– Мерида, ты чего так завелась? – спрашивает Кевин с широко раскрытыми глазами, полными неподдельного удивления. – Я с тобой полностью согласен. Мы живем в варварском обществе.
– Ты сейчас смеешься?
– Нет, но помочь тебе добиться отмены закона я не могу, – выдыхает он, наконец объезжая грузовик и почти сразу же, следуя указаниям навигатора, съезжает с главной дороги на Уиндермир-авеню. – А вот помочь с доктором постараюсь. Мы на месте!
Кевин останавливает машину, и я с интересом смотрю на жилые дома по обе стороны дороги. Справа от меня стоит длинный кондоминиум, главная особенность которого заключается в том, что он не представляет собой что-то единое по цвету и стилю, а скорее является воплощением того, как если бы кто-то собрал вместе несколько похожих домов и склеил их между собой: одна секция выкрашена в красный, другая – в серый, а третья – и вовсе отделана кирпичом. По левую же сторону стоят привычные глазу одноэтажные домики, с более или менее ухоженными территориями, укрытыми пушистым снежным ковром.
– Нам в этот дом, – говорит Кевин, и я рада узнать, что доктор Дэвис проживает в самом необычном кондо, который мне когда-либо доводилось видеть.
Зябко кутаясь в свою куртку, я плетусь за Кевином к секции, выкрашенной в серый цвет, зажатой между синей и красной. Перед домом стоит старый темно-вишневый пикап незнакомой мне марки.
Когда я подхожу к двери, Кевин уже успел сообщить о нашем появлении, я слышу два поворота ключа, и дверь тут же со скрипом откатывается назад. На фотографиях, которые мне удалось найти в интернете, ему было не больше тридцати пяти лет, он был молод, подтянут и глаза его горели огнем новых открытий, однако у меня нет и грамма сомнений, что этот высокий и немного сутулый мужчина с круглой лысой головой и рваной щетиной серебристого оттенка, что сейчас стоит перед нами в домашних вытянутых трико и темной застиранной кофте, и есть шестидесятитрехлетний Уинтер Дэвис.
Он смотрит на Кевина, после чего переводит взгляд на меня и снова на Кевина.
– Вы мои новые соседи? – басит мужчина, кивая в сторону синей секции и, не дожидаясь ответа, продолжает: – Не шумите, не выгуливайте своих псов и детей на моем газоне, и будем жить мирно.
– Мы из полиции, – чеканит Кевин, тыча мужчине в лицо своим удостоверением.
Он снова по очереди смотрит на нас, слегка прищурив глаза и раздув ноздри. Наконец, выбрав себе в собеседники Кевина, спрашивает:
– Вы наконец решили поверить мне. Вы нашли остальных женщин?
От этого простого вопроса у меня перехватывает дыхание. Я смотрю на мужчину, но неожиданно вижу его совсем другими глазами. В нем порядка 6,5 футов роста, широкие плечи. И, несмотря на значительный возраст, в его руках чувствуется сила.
Он сжимает сухими пальцами дверной косяк, нетерпеливо ожидая ответа на свой вопрос. Я слышу голос Кевина, но не могу разобрать слов.
Медленно поднимаю голову, заставляя себя снова посмотреть доктору в лицо, как раз в тот момент, когда он внезапно хлопает дверью.
Кевин толкает дверь вперед, я слышу звон падающих предметов и тяжелый отдаляющийся топот.
– Вернись в машину, – приказывает Кевин и, швырнув мне в руки ключи, тут же исчезает из вида.
Я продолжаю стоять на пороге, с опаской заглядывая внутрь: журнальный столик перевернут, на полу разлитое молоко и осколки разбитого стакана, сваленный на пол стеллаж с книгами. Издалека доносится звук захлопывающейся двери, и ветер тут же приносит мне слово «стой», сказанное голосом Кевина.
– Добрый вечер, здесь есть кто-то? – аккуратно спрашиваю я, продолжая крепко сжимать в ладони ключи от «мустанга».
Дом словно замер, и в наступившей тишине я слышу музыкальную заставку вечернего ток-шоу Синди.
– Простите, здесь есть кто-то? Я хочу просто поговорить, – повторяю я свою просьбу, осторожно ступая внутрь.
Глава 28
Я стою возле стены, а точнее, напротив карты США размером со стену. Почти все восточное побережье исколото разноцветными иголками, к которым привязаны нитки, соединяющие эту точку на карте с фотографией или именем на стене. Это все женские имена и фотографии, и многие из них перечеркнуты красным фломастером.
Мне уже доводилось видеть нечто подобное в рамках учебы. Во время лекций по прикладному анализу поведения профессор Лимерман демонстрировал подобные схемы, которые удавалось иногда обнаружить в ходе обысков жилищ серийных убийц, но в реальной жизни я сталкиваюсь с таким впервые.
Я уже посчитала количество имен и фотографии на стене, и цифра пятнадцать теперь пульсирует у меня в мозгу, точно короткие разряды тока, заставляющие мое сердце неистово стучать в груди.
Не знаю, как долго я бы еще стояла в таком оцепенении, невидящими глазами уставившись в одну точку перед собой, если бы кто-то не схватил меня за руку. От неожиданности и парализующего страха у меня перехватывает дыхание. Я вздрагиваю, с губ срывается странный звук, похожий на писк.
