– А какая разница? Чего надо?
– Вы сказали, Кэти Велтс мертва, можно узнать подробности?
– Сдохла, окочурилась, сыграла в жмурки, сгнила… достаточно? Нет, я могу продолжить!
– Вы – Карла, я права? – делаю смелое предположение я, продолжая вглядываться в свою доску в поисках подсказки.
– Ого, вот это проницательность! Не срослось со старухой, решили взяться за дочь?
– От чего умерла Кэти? Ее убили? – не обращая внимания на непонятные заявления, продолжаю я ровным голосом.
– Ага, страховку выплатить хотите? Займитесь делом, дамочка, и другим не мешайте!
И снова в трубке тишина.
В голове мелькает мысль позвонить Кевину и попросить его о помощи, но я вовремя вспоминаю, как вчера, почти сразу после кино, ему позвонил Блэкман и приказным тоном потребовал отчитываться ему о проделанной работе, за каждый час.
Не нужно объяснять очевидного – Кевина посадили на цепь.
Мне очень хочется попробовать еще раз, но вместо этого я вбиваю в поисковую строку название дома по уходу за инвалидами «Амада», где, по словам мадам Моретт, получает лечение ее соседка Джози Гофман.
Клиник с таким названием три, но только одна из них находится в Нью-Джерси. Именно туда я звоню в первую очередь.
– Добрый день. Подскажите, пожалуйста, а как можно получить информацию о вашей пациентке, Джози Гофман?
– Кем приходитесь? – спрашивает меня женщина с низким голосом.
На заднем фоне я слышу, как стучат клавиши на ее клавиатуре, когда она, вероятно, вбивает в базу нужное мне имя.
– Я ее дочь, Шарлин, – без запинки выпаливаю я, осознавая, если они и предоставят какую-то информацию о здоровье пациента, то только его прямому родственнику. Насколько мне известно, у Джози только одна дочь.
– Простите, но такой пациентки у нас нет…
– Как нет? Но я…
– Джози Гофман, верно?
– Да.
– Боюсь, вы ошиблись.
– Но она лежит у вас. Проверьте, пожалуйста, еще раз.
– Девушка, пациентки с таким именем в базе нет и никогда не было. Кто должен был привезти сюда вашу мать? Может быть, она еще в приемном покое, позвоните после обеда…
– Спасибо, – рассеянно отвечаю я, вешая трубку.
Окрыленная своим легким успехом в этой клинике, я проверяю свою удачу в той, что находится в Вирджинии, однако, парень, ответивший на мой звонок, наотрез отказался предоставлять какую-либо информацию о своих пациентах без личного присутствия.
Не улыбнулась мне удача и в третий раз – пациентки с фамилией Гофман там тоже нет и никогда не было.
Джози Гофман может быть жива, а может, и нет…
По дороге сюда я несколько раз боролась с желанием позвонить Кевину и рассказать о своих планах. Но каждый раз, когда мой палец висел над кнопкой «позвонить», я говорила себе, что эта поездка не представляет для меня никакой угрозы. Я еду просто поговорить, и все. А еще я напоминала себе, что не могу снова рисковать его карьерой. Блэкман недвусмысленно дал понять, что следующего раза не будет: ни у меня, ни, тем более, у Кевина.
И вот час спустя такси высаживает меня на улице Брикстон, напротив двухэтажного дома из красного кирпича. Сжимая в руках коробочку с пирожным, которую я успела купить в пекарне напротив своего офиса, я делаю уверенный шаг вперед.
Меня уже давно заметили, и, полагаю, даже ждут. Войдя в дом, поворачиваю направо и наношу два коротких удара в дверь с золотой цифрой «два».
Поворот ключа – и на пороге стоит уже знакомая мне пожилая дама с красиво уложенными завитками волос и ярко-красной помадой на губах.
– Добрый день, мадам Моретт. Вы меня, наверное, не помните?
– Черта с два. Вы приходили с тем копом пару дней назад, дорогуша. Шарлин снова нет дома, так что можете зря не тратить свое время, хотя какой толк… вы же непробиваемые, – ворчит женщина, переходя на французский.
– Я вас отлично поняла еще в прошлый раз, поэтому сегодня я приехала к вам. Вот, даже привезла маленькое угощение к чаю, если, конечно, позволите.
– Это мне? – удивляется женщина. Секунда раздумий, и, взглянув на меня еще раз, видимо, чтобы убедиться в надежности своего зрения, она делает шаг назад, жестом приглашая меня войти. – Ну, проходите.
Глава 36
Часть дома, которую занимает старушка, представляет собой кухню, туалет и комнату, из которой на второй этаж ведет лестница.
Пообещав угостить меня вкусным цветочным чаем, она едва слышно возится на кухне, периодически звеня посудой, я же сижу в гостиной, которую женщина заставила так, что я не берусь сказать, каких размеров была бы эта комната, не находись в ней: диван, два кресла, кофейный столик, кресло-качалка, фортепиано, большой шкаф с расписной посудой и медными чашами, книжный шкаф с томами французских классиков и, разумеется, живые и искусственные цветы, которые буквально повсюду.
– Чуть не забыла, выключай свой телефон, часы и прочую электронику! – появляясь в комнате с подносом в руках, приказывает мне мадам Моретт. – И нечему тут удивляться, дорогуша! Ты думаешь, я дожила бы до этих лет, если бы пользовалась всеми этими вашими треклятыми гаджетами?
