Смерив меня грозным взглядом, она выставляет на кофейный столик пустую чашку. А заметив мою, к которой я едва притронулась, начинает ворчать:
– О, чертовы янки, ни шиша вы не понимаете в традициях. Только и знаете, что сутками пить свой кофе. Никакой культуры.
Продолжая что-то бубнить себе под нос, она собирает чашки на поднос и тут же выходит из комнаты. Смущенно улыбаюсь, провожая ее взглядом, даже не думая отвечать.
Как сказала мадам Моретт, ей уже 78 лет, и свое мнение и взгляд на мир у нее давно сформирован.
Встаю с дивана и, взяв в руки куртку, собираюсь уходить, когда старушка возвращается.
– Шарлин очень добрая, она помогает тем, кто попал в трудную ситуацию. Если бы вы хоть раз были у нее дома, то поняли бы, что этот человек живет ради других. А насчет вашего убийцы – делали бы вы свою работу как надо, не было бы в стране таких ублюдков и не опасно было бы на улицу выходить!
– Ясно, большое спасибо за эту беседу. Думаю, вы правы, пойду трудиться на благо нашего общества, – говорю я, позволяя старушке проводить меня к выходу.
– Вот и славно, может быть, тогда вы скажете своим дружкам убраться с нашей улицы, – неожиданно заявляет мадам Моретт, глядя мне в глаза. – Ой, дорогуша, не надо так на меня смотреть, актриса из тебя никудышная. Я не дура, и все уже давно поняла. Вы тут засаду устроили, ждете, что ваш урод к нам явится, но это все зря. Лучше других наивных дурех спасайте, нечего на нашей улице торчать.
– Да, конечно. Так и сделаем, – рассеянно отвечаю я, переступая через порог.
Я слышу, как за мной захлопывается дверь и поворачиваются замки, но в ушах продолжают звучать последние слова старушки: «Скажите своим дружкам убраться с нашей улицы… засаду устроили…»
Она каждый день следит за улицей, за соседними домами, и сейчас я точно знаю, что она не отошла от дверного глазка, пристально наблюдая за мной. Ей всюду мерещатся враги, она недолюбливает копов, врачей и вообще американцев… но что, если она не ошибается?
Что, если за домом действительно следят?
Бросаю тревожный взгляд на дверь с номером один.
Может быть, ты та, кого мы ищем?
От этой мысли по коже бежит мороз, я достаю телефон и, нажав на кнопку, наблюдаю, как он оживает у меня в руках. От этого простого действия на душе становится спокойно.
Оказавшись на улице, я озираюсь по сторонам в поисках машины, которую мадам Моретт могла бы принять за слежку, но в сгущающихся сумерках я не вижу ни одной машины, которая смотрелась бы здесь инородно и подозрительно. Только автомобили жильцов, возвращающихся домой после рабочего дня, с включенными фарами проезжая мимо, спешат к семейному очагу.
Делаю глубокий вдох, сильнее кутаясь в куртку, после чего вхожу в мобильное приложение и вызываю себе такси.
Мне и самой давно пора домой…
Глава 37
Я отправила Кевину уже не меньше пяти сообщений с просьбой перезвонить мне, при этом не забыв упомянуть, что у меня все хорошо, я жива и здорова. Однако теперь, когда я читаю его сухое сообщение, состоящее всего из трех предложений: «Рад, что у тебя все хорошо. Перезвоню, как освобожусь. Очень занят», в голове мелькает шальная мысль сыграть на его слабости и притвориться «девушкой в беде».
– Что за чушь?! – бормочу я, мотая головой, точно пытаясь избавиться от этой безрассудной идеи.
Иду на кухню и наливаю себе бокал вина, по дороге неожиданно понимая, что расследование этой серии убийств уже плотно вошло не только в мой офис, но и поглотило мое личное пространство. На зеркале по-прежнему висят столбцы с биографиями жертв и их детей, распечатки материалов и научных статей по доктору Дэвису и его вдохновителю Роберту Гою разложены на журнальном столике, самые разные листы с заметками валяются на барной стойке… К чему не прикоснись, все в той или иной степени связано с этим делом.
Расчищаю место на барной стойке и ставлю на нее лаптоп. На экране появляется заставка форума «Не в одиночку» и, наблюдая за тем, как подгружаются новые ветки, я делаю большой глоток прохладного шардоне. Я не была здесь уже больше недели, а потому внимательно просматриваю новые сообщения, быстро выхватывая глазами суть каждого: бытовое насилие, драка с мужем, изнасиловали на вечеринке, на дискотеке, в парке… В каждом из них немного слов, но много боли и разочарования. Первая стадия принятия ада, в который тебе не повезло упасть…
Убедившись, что ни одна из историй не перекликается с моей собственной, я открываю почту в надежде увидеть сообщение от папы. Последний раз он писал мне три дня назад, но до сих пор ничего не ответил.
Пролистываю курсором сообщения, в основном это рекламные сообщения о распродажах и выгодных акциях из категории «возьми две ненужные вещи и получи третью в подарок». Я удаляю их, даже не открывая, пока на глаза не попадается письмо с темой: «Потерянные души». Отправителем указана Чарли Манн. Это сочетание выглядит знакомым, и перед глазами неожиданно всплывает образ крупной широкоплечей молодой женщины с огненно-рыжими волосами и сильно накрашенными глазами-блюдцами.
Навожу курсор на письмо и нажимаю «открыть».
