первой части.
– Серьезно? Это нужно срочно исправлять, – Кевин глушит мотор, выглядывая в окно. – Пойдем смотреть!
– У меня дома? – вскинув брови, спрашиваю я очевидное. – Ну уж нет. Не сегодня.
– Завтра?
– Я сама посмотрю первую часть. Не хочу, чтобы ты снова портил мне просмотр своими комментариями.
Он опускает глаза, поджимает губы и виновато качает головой. В такие минуты он становится таким милым и трогательным. Я невольно улыбаюсь, чувствуя приятное согревающее тепло внутри.
– Мне понравилось быть твоим парнем, хотя бы на один вечер.
– Ты не был моим парнем, ты – мой друг.
– Это пока, ты же помнишь свое обещание.
– Я не отказываюсь от своих слов, но и ты не пытайся на меня давить.
Самое время попрощаться и пойти домой. Неловкое молчание нарушает трель моего телефона. Я почти уверена, что это мама звонит, чтобы поделиться со мной своими мыслями относительно Кевина, а потому я открываю сумочку, чтобы под предлогом неотложного разговора выскользнуть из машины, минуя грядущую тягостную беседу с Кевином. Но на экране крупными буквами высвечивается имя Кристофер Сайрус. Я нажимаю отбой, мучительно поджимая губы. В салоне автомобиля становится тихо и зябко.
– Так значит, ты его не знаешь, да? – не выдержав, спрашивает Кевин, и голос его звенит у меня в ушах. – Значит, ты не действуешь у меня за спиной, да?
Я заставляю себя посмотреть ему в глаза, ожидая увидеть злость, агрессию, но вместо этого вижу только пустоту и разочарование. Он похож на меня в тот момент, когда я поняла, что жизнь больше не будет прежней, что Джен, которой я была, умерла…
– Кев, я могу объяснить, – бормочу я, виновато кусая губы. – Ты не так все понял…
– А как еще это можно понять? Я, по-твоему, совсем идиот?
– Нет, ты мой друг.
– Да, слышал. Столько раз, что уже и не вспомнить… Что еще скажешь? Он тоже твой друг? Такой же дурак, которого ты используешь в своих целях?
– Кев, не говори того, о чем потом пожалеешь… Не надо меня обижать…
– Обижать… с каких это пор правда стала для тебя обидной? Ты же у нас такая правдолюбка! Чего вдруг?
Тяжело вздыхаю, Кевин сейчас в таком состоянии, что любое мое слово сделает только хуже. Лучше просто молчать.
– Давай поговорим об этом в другой раз, – говорю я и, дернув за ручку, выскакиваю под моросящий дождь и почти тут же слышу хлопок закрывающейся двери за спиной.
Кевин догоняет меня на ступеньках и крепко хватает за правое плечо. Я оборачиваюсь, приставляя ладонь козырьком к лицу, чтобы защититься от дождя. Кевин же смотрит на меня широко открытыми глазами, точно не замечает ничего вокруг.
– Кев, давай поговорим в другой раз, не сегодня, не сейчас…
– Почему ты это сделала? Я отказался слушать твои доводы, и ты тут же нашла другого, готового воплощать твои идеи в жизнь? Кто я для тебя?
Кевин поднимается на ступеньку, возвышаясь надо мной. Меня знобит, от дождя, от боли в плече, а может, из-за противного возбуждения, которое пробуждается во мне каждый раз, когда он смотрит на меня так. Его черные глаза горят огнем, смесь ярости, злости и бесконечной нежности, скрывающейся в их тени. Я вижу, как у него подрагивают желваки от напряжения, слышу его частое дыхание. Конвульсивно сглатываю, замерев в каком-то нетерпеливом ожидании. Но Кевин бездействует, и я разрываю наш зрительный контакт.