– Неплохо. Детектив Дорр сказал, что у вас ко мне есть какие-то вопросы, – желая как можно скорее закончить этот разговор, я сразу перехожу к делу.
– Разумеется. Хотите что-то рассказать мне? – неожиданно перехватывает инициативу Блэкман, сверля меня своими маленькими глазками.
– Будет лучше, если я просто отвечу на вопросы, не хочу загружать вас ненужной информацией…
– Как знать… иногда оказывается очень полезным просто слушать, наблюдать…
Блэкман смотрит мне в глаза, на лице каменная маска. Он даже не моргает, точно мы с ним играем в игру, кто сможет дольше продержаться.
Я устала от игр, а потому легко разрываю зрительный контакт, предпринимая очередную попытку найти удобную позу.
– Я рад, что сегодня ты не пришла сюда как рождественская елка, а проявила уважение, если не ко мне, то к профессии, в которой ты могла бы блистать, – наконец говорит Блэкман.
– Не поняла… – удивляюсь я.
– Зато я все понял, едва узнал про тебя. Старик Лимерман всегда имел особое чутье на самородков. И я рад, что он до сих пор не растерял этого таланта.
Он говорит знакомые мне слова, произносит их четко и ясно, но я никак не могу собрать их вместе и уловить смысл. Они разрозненно вращаются у меня в голове, отказываясь складываться в предложения.
– Твой друг, детектив Дорр – отличный коп, он честный, прямолинейный, ответственный, но твердолобый. И по правде говоря, это не его вина, они все тут такие. Идея со статьей в «Нью-Йорк пост» и анонимный звонок в мой офис – рискованное решение, но, безусловно, смелое.
Мне хочется сказать что-то в свою защиту, но я только виновато опускаю глаза, будучи совершенно не готовой к такому повороту.
– Ну и наконец, наше знакомство. Признаюсь, ты меня поразила. Такого появления я не ожидал, и мне потребовалось некоторое время, чтобы все сложить воедино. Детективу Дорру повезло иметь такого друга, как ты. Прийти в полицейский участок на встречу со спецагентом ФБР в наряде заштатной цыганки… – Блэкман смотрит на меня так, словно просит меня помочь ему подобрать нужный эпитет.
– … Глупо, безрассудно, возмутительно, – подсказываю ему варианты.
– Благородно, – уверенно заканчивает он, точно это слово все это время он держал в уме и специально провоцировал меня, вынуждая сознаться. – То, что ты сделала, очень благородно.
– В прошлую нашу встречу это слово из ваших уст звучало как издевка и даже оскорбление.
– Потому что в прошлую нашу встречу ты заставила меня и всю команду поехать в Пенсильванию.
– Я думала, это он…
– Рад, что ты смогла вовремя исправить свою ошибку, – говорит Блэкман, и, вероятно, заметив мою горькую улыбку, продолжает: – Хотя и такой высокой ценой.
Я так и не нашла что ответить, и его слова продолжают эхом звучать у меня в ушах.
– Вы поделились своими соображениями с Кевином или, может быть, с его начальником?
– Зачем? Это не их дело.
– Спасибо.
– Но это не все. Хочу кое-что тебе показать, не против? – спрашивает Блэкман, поднимаясь и предлагая мне проследовать за ним.
Безразлично пожимаю плечами, принимая его приглашение.
Когда мы входим в маленькую комнату, за стеклом в допросной Кевин вместе с каким-то худощавым мужчиной с залысинами ведут беседу с Чарли Манн.
С последней нашей встречи она заметно преобразилась. Помню, как впервые, увидев ее с сильно накрашенными глазами, я полагала, что без макияжа ее лицо будет выглядеть гораздо прозаичнее. На деле же оно выглядит скорее грубым и угловатым, с маленькими впалыми глазами. Усугубляют ситуацию синяк под правым глазом и большая ссадина на голове, рядом с виском. Но когда я начинаю слышать ее голос, внешность перестает играть какую-либо роль.
– Я ее ненавидела всю жизнь… за ее раздражительность, нетерпимость, жадность… я всегда ходила в обносках, а она могла пойти и просадить все деньги на одно только платье… чертовы платья, которые годами гнили у нее в шкафу… До меня ей никогда не было дела… в пятнадцать лет я поняла, что отличаюсь от сверстниц… хотя, вероятно, это было заметно всегда… думала, именно это и вызывает ее ненависть и презрение…
– Когда ты поняла, что жертв должно быть больше? – отвлекает меня от признаний Чарли Рори Блэкман.
– Составляя портрет убийцы, я посчитала, что он наказывает свою мать. Проживает вновь и вновь какую-то личную травму. Но все эти убийства были фантазией, чудовищной инсценировкой, где он уже смог совладать и со своими эмоциями, и со своей внутренней болью, – говорю я, не сводя глаз с Чарли Манн. – Порезы у всех известных нам женщин были выполнены с хирургической точностью, но свою главную жертву он убивал в состоянии аффекта, а этого в убийствах не было.
В наступившей тишине я слышу твердый голос Кевина:
– Зачем понадобилось убивать остальных женщин? Они вас не предавали, не унижали… Они о вас даже не знали!
