Слепой жребий — страница 49 из 50

– Это грех! – рычит на меня Никки, тараща красные глаза. – Я не должна. Если он пришел такой, значит, так тому и быть!

– Откуда в вас столько эгоизма и жестокости? – ровным голосом спрашиваю ее я, глядя ей прямо в глаза.

И хотя внутри у меня все кипит от раздражения, я не выхожу из образа спокойной и умудренной опытом и потусторонними знаниями Джены. От моего прямого вопроса Никки плотно смыкает челюсть, при этом тело ее продолжает бить мелкая дрожь.

– Услышьте меня, ваш сын не держит на вас ни обиды, ни злости. Он рад, что вы дали ему еще немного времени, чтобы прийти к вам в здоровом и крепком теле. Чтобы жизнь эта была ему в радость, понимаете?

Она заторможенно качает головой, опуская взгляд на карты. А я, неожиданно воспользовавшись этой паузой, отчего-то снова вспоминаю эфир ток-шоу Синди, где главной темой стало принятие «Закона о сердцебиении». Удивительно, но прими его на три года раньше, и тогда родители Никки не смогли бы заставить ее сделать аборт, и тогда, возможно, теперь она бы не страдала психозом, а была бы депрессивной матерью-одиночкой, сомневаюсь, что родственники позволили бы ей в полную меру наслаждаться ее выбором, стать любящей и заботливой матерью для этого малыша…

И тогда, получается, страдала бы не она одна, но и ее ребенок. Где же она, эта счастливая середина?

– Это мой Самюэль… я именно таким его и представляла… – прерывает мои размышления надтреснутый голос Никки.

Она тычет указательным пальцем с обгрызенным ногтем в карту «Солнце».

– Да, все верно, это он. Такой, каким он хочет к вам вернуться, – говорю я, намереваясь во чтобы то ни стало вбить в ее голову хотя бы толику надежды. И пусть этого будет недостаточно, чтобы вывести из этого состояния, но, возможно, этого хватит для того, чтобы она оказалась способной воспользоваться моим советом. – Он хочет к вам вернуться… ваш Самюэль уже два года как готов, но вы не даете ему такой возможности. Никки, вам нужно взять себя в руки, и тогда у вас получится встретиться с сыном…

– Что? Как? Я резала вены… я пыталась… – Она оттягивает манжеты своего свитера, показывая мне рубцы на запястьях. – Они и этого не дали… у меня нет выбора…

– Выбор есть всегда! И сейчас, как никогда прежде, вы должны выбрать себя. Только так вы сможете в нужный день, в нужный час выбрать своего сына! Никки, вам нужно начать терапию…

* * *

Даже когда я закрыла за Никки дверь, в ушах у меня все еще звучит ее скрипучий голос, а перед глазами стоит ее заплаканное красное лицо, давно утратившее свою привлекательность. И все же, протягивая ей распечатку с контактами клиники, которую накануне нашла в сети, я старалась верить, что если у нас с ней и состоится следующий сеанс, проходить он будет без такого внутреннего надрыва и психологического истощения.

Ей нужна помощь… а еще помощь нужна мне…

С этой мыслью я открываю свою почту, потому как еще в обед заметила на экране часов уведомление о новом сообщении от пользователя Harry_in_a_hurry@gmail.com

«Привет, мой Светлячок!

Я был бы рад пронести тебя на руках через темную и густую чащу этого леса… Вынес бы тебя к тихому безмятежному озеру, на берегу которого мы вместе могли бы построить замок… Я уверен, мы бы отлично с этим справились, все-таки у меня за плечами больше двадцати лет работы на стройке… но знаешь, как бы сильно мне этого ни хотелось сделать для тебя, не уверен, что это то, чего ты в действительности хочешь… а для меня важно, чтобы ты при любых обстоятельствах реализовывала свои, и только свои, желания и мечты… Ведь только так ты сможешь стать счастливой…

Знаешь, в последнее время я очень много думаю о счастье… о том, что в действительности наполняет наши сердца этим ярким и прекрасным чувством…. В моей жизни было немало по-настоящему счастливых моментов, тех, которые я вспоминаю в трудные минуты… тех, которые помогают мне пережить тяжелые времена… тех, в которые я заставляю себя окунаться в моменты беспросветного отчаяния… Моим компасом… или же путеводной звездой были вы… моя семья. Вы помогали мне подниматься на ноги каждый раз, когда я кренился к земле и был готов сдаться… вы вдохновляли меня и учили меня быть готовым к новым открытиям и с легкостью воспринимать перемены, какими бы они ни были… Рядом с вами я обрел покой и гармонию… Вы сделали меня другим человеком. Счастливым человеком… но так было не всегда…

Похоже, я готов раскрыть тебе еще одну страшную тайну… я не сразу нашел свой компас… а потому очень долго блуждал в сомнениях и страхах, очень похожих на твой темный лес… я был уверен, что за каждым углом меня поджидает враг, готовый сыграть со мной злую шутку или же вовсе нанести сокрушительный удар… Я был близок к безумию… я был на краю… и только компас помог выйти к свету…

И если ты позволишь, я буду рад стать таким компасом для тебя…»

Читаю я письмо от отца с неизменной подписью «Твой папа-утка». О том, что такое счастье и каким я вижу его в своей жизни сегодня, я задумалась еще после встречи с Ником. Очевидно, поднимая эту тему в новогоднюю ночь, он рассчитывал на другие выводы, но… это моя жизнь, и вот каким я вижу свое счастье.