Пребывая в некоторой растерянности, лезу в карман куртки за телефоном. В мире полно странных людей, но с таким я сталкиваюсь впервые. Включаю авиа-режим, полагая, что этого будет достаточно, но слышу все тот же каркающий французский акцент:
– Выключай или уходи, я не шучу! И часы, я все вижу!
Отказаться от телефона оказалось гораздо проще, нежели вывести из строя часы, призванные стать моим шансом на спасение. Однако я чувствую на себе пристальный взгляд мадам Моретт и принимаю непростое решение. Я наблюдаю за тем, как они гаснут, и в душу закрадывается дурное предчувствие.
– Так чего вам надо? Чего ходите сюда уже второй раз? – спрашивает старушка, наконец разливая по двум перламутровым чашкам золотистого цвета чай и, глядя на меня исподлобья, продолжает: – Чего к Шарлин прицепились? Она хорошая, очень хорошая. Лучшая из тех, кого я знаю. А я много людей повидала. У нее такое сердце…
– Вы нас, наверное, неправильно поняли, – аккуратно начинаю я. – Дело в том, что мы расследуем дело одного ученного, который для своих незаконных научных исследований обманом привлекал молодых женщин. Есть основания полагать, что ваша бывшая соседка Джози Гофман была одной из них…
– Джози? – перебивает старушка, пододвигая ко мне блюдце с кусочком пирожного. – Она, конечно, всегда была отчаянной дурехой, но не до такой степени. Так что, дорогуша, прибереги эти сказки для кого-то другого! Мне семьдесят восемь лет, и я давно не дура! Чего ходите сюда?
– Хорошо, пусть будет по-вашему. За последние пять лет было совершено девять убийств. Недавно мы задержали одного человека, который утверждает, что убийца действует… по некой инструкции… – говорю я, тщательно подбирая слова. – То есть, у него есть список, кого именно он должен лишить жизни, и у нас есть основания полагать, что Джози Гофман одна из его целей.
Положив себе в чашку две ложки сахара, старушка принимается аккуратно размешивать его ложкой, не касаясь ни дна, ни тонких фарфоровых стенок. Убедившись, что чай готов, она изящно поднимает чашку над блюдцем и, манерно оттопырив мизинец, наконец делает маленький глоток. Похоже, для нее это не просто чашка чая, для нее это настоящая чайная церемония.
– Ну, в дом для престарелых, полагаю, проникнуть вашему убийце будет непросто. Шарлин и ту не всегда пускают. Так что за Джози можете не беспокоиться, но я ей все равно передам. А в чем дело? О каком ученом вы говорите?
– Ученого зовут доктор Уинтер Дэвис, он проводил гормональную терапию в 1984 году, когда она была беременна Шарлин…
– Хотите сказать, что Шарлин какая-то не такая? Она замечательная. Вы бы видели, как она ухаживала за матерью, когда той диагностировали такую страшную болезнь. Она бросила карьеру, а, между прочим, служила в армии, и у нее там были большие перспективы, но нет, она все бросила и приехала сюда!
– Такое не часто услышишь, – поддакиваю я, делая глоток, мгновенно ощущая противный привкус на языке, будто глотнула цветочные духи. С трудом сглатываю, стараясь никак не выдать своего отвращения к напитку.
Похоже, чай – это не мое.
– Это уж точно, – смерив меня подозрительным взглядом, отвечает мадам Моретт. – Она самоотверженно ухаживала за ней несколько месяцев. Почти из дома не выходила, но болезнь Джози быстро прогрессировала. Шарлин я, конечно, этого никогда не говорила, но думаю, виной всему эти чертовы врачи. Они ведь уверяли Джози, что все будет хорошо, что таблетки смогут блокировать болезнь, а на деле травили ее! Наша медицина – это все равно что участвовать в лотерее, везет не всем! Душегубы в белых халатах, вот кто они!
При других обстоятельствах я, возможно, была бы более внимательна к личной драме мадам Моретт и, вероятно, поинтересовалась бы у нее, как именно она пострадала от рук нашей медицины. Но я здесь не ради милой беседы за чашечкой чая.
– Да, грустная история. Как давно это случилось? Я имею в виду, как давно мисс Гофман была вынуждена отправить свою мать в специальную клинику?
– Лет пять или шесть тому назад…
– Вы говорили, что миссис Гофман лежит в «Амаде», верно? – Старушка кивает, и я продолжаю: – А где именно? Их, кажется, три, а может, даже больше.
– В Нью-Джерси, Шарлин же ее навещает. Не так часто, как хотелось бы, но все же. На Рождество ездила… я пирог ее любимый передавала…
Женщина продолжает делиться своими воспоминаниями, в то время как я с головой ухожу в свои собственные. В ушах звучит бесцветный голос девушки, с которой я говорила всего несколько часов назад: «Пациентки с таким именем в базе нет и никогда не было».
Что это, ошибка системы, или же Джози Гофман и есть та самая первая жертва? А как быть с Кэти Велтс? Кто из них та самая?
– Не знаю, что вы задумали, но Шарлин я в обиду не дам! Она мне все равно что дочь, которой у меня никогда не было, – гул в ушах перебивает каркающий голос мадам Моретт.