Надсмотрщики расступились, и в круг, стуча протезом по каменному полу, ворвался разъяренный «Сильвер».
Окинув взглядом поле недавнего боя, он медленно подошел к Даньке.
— Цел?!
Одноногий в волнении принялся ощупывать полуобморочного ребенка с ног до головы, в первую очередь рассматривая лицо мальчика, на котором, как ни странно, не осталось следов побоев.
Облегченно вздохнув, рейдер повернулся к своим соратникам.
— Вы чё, суки, гвалт подняли? — зловещим шепотом молвил одноногий. — Не я ли вам говорил следить за этим самым парнем в четыре глаза?
— Он Вампира завалил, Стылый, — буркнул кто-то угрюмо. — И вот еще одного из наших.
— Это не он! — снова встрял Вонючка. — Второго завалил здоровяк!
— Слышали? — обвел всех тяжелым взглядом «Сильвер». — Базар закончен. Ребенка отмыть и переодеть. Завтра его сам Ствол желает видеть. За эту малую соплю ваххабиты такие бабки предложили, что вам и не снилось. Две с половиной тысячи!
— Твою маму!.. — вырвался потрясенный вздох у кого-то из работорговцев.
— Вот именно! — подвел черту дискуссии Стылый. — Разойтись!
Глава 13ЗЛО
Прохладный ветер, несущий запах прелой листвы, налетал порывами. Невидимые руки зачерпывали сухие желтые листья, чтобы тут же швырнуть в низкое темно-синее небо. Такое потрясающее солнце бывает только осенью. Словно огромный кусок янтаря парит над небосводом, озаряя землю ласковым светом. Прощание. Сожаление. Легкая грусть. Потому что вслед за мягкой желтизной приходит мертвая жестокая белизна. В такие моменты тебя часто посещает ностальгия по утраченному. Ты вспоминаешь прошлое, понимая, что многое мог изменить, но не сумел. Малодушие. Трусость. Паническое бегство от реальности. Причин может быть сотни. Но иногда отчетливо понимаешь, что стоишь у невидимого перекрестка. Перед тобой две дороги. Не факт, что каждая ведет к правильному выбору. Возможно, они обе фальшивы, и ты никогда так и не узнаешь, что на самом деле выбирал из двух зол. Но какое из этих зол худшее? Воистину дьявол обитает в мелочах. В кажущихся на первый взгляд незначительных деталях.
«Вот он, мой последний перекресток», — подумал Харон, разглядывая залитый золотом осенний парк.
Апологет сидел на скамейке, не в силах даже пошевелить рукой. Он мог только поворачивать голову и смотреть. Смотреть, как медленно сыплется на землю «желтый снег». В этом мире хотелось остаться навсегда. Где-то там, вдалеке, играл его сын. Харон слышал раздраженный голос жены, покрикивавшей на расшалившегося мальчишку, чтобы тот не подходил близко к проезжей части. Они были рядом, но проклятое оцепенение не позволяло подойти, окликнуть, хотя бы махнуть рукой, чтобы привлечь внимание. Раньше было по-другому. Почему же сейчас все изменилось? Почему его не пускают к ним? Хотя бы подойти ближе. Снова взглянуть. Он больше не станет делать попыток прикоснуться к жене, он просто посмотрит. Лишь бы еще раз увидеть ее лицо и лицо сына.
Какой же это перекресток, если он не может сделать выбор? Не может пошевелиться. Осенние листья кружились вокруг, сворачиваясь в маленькие желтые воронки. Издалека доносился детский смех, привычно гудел несуществующий город.
«Да ведь это же парк имени Шевченко», — неожиданно для себя понял Харон. Такой, каким он помнил его еще до Катастрофы. Место, где они часто гуляли с женой и сыном, потому что жили в доме напротив. Окна квартиры как раз выходили на здание оперного театра.
А вокруг царила осень. Осень, которой он так и не успел признаться в любви. Осень, которой уже никогда не будет. Осень, которая живет только внутри него и умрет навсегда вместе с ним.
Следовало сделать выбор. Харон опустил глаза, увидев у своих ног два предмета. Мгновение назад их не было рядом со скамейкой. Справа лежал пистолет, та самая «Гюрза» из реального мира, которая пока что так ни разу и не выстрелила. Слева в листве валялась детская игрушка сына — забавный пушистый зверек. Харон помнил, что внизу на подставке имелась кнопка, нажав которую можно было услышать тихое жалобное мяуканье.
— Что за нелепость… — прошептал апологет, чувствуя, как невидимая сила постепенно отпускает одеревеневшее тело.
Кто-то или что-то предлагало ему сыграть в безобидную на первый взгляд игру. Иначе перекресток не отпустит его. На этот раз — нет. Потому что все поблажки давно уже закончились. Отныне он не сможет посещать это место «бесплатно». Сегодня ему придется платить. Наконец-то Харона ставили перед выбором. Всего лишь два варианта. Два непредсказуемых пути. Один путь вернет душевное спокойствие, отпустит призраков, закроет навсегда дорогу в это удивительное место. Второй путь — путь смерти и крови, то, чего страстно желает жуткое потустороннее нечто, которое уже давно играет с ним.
Харон наклонился, касаясь пальцами холодного металла оружия.
Харон сделал свой выбор.