«Приглашаем вас посетить первую персональную выставку Чарли Манн – «Начало новой жизни»… В восемнадцать лет она видела свое призвание в служении стране, однако, прослужив в армии США больше десяти лет, она решила начать все с чистого листа… и вот уже почти семь лет, как она нашла свое призвание в скульптуре… новые формы… неожиданные идеи… она лепит не предметы искусства… она творит историю… открытие выставки 7 января в галерее «Вдохновение».
Строчки плотно жмутся друг к другу. В глазах начинает рябить, в то время как в моих мыслях наступает неожиданная тишина и порядок…
Никогда не думала, что в Нью-Йорке еще можно найти место, где уличные фонари работали бы через один, а то и через два столба. Франклин-авеню, в районе Краун-Хайтс, как раз такая: темная, мрачная и почти безлюдная. Тусклые лампочки из окон жилых домов и яркие фары проезжающих автомобилей – чуть ли не единственные источники света, позволяющие не только ориентироваться в этом малознакомом месте, но и перестать чувствовать на себе пристальный и озлобленный взгляд кого-то, притаившегося в тени домов, – мурал реалистично оскалившегося тигра.
Идея приехать сюда была спонтанной и стремительной. Я едва успела высказать вслух свою смелую догадку, как в следующий миг уже садилась в такси, сообщая водителю адрес. Однако сейчас, стоя перед входной группой ярко-желтого цвета, за дверями которой я вижу людей, неспешно прогуливающихся по залу с бокалами шампанского в руках, я уже испытываю легкое волнение.
В кармане пальто вибрирует телефон, в душе появляется надежда увидеть на экране имя Кевин, но мне звонит Кристофер Сайрус. Кажется, это его уже седьмая попытка дозвониться до меня, палец зависает над кнопкой «отмена», но я чувствую, как кто-то напряженно наблюдает за мной сквозь стеклянные двери галереи. Взгляд медленно скользит от кожаных ботинок с массивной подошвой на плоском ходу по классическим брюкам с ровной вертикальной стрелкой, серебристому идеально пошитому пиджаку, поверх которого на плечи в экстравагантной манере наброшен зеленого цвета шарф, отлично маскирующий широкие плечи.
Я смотрю в лицо Чарли Манн, при рождении названной Шарлин Гофман.
– А ты настырный! – натягивая улыбку, отвечаю я на звонок, не двигаясь с места.
– А ты только с небес на землю вернулась? – неожиданно агрессивно отвечает он, но уже следующую фразу произносит в более привычных интонациях: – Инфицирование – это тупик. Я добыл список, наших жертв среди них нет.
Чарли Манн продолжает буравить меня взглядом, медленно делая глоток из своего бокала, когда к ней подходит одна из посетительниц выставки и у них завязывается вынужденная беседа.
– Жаль слышать, но ты хотя бы попытался…
– Нет, так не пойдет. Ты меня втянула в это дело, поэтому не можешь просто взять и выйти из игры. К тому же я в это не верю.
– Хорошо, что я не нуждаюсь в твоей вере, – отвечаю я, наблюдая, как Чарли кокетливо улыбается своей собеседнице. – Чего ты хочешь?
– Наводку… любую идею… хоть что-то, – отчаянно просит он.
Из галереи, кутаясь в пальто и куртку, выходит коренастый мужчина со своей спутницей. По их лицам сложно понять, какое впечатление на них произвела данная выставка, но если бы мне нужно было определить, опираясь только на язык жестов и мимику, я бы сказала, что увиденное их скорее озадачило и удивило, нежели восхитило.
Вглядываюсь в зал, ожидая снова встретиться взглядом с Чарли Манн, но она больше не стоит напротив входа. Возле огромной бесформенной глыбы, которую, если мне не изменяет память, она назвала «Причина всему», сейчас стоит молодой высокий худощавый мужчина, с интересом разглядывающий выставочный экспонат.
Ищу глазами Чарли, но она словно испарилась. Какое-то дурное предчувствие возникает в этой неожиданной тишине.
– Ты здесь? – спрашивает меня Кристофер.
– Да. Какие у тебя планы на этот вечер?
– Только не говори, что хочешь снова куда-то лететь… хотя, черт подери, если нужно, то я…
– Приезжай в галерею «Вдохновение», здесь сегодня открылась новая выставка. Должно быть интересно.
– Это какая-то шутка?
– Приезжай, и сам решишь, шутка это или мрачная история с трагическим концом…
Кристофер что-то говорит, но я нажимаю отбой. Смотрю на экран в надежде увидеть сообщение от Кевина, но он по-прежнему молчит.
В галерее есть люди. Мне ничего не угрожает. В случае опасности я всегда смогу вызвать Кевина нажатием экстренной кнопки на часах.
С этими мыслями, тяжело вздохнув, я тяну на себя стеклянную дверь и наконец вхожу в галерею.
Глава 38
В прошлый визит все мое внимание было приковано к странным депрессивным картинам Линды Саммерс, сегодня же стены словно белоснежные холсты, лишенные красок и каких-либо образов. Вместо этого на расстоянии в несколько шагов друг от друга расставлены постаменты, на которых стоят странные бесформенные фигуры. Приятная классическая музыка создает особую чарующую атмосферу утонченности и изысканного вкуса. И, скорее всего, именно музыка и бокал шампанского помогают оставшимся посетителям выставки найти хоть