– То есть ты об этом случайно узнал, а что значит эта твоя карта? – продолжает давить на Дэвиса Кевин.
«… Этот твой Рори очень странный тип. Такое чувство, будто он никому не доверяет, даже своим», – вспоминаю я слова Кевина, а перед глазами снова вижу его странную пробковую доску.
Никогда бы не подумала, что человек такого масштаба, как Блэкман, будет работать так…
– На доске в вашем кабинете висят фотографии двух подозреваемых, – говорю я, окончательно теряя интерес к допросу и полностью переключая свое внимание на Блэкмана. – Портрет Ривера, а теперь и Уинтера Дэвиса, вот только это просто ширма. Вы никогда не допускали и мысли, что это мог быть кто-то из них, верно?
Блэкман с безразличием смотрит мне в лицо и в гнетущей тишине я слышу голос доктора Дэвиса: – … все они собирались сделать аборт, и только денежное вознаграждение которое я пообещал, заставило их передумать… то есть я не чудовище, я не разрушал ничьи мечты… они изначально не хотели этих детей…
Час спустя я продолжаю мысленно прокручивать в голове все, что услышала в допросной, но главное – то, на что так и не получила ответа.
Я не успела как следует подготовиться и все обдумать, прежде чем набрасываться на Блэкмана с вопросами. Теперь я понимаю, как опрометчиво это было с моей стороны. Меня словно ударило током, я не могла ждать… мне нужно было услышать его ответ… но он промолчал. Одарив меня презрительным холодным взглядом, Блэкман просто вышел за дверь, оставив меня со звенящей тишиной…
– … Он точно расколется, – продолжает рассуждать о своем допросе Кевин, кажется, совсем не замечая моего затянувшегося молчания.
Он начал этот разговор, едва мы заехали в туннель Бэттери[11], и вот уже семь минут до меня долетают какие-то обрывки его суждений.
– У него нет алиби на момент смерти Саммерс…
Кевин продолжает свою мысль, а я снова проваливаюсь в каморку, скрытую за фальшзеркалом. За секунду до того, как Блэкман развернется и молча выйдет за дверь. Вновь ощущаю на себе его испепеляющий взгляд, полный презрения и разочарования. Мне с самого начала не нравилась эта затея с допросом, и только сейчас я понимаю, почему. Явившись в участок в образе медиума, я устроила целое представление, и Рори Блэкман решил ответить мне той же монетой.
Этот допрос – его пощечина мне и Кевину за наше самоуправство, за нашу самонадеянность и наглость… Я должна была это предвидеть…
– … Два дня, и у нас будет его признание, а я, возможно, получу обещанное повышение…
– Это не он, – выдыхаю я, но голос мой звучит так тихо и неуверенно, что мне приходится прочистить горло, чтобы звучать тверже и громче. – Это не он!
– В смысле? Что значит – это не он? – Кевин старается сохранять спокойствие, но я вижу, как он сводит брови и крепче сжимает руль.
– Это не Дэвис…
– С чего это вдруг? Мы оба были у него в доме. Ты сама видела эту жуткую карту, фотографии девушек. Конечно, это он! Это он!
Я откидываю голову на спинку кресла и закрываю глаза. Признавать ошибки непросто. Во всяком случае, мне это всегда давалось с мукой и даже какой-то физической болью. Но еще тяжелее понимать, что ты проиграл, и шанса отыграться у тебя уже не будет. Никогда.
– Ты видел его мизинец? Это может быть клинодактилия[12] или же просто какая-то травма…
– Какое мне дело до его мизинца? – вспыхивает Кевин, но через паузу, вероятно, осознав смысл услышанного, добавляет: – Может быть, он его во время погони повредил, или еще где?
В его голосе я больше не чувствую былой уверенности. Теперь он сомневается точно также, как и я, когда только увидела это неопровержимое доказательство невиновности доктора Дэвиса.
– Но это еще не все плохие новости, – говорю я, открывая глаза от резкой вспышки света. Мы только что выехали из туннеля и тут же встали в длинную тягучую пробку. – Думаю, ты был прав, Блэкман действительно ведет двойную игру…
– Что он тебе сказал?
– Ничего, в этом и все дело. Фотографии на его доске – пустышки, не думаю, чтобы он всерьез подозревал кого-то из них…
– И что? Снова все сначала?
– Не знаю. Мне нужно время. Нужно постараться посмотреть на картину под другим углом…
Глава 31
Вот уже несколько дней, как я все свободное время провожу перед своей доской, пытаясь понять, где именно допустила ошибку, и кто в действительности может стоять за этими убийствами.
Эти мысли настолько занимали меня весь день, что сегодня даже во сне я продолжала стоять у своей доски с фотографиями известных мне жертв, а также тех, чьи имена хотя бы раз оказывались под подозрением. А потому проснулась я ближе к обеду, и одного взгляда в зеркало оказалось достаточным, чтобы понять: выгляжу еще более уставшей и изможденной, чем вчера. Выковыряв остатки сна из уголков глаз и зачесав назад взлохмаченные пряди волос, я широко зеваю, шаркая на кухню. Только свежезаваренный кофе сможет примирить меня с этим ярким палящим солнцем. И пока кофеварка шипит, наполняя чашку живительной дозой кофеина, я прислоняюсь лбом к прохладному окну и закрываю глаза.
