– Кто такой?
– Его в Порту все знают. А в городе все слышали о нем. Он места среди нищих определяет, решает, кому можно побираться, кому нет. И где. У него пальцев на левой руке нету, но в правой – силища неимоверная. Одной рукой горло здоровенному рыбаку раздавил. Даже хребет лопнул, я сам видел, – Хвост заискивающе улыбнулся, глядя в глаза Рыка. – Вы его поспрашивайте, только добраться до него непросто.
– Старый Крыс, – медленно, вслушиваясь в каждый звук, повторил Рык. – Хорошо.
Рык оглянулся на ватажников, поправил на голове шапку:
– Выезжаем.
Сани выползли из рощицы на тракт. Хвост и Рык остались одни.
Рык медленно вытащил нож, тронул острие пальцем.
Хвост, не отрываясь, смотрел на лезвие.
В живот? Или в сердце?
Если недоволен ватажник, то умирать с раной в брюхе придется долго.
– Я больше ничего не знаю, – извинился Хвост. – Все сказал…
– Я тебе верю, – Рык подошел к Хвосту, наклонился к его уху. – Не нужно было тебе из сотни своей бежать.
– Дурак, что из дому ушел, – возразил Хвост. – Дурак…
Его тело дернулось и обвисло на веревках. Рык хотел вытереть лезвие ножа об одежду убитого, но передумал, сунул несколько раз в снег и вытер об полу своего полушубка.
Сбежал к тракту, пробежал мимо обоза, вскочил на передние сани.
– Я не хотел, – сказал Хорек Деду, когда рощица скрылась из виду. – Я не знал…
– Не знал, – согласился Дед. – И кто бы знал? Мужики это тоже понимают, не сомневайся.
– А Дылда?
– Что Дылда? Дурак он, твой Дылда. Позлится и остынет, – Дед держал вожжи левой рукой – берег правую, – постанывал, когда сани дергались. – Заживет рана – он и успокоится.
– А скоро? У него вся одежда в крови, в рукаве здоровенная дырища…
– А это как на роду написано. Если Кривой все сделал правильно, если в рану не попало чего-нибудь этакое… Если наемнички оружие дрянью какой не мазали…
– Ядом?
– Зачем ядом? Дерьмом. Можно конским или даже своим. Верная смерть, имей в виду.
Хорек кивнул.
– У тебя-то рука болит? – спросил Дед.
– Болит, – признался Хорек. – Я… Мне показалось…
– Показалось… В такую бурю что угодно показаться может, – Дед оглянулся на Хорька через плечо. – Видел кого-то?
– Показалось…
– Кого видел?
– Сотника. Показалось, что он нас догнал, напасть хотел. Только мертвый…
– Мертвый… Раньше так и было. Старики рассказывали – было. Нельзя было просто так убить человека. Да и животину – тоже нельзя. Нужно было прощения просить. Откупаться…
Хорек глянул на свою перевязанную ладонь и спрятал ее за пазуху.
– Раньше и мертвяки оживали, и всякая нечисть шастала. И в лесах, и в городах, и в селах… Куда ни плюнь. Мне дед рассказывал, а ему его дед, а тому – его, – Дед махнул левой рукой, дернул повод, и лошадь недовольно оглянулась, – что в лес тогда не ходили поодиночке, опасались. А если нужно было за дровами или на охоту, то все по правилам делали: просили разрешения, лишнего не брали, потом благодарили, платили чем положено… А чтоб соседа своего убить или кого другого жизни лишить – такого и в помине не было. Если на тебе кровь была, то те… другие… могли унюхать, выследить и убить, а то и замучить. А если сами не узнавали, то обиженный покойник, который обманом убит или не похоронен, шел сам к ним, жаловался…
– Только обиженный?
– Только обиженный, – подтвердил Дед. – Нет, всякий мог пойти, но если без причины месть призывал, то его те, темные, хватали и так мучили, что кричал он и дни, и ночи, остальных предупреждая. Дни и ночи…
– А почему сейчас не так?
– Сейчас… А нашелся у людей защитник. Витязь силы невиданной, а у него советник – колдун, всю премудрость земли постигший. Всю какая есть. И придумал колдун, как людей от тех, от темных, защитить, как темное от светлого отделить. Придумал… – Дед вздохнул. – Чтоб ему… И защитил.
– Так это хорошо? – спросил Хорек. – Теперь и в лес можно идти, и куда угодно… А как он отделил светлое от темного?
– Не знаю. Колдун придумал, витязь содеял, как мечом разрубил, да не поперек, а вдоль. Свет наверху, значит, тьма внизу, а между всем этим, чтобы не перемешивалось, твердь земная. Вроде как стена… И так все хорошо стало! – Дед даже руками всплеснул, зашипел и за правое плечо схватился. – Иди куда хочешь, делай что хочешь, все твое, ты – главный и свободный. И убивай, если хочешь, брата убивай, соседа, отца, мать – кого хочешь убивай, отбирай последнее. В лес, говоришь, можно ходить свободно? Это кому можно свободно ходить? Мне? Тебе? Нам можно. А селянам? А няньке княжны? Купцам, пастухам… им можно? Будто легче им, что не твари сумеречные, а мы, веселые да свободные, их жизни лишим. Легче?
Хорек шмыгнул носом. Наверное, Дед говорил правильно, но это все равно не нравилось Хорьку. Он ведь не такой. Он человек и может сам решать, убивать или нет, а вот те, другие, они ведь убивали всегда…
– О чем думаешь? – спросил Дед.
