А если Гэвин подумал об этом, наверняка у него есть какой-то план. Наверняка он подготовил какую-нибудь ловушку. Стоит Дазену только двинуться по этому проходу, как случится что-нибудь, из-за чего он потеряет и весь зеленый люксин тоже.
Поэтому Дазен продолжал сидеть и размышлять. Спусковой механизм, активизирующий западню – поскольку западня, несомненно, должна была существовать, тут даже и думать нечего, – мог находиться в любой точке выложенного адским камнем прохода. Пока он не разработает план, будет глупостью лезть в проход, ища своей погибели.
Но не меньшей глупостью было и сидеть слишком долго, строя планы и дожидаясь невесть чего. Гэвин мог вернуться в любой момент – проверить, жив ли он, поглумиться над ним. Как же Дазену хотелось врезать по улыбающемуся лицу этого чудовища!
Он сидел и ел, обдумывая возможные варианты, продолжая искать, продолжая надеяться…
Через какое-то время, понимая, что это второй из очевидных выходов, он поднялся и встал перед устьем этого прохода в ад – туннеля к следующей, желтой темнице. Очень медленно и осторожно он извлек и запечатал длинный тонкий шест из зеленого люксина. Его концом он принялся ощупывать вход в туннель, ища скрытые в темноте капканы.
«Да нет, это безнадежно! Если я буду осторожничать, то никогда не выберусь отсюда. Надо действовать смело, надо взять судьбу в свои руки и расстроить планы Гэвина, разбить их вдребезги! Я не позволю держать себя взаперти! Немедленно, немедленно прочь! Я должен…»
«Потише, Дазен, потише. В тебе говорит зеленый. Ты ослабел, ты устал и болен, и люксин имеет над тобой больше власти, чем обычно».
Он высвободил зеленый, полностью выпустил его из себя.
Без него он тут же почувствовал себя предельно измотанным, невероятно уставшим. Нет, так нельзя! Слабость слишком велика. Если он не вернет себе зеленый, то заснет, а это даст Гэвину время вернуться…
Но с зеленым он наверняка сделает какую-нибудь глупость, в точности как ожидал от него Гэвин. Угодит прямиком в следующую ловушку и, возможно, окажется где-нибудь, где будет еще хуже, чем прежде. Очень может быть, что из желтой тюрьмы выбраться будет невозможно; в зеленой-то ему просто повезло. Нельзя рассчитывать на везение во второй раз. Он должен использовать ошибку Гэвина по полной.
Дазен представил, как Гэвин спускается сюда, улыбаясь своей кривой улыбочкой, чтобы поглумиться…
«Погоди-ка… Гэвин сюда спускался. Значит, чисто геометрически, он должен был как-то пересекать это пространство?»
Даже без люксина Дазен ощутил прилив энергии, жизненной силы. Гэвин сюда спускался! Это значило, что у него есть свои туннели. Он подходил к его темнице достаточно близко, чтобы можно было разговаривать. То есть эти туннели где-то совсем рядом.
Если Дазен отыщет один из них, то сможет не только миновать желтую темницу – он вырвется разом из всех темниц! Ему не нужно будет устраивать побег из каждой по очереди, он сможет просто взять и уйти!
Спасение было совсем рядом. Его сердце прыгало в груди, пылало, словно уголь. Как будто к нему вернулась прежняя лихорадка и вновь охватила жаром. Но нет, это был жар истинной радости! Дазен так давно не чувствовал ничего подобного, что с трудом узнал это головокружительное, игривое чувство. Он громко расхохотался.
Потом он принялся обходить внешнюю камеру вокруг большого зеленого яйца, служившего его темницей, простукивая стены.
«Тук-тук-тук… Тук-тук-тук… Тук-тук-том… Том, том, том…»
Звук пустоты прозвучал для него хором торжественного песнопения в Солнцедень.
Просто чтобы быть уверенным – из чистой осторожности, – Дазен проверил всю остальную стену. Ничего. На этом единственном участке, шага в четыре длиной, стена была наиболее тонкой. Он поискал какие-нибудь скрытые петли, но ничего не нашел; впрочем, он и не особенно надеялся. Закончив постройку темницы, Гэвин наверняка надежно запечатал все туннели, чтобы не оставлять Дазену никаких лазеек.
Возвращаться в зеленую тюрьму было все равно что возвращаться и жрать собственную блевотину, но он это сделал. Содрогаясь от отвращения, Дазен забрался внутрь сквозь проделанную им дыру и схватил с пола остатки синего хлеба. Выел мякиш, но оставил всю корку, чтобы, раскрыв ее, получить максимальную площадь, с которой можно было извлекать.
Он снова выбрался наружу, но остался рядом с отверстием, на свету. У него ушла еще четверть часа, чтобы извлечь достаточно синего; впрочем, когда это наконец случилось, он ощутил облегчение. Ясность синего была настоящим подарком. Дазен прожил с синим шестнадцать лет и без него уже не мог. Чувствуя, как синий медленно наполняет его, он снова осознал, насколько хрупким стало его здоровье. Прошло всего лишь несколько месяцев с тех пор, как прошла его лихорадка. Уродливый разрез поперек груди почти зарос, превратившись в уродливый шрам. Его тело выиграло схватку с инфекцией, но это не значило, что он снова стал таким же здоровым и сильным, как раньше.