– Да вы не поймете. Вам подавай лишь улики да доказательства, слуги закона. Во мне есть то, чего нет у вас – справедливость, – выплевывает ему в лицо Чарли. – Они так же виноваты, как и она! Никто! Никто не имеет права принимать решение за другого человека, даже если этот человек – еще неродившееся дитя. Я не выбирала быть такой, и те четырнадцать других девушек тоже. Их предали, но у них, в отличие от меня, не хватило духа постоять за себя. Они слабы, им повезло, что у них есть я…
– У меня к тебе предложение, – снова привлекает мое внимание Блэкман, заставляя взглянуть ему в лицо. – Ты бы не хотела работать со мной? В моей команде?
Когда он заговорил о предложении, у меня мелькнула мысль о такой возможности, но она не успела окрепнуть, потому как перед глазами снова возник образ Одри Кейн, смерть которой навсегда останется моей профессиональной ошибкой. Мое первое расследование и оглушительный провал…
– С вами? – спрашиваю я, не скрывая своего замешательства, потому как Блэкман не сводит с меня глаз.
– Я предлагаю тебе восстановиться на службе, вернуть значок и звание, – твердым голосом говорит он.
Формально из ФБР меня никто не выгонял, я ушла сама. Хотя пять лет назад была уверена в том, что это всего лишь вопрос времени. Коллеги косо смотрели, шушукались у меня за спиной, и даже Митч, мой куратор, заметно отдалился и больше не звал пропустить с ним по стаканчику в вечер пятницы. Вместо меня он все чаще приглашал Бена Делейн или Виолетт Альтер. Я стала изгоем, общаться с которой было невыгодно для карьеры и личного дела.
Я бы солгала, сказав, что никогда не жалела об этом поступке, что никогда не думала о том, чтобы вернуться или хотя бы попытаться поговорить о случившемся с Митчем. Но то ли моя гордыня, то ли бесконечное чувство вины, но я так и не решилась на этот шаг. Я предпочла просто забыть, начать жизнь с чистого листа… и не надеясь когда-нибудь получить предложение вернуться.
– Что скажешь? – напоминает мне о себе Блэкман. – Не прими за грубость, но мне кажется, этот костюм тебе подходит гораздо больше того маскарадного платья.
Смотрю на него исподлобья, натянуто улыбаясь. Его слова не кажутся мне ни грубыми, ни обидными. Оценивающими и несправедливыми – да.
По одежке встречают, а по уму провожают…
– Мне нужно все обдумать… – бормочу я.
– Разумеется. Вот моя визитка, буду рад услышать твой положительный ответ до конца следующей недели. Потом меня ждут в Миннеаполисе.
Глава 44
– И что ты думаешь ему ответить? – спрашивает меня Кевин, когда я заканчиваю пересказывать ему свой разговор с Блэкманом.
Десять минут назад мы с ним зашли в кофейню, и сейчас я наблюдаю, как он жадно кусает свой сэндвич, запивая его ароматным кофе, в то время как я пью сладкий шоколад. Лучше это, чем чай, который мне прописал врач на ближайший месяц.
– Не знаю… Я была уверена, что меня об этом уже никогда не попросят… – задумчиво тяну я, наблюдая, как у входа в магазин демонтируют рождественские гирлянды.
На календаре только тринадцатое января, а город уже прощается с зимней сказкой, готовясь чествовать любовь.
– Мне казалось, что ты, может быть, неосознанно, но всегда хотела именно этого. Иначе ты бы не стала искать сложные и запутанные дела… не составляла бы психологические портреты убийц…
– … и не отправлялась бы на их поиски, рискуя собой… – грустно улыбаясь, отвечаю я, отвлекаясь от вида за окном.
– Это вообще отдельная история, к которой мы обязательно еще вернемся, – хмурясь, говорит Кевин.
С того момента, как я открыла глаза на больничной кровати, он так и не устроил мне взбучку, которую я, безусловно, заслужила. Напротив, он был, как всегда, мил и внимателен, так что я даже начала всерьез думать, что Кевин-родитель[15] остался в прошлом.
Ошиблась.
– Я не уверена, что готова к этому…
– Но Блэкман прав, не стоит зарывать свой талант в лохмотья медиума с Брайтон-бич.
– А я думала, тебя не смущает этот мой образ…
– Не смущает, но ведь это совсем не то, о чем мечтала маленькая Мерида, ведь я прав?
– Я мечтала спасать мир от чудовищ… не догадываясь, что одно из них живет у меня внутри.
– Не говори так, даже в шутку. Мыслить как убийца еще не значит, что ты сама сможешь убить…
Он встречается со мной взглядом и тут же умолкает. Красноречивое продолжение его вдохновенной речи.
Затянувшуюся паузу нарушает тревожный рингтон Кевина. Это уже пятый раз, когда у него звонит мобильный, только за последние полчаса, и пятый раз, когда он отклоняет вызов, едва взглянув на экран.
Когда он сделал это в третий раз, я успела прочитать имя Мел.
– Ответь, вдруг это важно, – предлагаю я, но Кевин только поджимает губы, недовольно морща нос. – Кто этот Мел? Тот стажер, которого тебе навязал Мортимер?
– Нет, – выдавливает он, ерзая на стуле. Наконец, найдя удобную позу, значительно отдалившись от меня, Кевин снова смотрит мне в глаза. – Мне нужно тебе кое-что рассказать.