– Тебе не за что просить прощения…
– Есть. Из-за моей беспечности ты чуть не умерла.
– Как видишь, все обошлось, – натягивая улыбку, пытаюсь отшутиться я. – К тому же ты не обязан меня спасать. Мы с тобой чужие друг другу люди.
Я делаю шаг вперед, когда картинка перед глазами начинает кружиться. Вероятно, это как-то отразилось на моей походке, потому как Кристофер хватает меня за руку, резко притягивая к себе, так близко, что меня душит тошнота от его несвежего дыхания, смешавшегося с едким запахом пота.
– Твою ж мать! – ругается Кристофер, когда меня тошнит прямо на его ботинок. – С тобой все в порядке? Вызвать «скорую»?
Отрицательно машу ладонью, не в силах поднять голову. Доктор предупреждал меня о возможных последствиях сотрясения мозга, но я не думала, что это случится так неожиданно позорно.
Кристофер помогает мне дойти до дверей кабинета, и, открыв дверь мы входим внутрь. Придерживая за талию, он аккуратно усаживает меня на диван. Яркий свет больно бьет по глазам, я жмурюсь. Слышу, как захлопывается дверь, как журчит вода…
– Выпей, станет легче, – командует Кристофер, вкладывая мне в руку стакан с водой.
Он кажется мне настолько тяжелым, что ему приходится поить меня самому.
Один. Два, Три.
– Все. Хватит, – выдыхаю я, с трудом открывая глаза.
– Может, вызвать «скорую»?
– Чтобы ты снова ощутил себя героем? – язвительно спрашиваю я, мгновенно испытывая угрызения совести. – Прости. Не нужно. Со мной правда все в порядке.
Кристофер пожимает плечами, усаживаясь в кресло напротив меня. Мне хочется попросить его встать и уйти, но я только молча закрываю глаза.
В комнате снова становится тихо и неожиданно спокойно. В последние дни я отчаянно пытаюсь убежать ото всех, словно мне жизненно необходимо побыть наедине с собой, своими мыслями и переживаниями. Но на деле даже сейчас, когда рядом со мной находится почти незнакомый мне Кристофер, я чувствую себя неожиданно спокойно и защищенно.
Из умиротворенного забвения меня выдергивает странный треск, точно рядом со мной кто-то стучит по печатной машинке.
Открываю глаза, наблюдая, как Кристофер, сбросив пиджак на кресло и засучив рукава рубашки, расхаживает по комнате, бегая пальцами по экрану своего телефона, печатая какое-то сообщение… а может быть, новую статью…
Неприятно заныло под ложечкой. Делаю глубокий вдох.
– Не мог подождать до утра? Прямо здесь начал сочинять свой сенсационный текст?
– О чем ты? Я пишу сообщение жене…
– Ты женат?
– Да, такое бывает. У нас дружеский брак…
– Меня это не касается, – отвечаю я, пытаясь переварить эту информацию. Впрочем, такое решение отлично вписывается в модель семьи, так высоко чтимую его отцом: отвага, честь, ну и, разумеется, жена и дети.
Закончив печатать, Кристофер убирает телефон в карман брюк. Сделав шаг вперед, он оказывается возле тяжелой плотной занавески, укрывающей от его глаз комнату для спиритических сеансов. Я вижу, как он осторожно проводит пальцами по ткани, после чего, немного отодвинув ткань, бросает в мою сторону удивленный взгляд.
– А я и не знал, что тут есть еще одна комната. Можно? – спрашивает он, и я безразлично пожимаю плечами. Мне все равно.
Он входит внутрь и почти в то же мгновение я слышу его громкий свист восхищения.
– Да у тебя тут все прям как по учебнику… и хрустальный шар, и свечи, и карты… я бы еще на стены повесил какие-то жуткие артефакты… что-то типа черепа козы, зубов, шкур, масок…
– На втором этаже сдается похожее помещение, можешь взять в аренду и начать свою практику.
– Ну уж нет, не буду лишать тебя куска хлеба, – говорит Кристофер, выглядывая из-за занавески. – Мне было восемнадцать или чуть меньше, когда я сходил на сеанс к гадалке… Это было незабываемо.
– У нас сегодня день откровений?
– Слышала про закон зебры: после черной полосы всегда идет белая. Давай выпьем, я видел у тебя в холодильнике пару бутылок вина, – предлагает он, озорно подмигивая.
Не уверена, что мне можно употреблять алкоголь, но, с другой стороны, терять мне все равно уже нечего…
Я коротко киваю, подкрепляя согласие поднятым вверх большим пальцем.
Кристофер разливает по бокалам остатки второй бутылки вина, когда я выглядываю в окно, неожиданно осознавая, что просидела с ним в кабинете почти весь день. Мне уже и не вспомнить, по какой причине я приехала сюда, а не отправилась прямиком домой, да я и не стараюсь. Молекулы алкоголя, как крохотные грузовички, загруженные счастьем, развозят по моему телу сонную негу и легкую усталость.
Покачиваясь на пятках, я подхожу к креслу и по привычке плюхаюсь в него, тут же издавая странный нечеловеческий вопль. Сползаю на пол. В глазах темно, сердце бешено бьется в груди, а тело содрогается от дикой боли.
