– Я не хочу тобой владеть, Тея. В этом есть что-то неправильное. Ты вообще хочешь поступить в Черную гвардию?
– Конечно хочу!
– Даже не знаю, с какой стати мне тебе верить. Ты же не можешь мне сказать, что не хочешь, правда?
– Что?! Я рабыня, Кип, но не лгунья!
Он нахмурился.
– Все обстоит гораздо сложнее, и ты это знаешь не хуже меня.
На протяжении долгого мгновения она смотрела на него так, словно он сошел с ума, но потом ее личина треснула. Секунду назад она дышала уверенностью и счастьем, а в следующую на ее лице проявился испуг и ужасная уязвимость.
– Кип… Я много думала об этом. С тех самых пор, как ты сказал, что хочешь меня освободить. Ты знаешь, что первым делом я ужасно рассердилась на тебя? Потому что, как только ты выиграл меня в карты, мои уроки по извлечению парилла сразу же прекратились. Они возобновятся, но мне придется ждать еще несколько лет. И кроме этого, в моей жизни не изменилось ничего. Так что я была просто в ярости! Глупо, да? Кип, в глубине души я только и мечтаю о том, чтобы схватить эти бумаги и бежать к регистратору, чтобы воспользоваться своей свободой, пока она никуда не ускользнула. Говорят, рабовладельцы известны своим непостоянством, ты уж меня прости.
– Я не обиделся, – пробубнил Кип.
– Кип, моя семья погрязла в долгах. Моя мать наделала ужасных глупостей, и отец потерял все, что у него было, включая меня и моих сестер. Как я уже говорила, он был купцом, но кредиторы не отпускают его в новую поездку, боясь, что он сбежит. Поэтому он вынужден зарабатывать поденным трудом. С тем, сколько он сейчас получает, он никогда не будет способен выплатить все долги. Он мог бы торговать у себя дома, но у него нет денег на то, чтобы обустроиться. Если я заберу эти бумаги сейчас, то обреку его на нищенское существование, а своих сестер – на поспешный брак с первыми попавшимися бедняками, которых отец сумеет уговорить.
– Что с вами произошло? – спросил Кип.
– Прошу, не спрашивай меня об этом.
«Но я ведь уже… а, ну да. Поскольку она моя рабыня, то, если я буду настаивать, она должна будет ответить».
– Ладно, забудь, – сказал Кип. – Прости, что спросил. И что, у тебя есть какой-то план?
– Подержи мои бумаги при себе еще несколько недель. После того как я закончу обучение и принесу присягу, ты можешь отдать мне пятую часть того, что заплатит за меня Черная гвардия. Таким образом мы оба что-то получим, а тебе деньги понадобятся не меньше, чем мне. Кип, я в любом случае хочу поступить в гвардию. Я хочу этого больше всего в жизни. Если мы сделаем так, как я предлагаю, за это заплатит Хромерия.
– План… я бы сказал… превосходный, – сказал Кип.
– Вот именно. Что в нем может быть плохого?
«Разве только то, что я так и не узнаю, нравлюсь ли я тебе сам по себе или просто потому, что тебе нужны деньги. По крайней мере, до дня присяги».
Ужасно эгоистично с его стороны, да? Он хотел, чтобы Тея заплатила за то, чтобы он мог чувствовать себя благородным!
– Вот видишь? – продолжала Тея. – Но только… Кип, я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал.
– Что угодно!
– Обещай, что не продашь меня обратно… Просто, что ты меня не продашь. Никому. Я буду тебе прислуживать в свободное время, с меня не убудет. Я столько лет была рабыней, могу потерпеть и еще несколько недель. Только пообещай!
– Клянусь Орхоламом, – отозвался Кип. – Но с одним условием.
Она взглянула на него с подозрением.
– Что, когда мы продадим твой контракт, ты возьмешь себе половину.
– Кип, ты совершенно не умеешь торговаться! – с широкой улыбкой отозвалась Тея.
Кипа снова поразило ее отличие от Лив. Та была вечно недовольна своим положением, которое было действительно не лучшим, но далеко не настолько ужасным, как положение рабыни. Может быть, дело было в том, что Лив понимала, что ее отделяет лишь несколько шагов от жизни в беззаботной роскоши, и невозможность достичь этой жизни больнее ее задевала. А может быть, Тея просто от природы была склонна более позитивно смотреть на вещи. В любом случае, если ему в будущем придется столкнуться с горем и несправедливостью в жизни, Кип надеялся, что сможет быть больше похожим на Тею и меньше – на Лив. Эта мысль каким-то образом высвободила что-то внутри него, и он обнаружил, что воспоминание о Лив вызывает в нем меньше обиды, но и меньше интереса к девушке.
– Я согласна! – объявила Тея. – Ну а теперь хватит лыбиться! Пора за работу!
Глава 83
Мимо первого незажженного факела в туннеле Дазен прошел, не прикоснувшись к нему: факел мог оказаться ловушкой. Он продолжал двигаться вперед в тесном пространстве туннеля, делая глубокие вдохи, чтобы сохранить спокойствие. Проход был не особенно узким, да и темнота не совсем непроглядной. Он справился бы и с чем-нибудь похуже. Он бы с радостью прошел через что-нибудь похуже, лишь бы выбраться отсюда.
Назад он больше не вернется. Никогда.