– Где ты только находишь этих потаскух? – слышу возмущенный вопль соседки сверху и мысленно продолжаю: «Кому еще могло быть известно об этом исследовании? Почему он решил избавиться от свидетелей только сейчас, тридцать пять лет спустя?»
Кофеварка издает протяжный писк – кофе готов. Я открываю глаза и, взяв чашку, жадно вдыхаю аромат, и только после этого делаю аккуратный глоток.
– Я явно что-то упускаю, – говорю я сама себе, усаживаясь на диван.
Передо мной лежат листы бумаги, многие из которых я уже успела исчеркать еще вчера. В основном это схемы, отчаянная попытка понять, почему ему так важно свалить вину на другого человека и что еще может означать акт оскопления.
Ответов по-прежнему нет…
Смяв все исписанные листы в бумажный ком, я бросаю его на пол. И, сделав большой обжигающий глоток кофе, начинаю все сначала.
– Ты видел, на кого она похожа? – продолжает свою тираду соседка. – Сиськи и жопа всем на показ! И кто она после этого?
– И правда, кто она после этого? – повторяю я, только думаю уже о женщинах с увечьями. – Они все стали бесполыми…
Делаю еще один глоток кофе, ощущая на языке мелкие крупинки гущи.
– Может быть, есть между ними еще какая-то связь?
Стучу карандашом по поверхности листа, оставляя на нем маленькие черные точки. Ответ на вопрос витает в воздухе, но стоит мне протянуть руку в попытке поймать его, как он просачивается сквозь пальцы. Ускользает от меня точно так же, как и последние часы 2019 года…
Главной точкой притяжения в новогоднюю ночь на Манхеттене вот уже много лет подряд становится Таймс-сквер, где проходит известная церемония падения хрустального шара. В прошлом году я хотела стать частью этого праздника, но хорошие места, вероятно, начали разбирать еще с утра, а потому к одиннадцати вечера, когда я как раз добралась до места действия, площадь представляла собой какую-то бурлящую клоаку возбужденных и немного обезумевших от мороза и затянувшегося ожидания людей.
Увы, но какой бы прекрасной и зрелищной ни была эта церемония, она явно не стоила того, чтобы добровольно участвовать в этой давке, а потому уже пятнадцать минут спустя я сидела в одном из ближайших баров с бокалом белого вина в руке, где на большом экране собирались транслировать то самое падение шара…
Однако в этот раз я решила поступить иначе, а потому поехала сразу к Рождественской елке в Рокфеллер-центре. Ее установили почти месяц назад и пару раз, прогуливаясь с Джесс по Пятой авеню, я любовалась ею издалека, но сейчас, в ночное время суток, когда она искрится и сияет бесчисленным количеством огней, словно усыпанная звездной пылью, я испытываю какое-то небывалое волнение, точно маленькая девочка, зачарованно смотрю на эту красоту, готовая поверить в чудо.
Этот год был для меня полон сюрпризов. И прийти сюда сегодня было так же важно, как сесть со всей семьей за один стол на День благодарения.
Я опускаюсь на каменное ограждение, достаточно далеко, чтобы не толкаться в толпе, но при этом достаточно близко, чтобы любоваться елкой, слышать рождественские песни и полной грудью дышать морозным воздухом.
«Интересно, я смогу дозвониться Винсу и поздравить его с Новым годом?» – проносится в мыслях, когда я поглядываю на часы. Время без четверти двенадцать.
Родителей я уже поздравила с наступающим пару часов назад, после чего пожелала маме спокойной ночи, а она мне удачной прогулки к Рокфеллер-центру. Единственный человек, кому могу позвонить и быть услышанной, это Кевин, но я сильно сомневаюсь, что мне захочется воспользоваться этой возможностью. Новость о том, что я промахнулась с Дэвисом, сильно его огорчила и напрягла. Вероятно, в участке не все так гладко и хорошо, как он мне рассказывает. На ум невольно приходит верзила Мигель и его издевки в адрес Кевина.
«Удивительно, только я могу сидеть напротив рождественской елки за пять минут до Нового года и вместо чудес и волшебства думать о работе. Хорошо, хоть не пытаюсь снова ковыряться в профиле убийцы», – мысленно ругаю себя, открывая большую шоколадку, которую купила по дороге сюда.
Самое время приготовиться к встрече 2020.
– Вот ты где! А я уже боялся, что опоздаю! – нарушает мою праздничную трапезу знакомый мужской голос.
Я едва успела надкусить свою шоколадку, поэтому, продолжая удерживать ее руками у рта, медленно поднимаю голову, встречаясь взглядом с по-мальчишески задорно улыбающимся Ником.
– Это какая-то шутка? – спрашиваю я, тяжело проглатывая почти неразжеванный кусок шоколада.
– Почему-то каждый раз, когда мы с тобой встречаемся, ты пытаешься разглядеть в этом что-то неправильное и нехорошее. Судьба уже столкнула нас однажды, что, если она пытается сделать это вновь?