«Привет, папа-утка!

Не хочу и не могу лгать, убеждая себя в том, что счастливой я смогу стать только когда… случится это или то… Счастье не знает сослагательного наклонения. Бессмысленно искать его во внешнем мире, ведь оно живет внутри. И только внутри. У кого-то в голове, у кого-то в сердце… Вот только осознала я это недавно.

Для меня счастье – это все равно что фигуры на шахматной доске, только в правильной комбинации они могут привести тебя к победе, в противном случае ты всегда будешь уязвим и тревожен…

Так что сделает меня счастливой?

Ты правильно сказал о роли семьи. В этом мы с тобой похожи. Я счастлива быть вашей дочерью… счастлива быть сестрой Винсу и тетей его очаровательным близнецам… и так будет всегда!

Я верю в то, что обязательно найду свое призвание. Не магию и шарлатанство, но и не работу на передовой… думаю, с меня хватит… Истинное призвание принесет в мою душу покой и сделает меня счастливой…

Быть собой… это роскошь и большое счастье. Это то, что я утратила много лет назад, но верю, что настанет день, когда мне не нужно будет притворяться кем-то другим. Я снова смогу быть самой собой… Пишу это, и по коже бегут мурашки… я ведь даже сама толком не знаю, какая я – настоящая…

Любовь… только прошу, не говори об этом маме… Я бы хотела встретить человека, готового взять меня на руки и пронести через темную чащу леса, укрывая своим сильным телом от всех врагов и напастей. Человека, с которым я могла и хотела бы построить свой замок, как много-много лет назад ты сделал это вместе с мамой…

Но стоит ли говорить о том, что все это станет возможным для меня только после того, как я смогу закрыть жуткую, отвратительную книгу, которую крепко держу в своих руках последние пять лет?

Скорей бы уже закрыть и наконец выбросить, растоптать… уничтожить эту книгу…

Твой Светлячок».

Глава 46

Последний раз я говорила с Винсентом в больнице. С тех пор мы с ним почти не общались, и только благодаря регулярному общению с мамой я знаю о том, что после случившегося Лия замкнулась в себе и пару дней назад начала принудительную психотерапию. Винсент всячески ее поддерживает, но, по мнению мамы, ему и самому не мешало бы обратиться к специалистам.

Соглашаясь с ней, я мысленно добавляю, что в такой поддержке нуждаюсь и я сама, однако признаться в этом вслух мне не хватает духу.

Но сейчас, когда мы ужинаем в «Джуниорс», я понимаю, что лед молчания начинает опасно трескаться у меня под ногами.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – спрашивает мама, накручивая на вилку очередную порцию спагетти.

– У меня все по-старому. Никаких новостей.

– Я так не думаю.

Она бросает на меня выразительный взгляд, тщательно пережевывая пасту. Я же откладываю в сторону свои приборы. Лазанья с самого начала оказалась плохим выбором, лучше бы я, как и всегда, взяла «лингвини-маринара». Беру свой бокал и делаю большой глоток вина.

– Зная, что тебе предстоит провести без телефона несколько дней, ты, может быть, не стала бы звонить ни Джесс, ни брату, но меня бы ты точно предупредила. Но ты этого не сделала, я это проверила, от тебя не было ни звонка, ни сообщения. Ничего.

Я хочу сказать что-то в свое оправдание, но мама предупредительно поднимает ладонь вверх и, промокнув губы салфеткой, продолжает:

– Это во-первых. Ну, а во-вторых, когда ты была в нашем номере в Майами, так уж вышло, что я заметила у тебя на руке то, чего быть там не должно. Мы с тобой не раз говорили на тему татуировок, и твой ответ всегда был категорическим «нет». Поэтому я повторяю свой вопрос: Дженнифер Марсела Рид, ты ничего не хочешь мне рассказать?

Каждый раз, когда она так делает, я будто снова становлюсь провинившимся подростком, которого поймали за чтением запрещенной литературы, затяжкой сигареты или с мальчиком, тайком проникшим в спальню.

– Я обещала не лезть в твою личную жизнь и не пытаться больше соединить с Ником, – воспользовавшись моим замешательством, продолжает напирать мама, наматывая на вилку очередную порцию спагетти.

При упоминании о Нике я чувствую, как мои брови взлетают вверх, мы обе прекрасно знаем, что ее обещания не продержались больше недели, потому как случайной нашу с ним встречу в новогоднюю ночь точно не назовешь. Однако я не успеваю вставить и слово возмущения, потому как она продолжает:

– Этот твой друг полицейский… мне кажется, он дурно на тебя влияет.

Еще один неожиданный поворот в нашей беседе. Еще мгновение назад я была готова ругаться и отстаивать свои права, но сейчас я только плотнее сжимаю губы, чтобы не прыснуть со смеху. Верный признак надвигающей истерики.

– Он, конечно, старался быть внимательным и галантным, но меня не проведешь, – продолжает мама, прикладывая указательный палец к кончику носа, точно ее слова нуждаются в невербальном уточнении: «у нее на таких людей особый нюх».