Пройдя еще, наверное, сотню шагов, он наткнулся на еще один факел и остановился. Его зеленый люксиновый шарик светился совсем слабо, и на этот свет уходил его последний люксин. Дазен не знал, сколько еще ему понадобится его поддерживать, – надеялся, что счет идет на минуты, но как знать…
Он разглядывал факел так, словно это была ядовитая змея. В туннеле было слишком тесно, чтобы использовать обычный факел с неизбежным открытым пламенем и капающей смолой. Чтобы идти здесь с обычным факелом, ему пришлось бы нести его непосредственно перед собой. Поэтому его брат с обычной для него расточительностью во всем, что касалось магии, сделал люксиновые факелы на основе самых банальных деревянных палок. На конце палки имелась панель из нестабильно извлеченного желтого, герметично закрытого тонким слоем то ли люксина, то ли стекла, то ли вообще вощеной бумаги. Пока у желтого люксина не было контакта с воздухом, он находился в латентном состоянии. Для того чтобы получить свет, достаточно было просто отслоить краешек герметичной упаковки, и ты получал превосходный источник узкоспектрального желтого света. В зависимости от того, насколько велик был контакт с воздухом и насколько нестабильно был извлечен люксин, такой факел мог гореть от одного до четырех часов. Такие факелы стоили непристойно дорого и были невероятно сложны в изготовлении; его брат любил их делать, чтобы похвастаться своими суперхроматическими способностями.
Этот факел, несомненно, был делом рук его брата. Ну конечно, ведь тому наверняка пришлось производить все работы по постройке темницы самостоятельно. Люксиновый факел был вставлен в обычный железный держатель. Сощурившись, Дазен рассматривал этот маленький кусок железа так, словно в нем были скрыты все тайны вселенной. Но это была просто обычная железка. Кажется, факел держался в ней не очень плотно. Абсолютно ничто не давало повода предположить, что это может быть какой-нибудь переключатель или рычаг, готовый привести в действие ловушку, стоит ему вынуть факел из гнезда.
И все же в нем было что-то неправильное.
Дазен выругался. Потом выругался еще раз. Ему понравилось слышать, как звуки его голоса отдаются в глубине туннеля и исчезают где-то вдалеке, вместо того чтобы отскакивать обратно к нему с расстояния нескольких шагов.
– Каким тупицей надо быть, чтобы орать во всю глотку, пытаясь совершить побег? – раздался чей-то голос.
Волна потрясения прокатилась по его позвоночнику. Одно бесконечное мгновение Дазен думал, что все пропало. Потом он узнал голос.
– Мертвец!
– Сдается мне, ты скоро станешь гораздо больше мертвецом, чем я, – возразил тот.
– Я думал, ты останешься там, в стене камеры. Здесь ты мне ни к чему.
Мертвец хихикнул из темноты.
– Хотел так легко от меня отделаться? Веселый ты парнишка, Гэвин Гайл!
– Э нет, Гэвин – это ты! Ты мертвец. А я покончил со всем этим. Больше я не собираюсь проигрывать! А теперь убирайся, я хочу зажечь свет.
– Спорим, факел – это ловушка?
– Я знаю, что ловушка! – рявкнул Дазен.
Но на самом деле он этого не знал. Это был просто страх, паранойя – от которой он тем не менее не мог отделаться. Продолжая вполголоса ругаться, Дазен снова и снова рассматривал факел.
Он не мог взять его в руки.
– Брось его, – посоветовал мертвец. – У тебя, должно быть, еще осталось минут на пятнадцать зеленого люксина. Ты еще можешь успеть, если не будешь торчать здесь, разговаривая сам с собой!
Он снова насмешливо хихикнул.
Спотыкаясь, Дазен побрел дальше по проходу. Он был в очень плохой форме. Если не удастся как можно скорее выспаться и поесть нормальной еды…
«Нет. Об этом я позабочусь потом».
Проход плавно изгибался; возможно, он шел по спирали, постепенно поднимаясь вверх. Дазену казалось, будто он идет уже целую вечность. Это было невыносимо, но вряд ли так могло продолжаться долго, правда ведь? Насколько глубоко его брат мог закопаться в землю?
– Достаточно, чтобы ты не смог откопаться, естественно, – заметил мертвец. – Он всегда был самую чуточку умнее тебя.
– Заткнись!
У Дазена подвернулась нога, и он чуть не упал. Ему удалось восстановить равновесие, но это едва не стоило ему концентрации. Он едва не потерял свой зеленый шар!
– Помнишь, ты всегда был отцовским любимчиком? Теперь-то небось его любимчиком стал Гэвин. Ты вечно боялся, что отец поймет, насколько Гэвин смышлен, разве не так?
– Заткнись, – слабо произнес Дазен.
Орхолам, он едва не лишился своего единственного источника света! Он не мог себе представить, что бы с ним стало, если бы он оказался в кромешной темноте, имея в качестве спутников лишь голоса в собственной голове.
– Почему бы тебе не вернуться к тому факелу? – предложил мертвец из темноты. – Твоего люксина может и не хватить. С другой стороны, факел тоже может быть испорчен. Сколько он там уже висит? Они ведь не вечны, даже если их сделал твой брат.
Темнота сгущалась, собираясь вокруг его крошечного, чахлого кружка зеленого света. По идее, зеленый должен был давать ему чувство дикой свободы и силы. Но даже у диких зверей может разорваться сердце. К тому же ощущение силы – не то же самое, что сама сила.