– Какого черта ты тут делаешь? – слышу я знакомый голос и, резко обернувшись, встречаюсь глазами с Кевином.
Погоня за убийцей изрядно его вымотала, он весь мокрый, на лбу ссадина.
– Ты упустил его, да?
– Давно не встречал такого резвого старика. Я уже дал ориентировку, – бурчит Кевин, словно не замечая своего помятого вида. – Я сказал тебе ждать в машине!
– Здесь никого нет, – вяло оправдываюсь я, после чего, оборачиваясь к карте, добавляю: – Посмотри, что я нашла.
Кевин встает рядом со мной. Я вижу, как бегают его глаза от иголочек к фотографиям и именам женщин. С каждым таким движением его взгляд становится острее и напряженнее.
Я вместе с ним продолжаю внимательно изучать каждую из них, хотя уже точно знаю, что здесь все шесть известных мне убитых женщин и еще девять вероятных участниц того же злополучного эксперимента.
Я делаю шаг назад, все еще не в силах оторвать взгляд от стены, когда неожиданно замечаю еще одну фотографию. На ней изображена молодая женщина с младенцем, эта фотография находится наверху и, в отличие от остальных, у нее нет соединительной иголки на карте.
Кто эта женщина? Может быть, он потерял свою жену и ребенка… или она от него ушла, и он сорвался…
– Рик, похоже, это он, – слышу я голос Кевина и замечаю, как он зажимает плечом телефон, делая какие-то пометки в своем блокноте. – Да, я уже доложил, но нужно подключать местных. Да, я здесь. Жду.
– Ты вызвал федералов? – когда он вешает трубку, я тихо спрашиваю, прекрасно зная ответ.
– Мерида, я не мог иначе. Особенно теперь, ты же сама видишь. Это он, наш убийца!
– Похоже на то, – рассеянно соглашаюсь я, осматриваясь.
Когда я только вошла в дом, я концентрировала свое внимание не столько на внутреннем убранстве дома, сколько на возможность наткнуться-то на кого-то еще.
Медленно осмотревшись внизу и убедившись, что там никого нет, я взяла с кухни нож на случай самообороны и только после этого начала свое восхождение на второй этаж. Я поочередно заглядывала в комнаты, остававшиеся для меня серыми и безликими, и убедившись, что там никого нет, продолжала свой путь дальше.
На втором этаже оказалось три спальни и два санузла. Многовато комнат для одного человека, но об этом я задумываюсь только сейчас, медленно выходя из спальни, которую доктор Дэвис отдал под планирование географии своих убийств.
– Куда ты собралась? – спрашивает меня Кевин, выглядывая в коридор. – Я должен тебя видеть.
– Я хочу просто осмотреться. Он все равно сюда не вернется, не сегодня, – отвечаю я и вхожу в комнату напротив.
Оставив дверь открытой, так, чтобы оставаться на виду для Кевина и при этом самой фоном слышать его бесконечные переговоры по телефону. Свет я включила еще несколько минут назад, когда впервые заглянула сюда, но тогда я не увидела и половины этого милого бело-голубого убранства. Аккуратно ступая по чистому кремовому ковролину, я подхожу к стене, украшенной рамками с фотографиями. На двух снимках изображен младенец с красным морщинистым личиком, но вот в остальных рамках, а их очень много, фотографии детей самых разных возрастов, с похожими чертами лица, но при этом какими-то ненастоящими эмоциями. Такие фотографии обычно используют как заставку для продажи фоторамки.
Отложив нож на крышку комода, я осторожно снимаю одну из них и, отщелкнув заднюю стенку, заглядываю внутрь.
Так и есть, это не фотографии его сына, это просто картинки чужого счастливого ребенка…
Игрушки, что стоят на полках шкафа, по-прежнему упакованы в коробки и рассчитаны на возраст от нуля до пятнадцати лет.
От этой картины у меня к горлу подкатывается ком. Еще недавно антресоли в моей квартире были такой же молчаливой инсталляцией моей бесконечной любви к единственным племянникам. Я покупала им подарки на каждый праздник, но, не имея возможности подарить, просто складывала в шкаф, сама не понимая, для чего.
Может быть, и он делает это неосознанно? Может быть, это его попытка попросить прощения у сына?
Я подхожу к кроватке, она заправлена мягким пушистым пледом с голубым мишкой. Провожу рукой по шелковистым ворсинкам, ощущая приятный аромат свежести. Наклоняюсь ближе и вдыхаю запах стирального порошка.
Здесь никто не живет, никто не спит в этой кровати, но при этом он регулярно стирает постельное белье, точно ждет… надеется, что все может измениться…
– Мерида, ты где? – кричит Кевин и тут же врывается в комнату. – Это что такое? У него есть ребенок?
– Думаю, уже нет, – отвечаю я, делая шаг в сторону выхода.
С появлением Кевина все в комнате как-то изменилось, точно, ворвавшись сюда, он уничтожил тот нежный мир, который так оберегал владелец дома.
– Поймали. Местные сейчас его везут в участок.
Коротко киваю, но продолжаю молчать. В отличие от Кевина, я не испытываю чувства торжества или какой-то победы. И это странно.
– Но вот федералы и этот твой Рори Блэкман будут здесь в течении получаса. Я не смогу отвезти тебя домой, поэтому надо подумать, что мы будем говорить. Если хочешь, мож