Дазен не знал, сколько у него времени. Ему нужно было проломить стену, извлечь достаточно зеленого, чтобы восстановить силы, – и уходить как можно быстрее и как можно дальше. О здоровье он позаботится потом, когда найдет безопасное место. Игра была рискованной, а синяя часть его существа ненавидела риск, однако сыграть в эту игру было необходимо, если он не хотел просто умереть здесь.
Дазен подумал, не простучать ли еще раз каменную стену, чтобы проверить себя, но в этом не было необходимости. Он извлекал синий уже так долго, что мог мысленно начертить на воображаемой стене линии, точно очерчивающие пустое место. Он мог представить вероятную толщину камня. Стена была гранитной – а из какой-то лекции, слышанной им в юные годы и давно, казалось бы, позабытой, он помнил, как выглядит структура гранита. В этом преимущество синего: этот цвет был способен вытащить из памяти такие детали, о которых ты забыл даже то, что они там были. Гранит раскалывается строго определенным образом: плоскости скола пересекаются под углами в шестьдесят и сто двадцать градусов.
Но, разумеется, синий не мог подсказать, под каким углом эти плоскости лежат по отношению к нему. Так что Дазен снова набрался духу и взялся левой рукой за свое правое запястье. Собрал волю в кулак. Первый снаряд должен быть размером примерно с его большой палец, иначе гранит может не треснуть, и он не определит направление трещиноватости.
Сделав глубокий вдох, Дазен испустил резкий, пронзительный вопль. От крика напрягся живот, грудь, диафрагма, давая устойчивую опору для выстрела, а заодно несколько подстегнув его волю. Механика в одной упряжке с животным началом.
Синяя пулька, вылетев из него, врезалась в стену – и прошла внутрь с небольшим извержением гранитной пыли и гранитных осколков.
Никакой сигнал тревоги не зазвучал – по крайней мере, он ничего не услышал. Дазен подошел к стене. Было слишком темно, чтобы разглядеть дырку как следует, но он провел кончиками пальцев по ее краям, ощупал их структуру. Ага, скол примерно под двадцать градусов.
Его усиленный синим люксином мозг с легкостью начертил сетку линий, учел смещение углов, выделил плоскости, вдоль которых пойдет скол, и подсказал, куда именно должны будут ударить следующие снаряды, чтобы проделать отверстие такой величины, чтобы он смог пролезть.
Отступив на достаточное расстояние, чтобы не быть задетым осколками, но при этом уверенно поразить цель, Дазен занял устойчивую позицию: одна нога сзади, корпус вполоборота, обе руки подняты. Он будет стрелять одновременно из обеих ладоней – вот туда… и вот туда.
Он издал свой боевой клич – и снаряды рванулись из его тела, ударившись в стену в воронках синих взрывов, поскольку люксин частично превратился обратно в свет. Пыль заполонила проход; Дазен поперхнулся и закашлялся, внезапно обессилев. Шатаясь, он вернулся в зеленую камеру и принялся втягивать в себя зеленую жизненную силу.
Взглянув на валяющиеся под ногами куски синего хлеба, он мельком подумал, что ему стоило бы извлечь и немного синего тоже, хоть немного, хоть ниточку… но вместо этого съел все подчистую. Там, куда он собирался, синего будет предостаточно, а сейчас ему были нужны силы. Что-то внутри него запротестовало, но этот голосок был слишком тихим и слабым.
Дазен протиснулся сквозь пролом в темный туннель. Извлек в ладонь немного несовершенного зеленого люксина. Из зеленого получались плохие факелы, а Дазен даже в своем нынешнем состоянии понимал, что не должен использовать весь свой люксин лишь для того, чтобы стало немного светлее.
Туннель – тот, что Гэвин проделал для себя, – был грубо высечен в скале, без каких-либо украшений. Это были просто рабочий проход, ширины которого едва хватало для одного. Для человека с факелом он был уже узковат – если этот человек не желал подпалить сам себя ко всем чертям.
«Ну конечно! Гэвин-то небось ходит с люксиновым фонарем. Сукин сын!»
Оказавшись в проходе, Дазен заколебался. Один конец туннеля вроде бы слегка загибался наверх, второй, кажется, полого спускался вниз, но полной уверенности не было. Инстинкт говорил ему выбрать подъем, но если подумать об этом рационально, не было никаких гарантий, что, даже если этот небольшой участок туннеля идет под уклоном, этот уклон будет продолжаться по всей длине до поверхности. На самом деле он понятия не имел, какой конец ведет к выходу. Если он пойдет не в ту сторону, то, разумеется, сможет потом вернуться, но это будет потерей времени. А время могло быть бесценно. И к тому же он, конечно же, потеряет энергию, а даже несмотря на зеленый люксин внутри, придававший ему жизни, Дазен знал, что его сосуд имеет трещину, и не одну. Под внешним слоем дикой энергии, одолженной ему зеленым, он был изможден, нездоров. Учитывая все эти соображения, Дазен принудил себя повременить с действиями, подождать.
Его спас синий. Хотя Дазен и не стал его извлекать, синий изменил его за прошедшие годы.
Он стоял неподвижно, держа свой скудный зеленый светильник. Гранитная пыль, еще не до конца успокоившаяся после взрыва и его собственных перемещений в туннеле, понемногу оседала естественным образом…