– Черт, черт, – слышу я ругательства Кристофера, чувствуя, как он неуклюже пытается меня поднять обратно в кресло.
У крошечной шоколадки не было ни единого шанса нейтрализовать действие алкоголя. Мы совершенно пьяные. Снова.
Оказавшись в кресле, я вновь начинаю дышать. Громко и часто. Когда боль отступает, не задумываясь, задираю майку и внимательно разглядываю повязку, на которой видны две крошечные капли крови.
– Наверное, мне повезло, что она решила оставить меня истекать кровью, а не придушила, как остальных…
– Да уж, – тянет Кристофер, усаживаясь на пол и упираясь спиной в диван. – В «Таймс» написали ее психологический портрет, он расходится с тем, о котором говорила ты…
– И что же там за портрет? А главное, кто его составил?
– Они ссылаются на надежный источник из следственной группы… странно, что ты не читала, она вышла два дня назад.
Болезненно морщусь, пытаясь найти удобное место.
– Я была немного занята.
Кристофер виновато поджимает губы, глядя мне прямо в глаза.
– Ну так, какой там портрет?
– Они считают, что она убивала из чувства мести. Мести своей матери, которая третировала ее в детстве. Что она служила в армии и имела сложности в общении, как с мужчинами, так и с женщинами…
– Ты пришел ко мне за информацией?
– Я пришел узнать, как твои дела.
– И поэтому проторчал под дверью двое суток?
– Поймала, – криво улыбаясь, признается Кристофер, виновато шаря глазами по полу.
– Это неверный профиль, – наконец выдыхаю я, неожиданно для себя принимая решение поделиться с ним информацией, которую он так жаждет получить. – Но в одном они правы, она убивала из чувства мести. Полагаю, истинную причину этой неконтролируемой ярости будут пытаться скрыть, в основном из страха столкнуться с волной протестов и критики общества, но я расскажу тебе все, что знаю, а ты уже сам решай, как об этом написать.
Кристофер коротко кивает, подтягивая длинные ноги к груди, и я обращаю внимание на его ярко-красные носки. Они не только сильно контрастируют с темной тканью его брюк, но кажутся мне кровью, стекающей в кожаные ботинки.
Тяжело сглатываю, закрывая глаза.
– В 1984 году мать Чарли – Джози Гофман – с четырнадцатью другими беременными женщинами стала участницей незаконного научного исследования… – начинаю я.
Кристофер ни разу не перебил меня, и теперь, закончив рассказывать ему историю Чарли Манн, я открываю глаза, встречаясь с его изумленным взглядом. Мне кажется, все это время он слушал меня с открытым ртом и едва успел его закрыть до того, как я смогла уличить его в этом молчаливом восхищении.
Он нетерпеливо облизывает губы, продолжая хранить молчание.
– Если бы ты ее не остановил, возможно, ей удалось бы сбежать, и она непременно довела бы до конца свой жуткий план мести. То, что задумывалось как прорыв в науке и возможность предупреждать конфликты в семье, в итоге привело к ужасным и непредсказуемым последствиям.
Я молчу. И мои слова не меньше минуты висят между нами.
– Ты знаешь, когда я понял, что отличаюсь от своих братьев, то почувствовал себя не просто одиноким, но каким-то ущербным и чужим. Я замкнулся в себе, а ответы на свои нескончаемые вопросы искал в книгах. Возможно, именно благодаря любви к чтению я и стал журналистом, – наконец говорит Кристофер, глядя на дно своего бокала. – Помню, тогда я читал и Фрейда, и Кинси[14]… в целом, мне кажется, я тогда прочитал все, что только смог найти на эту тему в местной библиотеке. И про исследование, о котором ты говоришь, я, разумеется, тоже читал… тогда мне казалось, что было бы замечательным, предоставлять женщине выбор, корректировать свой гормональный фон в соответствии с личными взглядами… традициями в семье. Сегодня я, конечно, ни о чем таком не думаю, я принимаю себя таким, какой я есть, и не стыжусь этого… да, я не могу открыто заявить об этом своим родным, хотя знаешь, мне кажется, в глубине души они все уже давно все поняли, просто предпочитают молчать…
– Ты уверен, что мне нужно об этом знать? – запоздало интересуюсь я, воспользовавшись паузой в его рассказе.
– Ну, в прошлый раз по пьяни ты рассказала мне об ублюдке, разрушившем твою жизнь, думаю, ты имеешь право знать что-то личное и про меня…
– Что? – ахаю я, мучительно закрывая глаза.
Я несколько раз пыталась воскресить в памяти события того вечера, когда мы с Кристофером напились и поутру неожиданно проснулись в Новом Орлеане, но постоянно натыкалась на какую-то мутную размытую картину, сейчас же она наконец обрела четкость.
С губ срывается мучительный стон.
– Считай, что мы квиты…
Глава 43
В темном и тесном кабинете Рори Блэкмана по-прежнему душно и некомфортно. Он проводил меня сюда и попросил подождать пару минут.
Я была уверена, что это какая-то уловка, но решила не протестовать, а потому вот уже десять минут сижу на неудобном жестком стуле, разглядывая грязное окно под самым потолком.
– Извините, нужно было дать кое-какие поручения, – сообщает мне Блэкман, в два шага пересекая комнату и усаживаясь за свой стол. – Как самочувствие?