– Ни о чем…
– Ну и дурак. Думать всегда нужно. Без этого можно помереть безвременно. Вот я всегда думал наперед. И видишь – живой. Да. А колдун тот не подумал. Радовался. И витязь радовался. Только недолго. Людишки быстро все поняли и давай друг друга жизни лишать.
Тогда колдун вновь учудил, сволота! Старое царство они с витязем создали. Стал витязь царем. И правил твердо, законы придумал и накрепко повелел их блюсти. Наказывал по всей строгости за воровство, убийство, а колдун ему советовал… И порядок пришел. Чего только люди не построили в Старом царстве! Ты развалины видел на горе, аккурат за нашей берлогой? Видел? Так это не дворец был, между прочим, а всего лишь застава. Понимаешь? Застава. Дороги по всей земле проложили, непростые – каменные. Через реки – мосты. Ты когда-нибудь каменный мост видел?
– Нет.
– А я – видел. И ты увидишь еще, вот хотя бы в Базаре. Дороги были не то что нынешние, что весной и осенью непролазны совсем. По ним даже в самую дождливую пору можно было проехать. Во как…
– И что?
– Ничего… Царь был не вечный. И колдун тоже. Говорят, правда, подольше витязя прожил, ненадолго, но пережил. Может, и дальше жил бы, да не вышло. У царя было семеро сыновей. Он, умирая, всем им велел в ладу жить, сообща все решать. Как одной головой. Они его схоронили, на тризну собрались помянуть. Спать легли, а утром только один и проснулся. Колдун, вишь, решил, что ему выживший благодарен будет за царство. Только ошибся колдун. Второй раз в жизни ошибся. Молодой царь братьев любил, законы соблюдал и отцовского слова преступать не хотел. По-разному говорят: одни, что сжег он колдуна, другие – утопил, но только остался царь один, без советчика…
Дед замолчал, глядя куда-то ввысь. Лошадь шла не спеша, взмахивая хвостом, словно отгоняла слепней.
– А что дальше? – спросил Хорек.
– Дальше было у молодого царя семь сыновей, и, умирая, он им дедовский завет оставил, чтоб, значит, все вместе, да полюбовно. И умер. И царство умерло. У каждого сына жена была, советчица: ты еще не знаешь, как оно, когда баба под боком в кровати зудит, уму-разуму учит. И еще добрые люди суетились, подсказывали да предупреждали… Разделили братья царство. Потом их сыновья поделили наследство, потом сыновья тех… О завете забыли… да и не было в том завете правды, глупость одна блаженная была… А мы сейчас и расхлебываем то самое… И за княжной едем, чтобы престолонаследие… – Дед сделал многозначительную паузу после трудного слова, – чтобы престолонаследие, значит, не нарушилось. Чтобы не захватил князь Воли княжну, не отдал за своего сына да не получил права на земли Оплота. По закону, между прочим.
– Так колдун был прав? – подумав, спросил Хорек.
– Когда царских сынов травил? А сам как думаешь?
– Не знаю…
– А когда они с витязем светлое от темного защищали? Прав был или нет?
– Тоже не знаю…
– И никто не знает, потому что правда, она не одна. С одного боку смотришь – вот же она, проклятая, все видно, понятно. А с другой стороны глянешь – по-другому все, наоборот.
– Так не бывает, Дед, – возразил Хорек. – Правда – она одна. Для всех и для каждого. Солнце – это солнце, а луна – это луна.
– Значит, врет Дед? – без обиды и без злобы спросил старый ватажник и хитро прищурился. – Тогда отвечай, малец. Только думай, что говоришь.
Хорек с готовностью кивнул.
– Значит, сидим мы с тобой сейчас рядом: ты справа, а я от тебя по левую руку. Правда?
– Правда, – чуть помедлив, подозревая подвох, ответил Хорек.
– А если местами поменяемся, то ты будешь слева, а я справа. Так?
– Так.
– Всегда есть правое и левое?
– Всегда.
– А если оно одно, ничего другого рядом нет, то оно само к себе правое или левое? – поинтересовался Дед.
– Кто «оно»?
– Да что угодно! Ты, я, дерево.
– Оно не левое и не правое, оно единственное, – засмеялся Хорек.
Засмеялся и Дед:
– Уел старика, молодчина! Возьми там, позади тебя, в мешке пряник есть, слева. Только осторожно смотри, там в другом, в том, что справа, шило у меня, не напорись.
Хорек повернулся, посмотрел на мешки, потом снова на Деда. Дед с серьезным видом глядел вперед, будто что-то интересное увидел на лошадиной заднице.
– А откуда слева? – спросил Хорек.
– Так ведь правда одна, – напомнил Дед. – Сам ведь говорил-умничал.
– Это ты сплутовал.
– Сплутовал? Ладно. Вот сядет возле нас, к примеру, Враль. Для меня ты будешь правый, а для него – левый. Или вот, стань супротив меня, лицом к лицу. Кто из нас правый, кто левый? А в догонялки ты когда играл да вокруг дерева бегал, кто за кем бежал – ты за квачом или он за тобой?
Хорек почесал в затылке.
«Все равно, – подумал он, – Дед плутует. Что-то не так в его словах, что-то неправильно. Если он прав, то нет на свете ничего постоянного, верить ничему нельзя».
– А все-таки ты врешь, Дед! – вдруг заулыбался Хорек.
– Это через почему?
– А потому: если ты прав, то все равно неправ. Коль нету правды одной для всех, то нет и для тебя. А если все-таки есть правда, то опять ты врешь, Дед! – теперь уже Хорек смеялся, не таясь, довольный, что поддел-таки Деда.