Смерть для всех даром, и пусть никто не уйдет обиженным…
— Глеб Валентинович? Глеб?! — Жданов нещадно тряс апологета за плечи. — Если он отрубится, нам всем крышка. Глеб, да очнись же ты! Зинчук, Доценко, плесните-ка на него еще воды.
— Да не помогает, товарищ майор…
— Я сказал, плесните!
— Не надо воды, — Харон открыл глаза.
— Глеб, слава богу!.. — раскрасневшийся Жданов нервно вытирал вязаной шапкой мокрое лицо. — Что с тобой, ты болен?
— Да нет, все в порядке… — попытался улыбнуться апологет. — Со мной такое иногда бывает. Это все от переутомления. Стар я стал для таких забегов. То, что произошло за несколько последних дней… Я даже не могу точно сказать, что из этого было на самом деле, а что нет.
Молчавшие бойцы мрачно рассматривали апологета.
«Наверное, решили, что я спятил», — подумал Харон, оглядываясь по сторонам.
Он снова оказался в метро. Знакомая станция. Завод имени Малышева. Рифленый, разбитый на ромбы потолок, напоминающий грубую чеканку по металлу. Квадратные мраморные колоны. На стенах белая плитка-чешуя. Вокруг костра, пылающего по центру перрона, в живописных позах лежат блестящие от крови туши мутантов.
Апологет вопросительно посмотрел на Жданова:
— Что здесь произошло?
— Небольшая бойня, — ответил майор, прикуривая от старой бензиновой зажигалки. — Едва прорвались. Твари не рискнули сунуться за нами на поверхность — знали, что там охотничьи владения Лилит.
— Что это за существо?
— Лилит? Да шут его знает… — поморщился Жданов. — До сих пор не могу поверить, что мы спаслись.
— Я видел обнаженную женщину…
— Ну да, мы тоже ее видели. На самом деле это лишь часть тела монстра, особый орган-приманка. Я как-то читал одну занятную книжку… там рассказывалось об уродливых хищных рыбах, живущих на самом дне океана в кромешной тьме. Так вот у этих страхолюдин имелся особый охотничий орган, этакий светящийся шарик на удочке. Дурные рыбешки плыли на яркий свет, и их тут же пожирала огромная зубастая пасть.
— Я тоже слышал о таких, — кивнул Харон. — Непонятно только одно: каким образом нам известно о Лилит, если после встречи с ней никто не выживает.
— Очередной миф, — пожал плечами майор, метко запуская окурок в пылающий костер. — Мы — наглядное подтверждение того, что от нее вполне можно сбежать. Значит, были и другие, хотя для большинства эта встреча наверняка оказалась последней.
— Как вы узнали, где меня искать?
— Долго рассказывать… — поморщился Жданов и, перехватив поудобней автомат, коротко бросил остальным бойцам: — Рассредоточиться по перрону. Контролировать выходы из туннелей.
— Так ведь с нами апологет… — робко возразил кто-то из лимбовцев.
— Это приказ!
Бойцы безропотно разошлись в стороны.
— Мы шли за тобой, Глеб, до самой базы вудуистов… Кстати, ничего, что я перешел на «ты»?
— Нормально, майор, — улыбнулся Харон. — После всего пережитого мы теперь как братья. Продолжай.
Кивнув, Жданов закурил по-новой.
— Слышали крики, но когда пришли на саму станцию, все уже было кончено. Нас встретила пустота. Думали, ты погиб, но сигнал радиомаяка говорил об обратном.
— Маяка?
— Ну а ты как думал? Слабенький, конечно, да и приемник у нас не ахти, поэтому было важно постоянно находиться на определенном расстоянии от источника сигнала. Немного отстанешь, и сигнал пропадает.
— А где же сам маячок, если не секрет?
Майор хитро прищурился:
— В рукоятке «Гюрзы»!
— Ай да Шмелев! — хлопнул в ладоши апологет. — Ай да старый лис! А я-то все думаю, отчего он так расщедрился? Прямо соловьем заливался, когда в подробностях описывал свой смертоносный подарок. Так значит, пистолет бутафорский?
— Нет, что ты, — второй окурок полетел в костер следом за своим горемычным собратом. — Пушка настоящая, просто немного переделанная нашими умельцами. Немного укоротили обойму, но ты не специалист, так что вряд ли бы заметил. Хотя специалист бы тоже внимания не обратил. Да и не осталось в нашем городе подобных спецов. Шмелев, пожалуй, последний.
— Ну и что было дальше, после того, как вы покинули станцию Масельского? — напомнил Харон.
— К коммунистам сунуться в открытую не рискнули, хотя среди них есть верные «Лимбу» люди. Пока связывались с нашими агентами, тебя уже сослали в местную «аномалку». В принципе, после этой новости мы тебя уже практически похоронили, но сигнал радиомаяка указывал, что ты благополучно прошел зону насквозь.
— Это приключение я никогда не забуду.
— Может расскажешь, что там видел?
— Может, — кивнул Харон. — Но не сейчас…
— Короче, снова спустились в метро и по туннелям добрались до станции Малышева, где нарвались на целую свору вот этих вот выродков… — Жданов брезгливо указал на трупы мутантов. — Решили отступить на поверхность. Радиомаяк упрямо говорил, что ты приближаешься к территории завода. Ну а что произошло дальше, ты и сам знаешь…
— Да, дела… — подойдя к костру, апологет стал греть озябшие руки. — Отзови своих людей, майор: пока я с вами, никто из туннелей не нападет…