Она расплатилась и, чувствуя прилив бодрости от еды и стимулирующего напитка, направилась в сторону Эбонова холма. Там располагалась вилла, откуда открывался великолепный вид на бухту и восходящее солнце.
Это место ей показал Дазен, когда начинал ухаживать за ней. Он и не подумал стучаться в дверь к хозяевам и вообще соблюдать правила вежливости; вместо этого он показал ей, где можно залезть на ограду, а оттуда они перебрались на выпуклую купольную крышу соседнего дома. Вокруг царил мир и покой, и она, молодая девушка, почти подросток, чувствовала себя настоящей хулиганкой.
Здесь они впервые поцеловались, после того как всю ночь просидели, держась за руки и разговаривая.
Однако как же ей приступить к разговору? «Гэвин, дубина ты стоеросовая, я уже много месяцев знаю, что на самом деле ты Дазен»? Нет… Она просто сядет рядом с ним и будет смотреть, как восходит солнце, а потом скажет: «Я помню наш первый поцелуй. Это было как раз здесь».
При мысли о том, в какое замешательство приведет Гэвина эта реплика, Каррис почувствовала немалое удовольствие.
По правде говоря, им предстояло немало поработать. Многое из того, о чем он ей лгал, теперь стало для нее понятным, но далеко не все; и к тому же знать, почему человек тебе солгал, – далеко не то же самое, что понимать это и тем более простить.
Тем не менее ей не терпелось наконец начать жить, как бы это ни было пугающе. К тому же он ведь сказал, что любит ее, верно? Вряд ли это могло оказаться таким уж опасным делом.
Каррис повернула за последний угол – и внезапно обнаружила, что сидит на земле. У нее ушло несколько мгновений, чтобы понять, что ее ударили по лицу. А потом вокруг оказалась целая банда и принялась пинать ее ногами.
Она отбивалась, уворачивалась, вопила, но ее обучение мало ей помогало. Бандитов было около дюжины, все здоровенные мужики, и они отрезали ей все пути отхода. От скорости реакций мало толку, когда ты лежишь на земле; умение обращаться с оружием не помогает, если все оружие у тебя отобрали.
Ее ярость умерялась чувством унижения и страха. Она же гвардейка! Как она могла позволить, чтобы ее застали врасплох? Как она могла чувствовать себя такой напуганной? Каррис пыталась отбиваться, лягаться, но ее ноги и руки прижали к земле. Она заметалась, и чья-то нога врезала ей по почкам. Черные звезды взорвались в белом небе.
Она не должна бояться! Это ее должны бояться все остальные! К ней наклонилось чье-то лицо, оно что-то говорило, и Каррис резко дернула головой, разбив ему нос, так что кровь говорившего залила ей все лицо. Вывернула кому-то руку, другому разбила локоть. Потом ее голова шмякнулась о камни мостовой – она даже не заметила, откуда прилетел этот удар. А потом все ее чувства поблекли вместе с угасающим сознанием, а избиение все продолжалось… продолжалось… продолжалось…
Глава 90
– Черные гвардейцы тоже гибнут. Смерть – наш постоянный спутник, – сказал командующий Железный Кулак, обращаясь к стажерам, собравшимся в одном из небольших тренировочных бараков. – Вчера убили одну из наших, Люцию.
После гибели Люции двадцать оставшихся стажеров отпустили на ночь, но наутро приказали явиться в полной форме, под угрозой увольнения. Пришли все до одного.
– У Люции было мало шансов остаться в наших рядах. – Командующий сделал паузу, дожидаясь, пока до них дойдет смысл сказанного. – Совершенно верно. Другие люди, оказавшись перед беспощадным лицом смерти, начинают лгать. Они лгут, потому что боятся смерти и боятся того, что, когда они умрут, другие узнают о них всю правду. Наша задача – прожить свою жизнь так, чтобы правда о нас не оказалась постыдной. Люция не была выдающимся бойцом, но она была смелой и достойной девушкой и не заслужила того, чтобы ее застрелил какой-то трус с мушкетом в руках. Ничего, мы его отыщем. Мы уже выслали людей на поиски. Его найдут, и в живых он не останется. Но тем временем у нас есть работа. Мы – Черная гвардия, у нас всегда есть работа… Инструктор, прошу вас!
Инструктор Фиск вышел перед классом. Кип поглядел на Перекреста: лицо молодого гвардейца было тверже стали.
– Отныне война будет вашим учителем, – объявил инструктор Фиск. – Мы идем на войну! Как некоторым из вас уже известно, Спектр принял решение отправить нас на защиту Ру. Мы это предвидели, и вот это случилось. Мы рассчитывали, что у нас будет еще две недели на подготовку, прежде чем мы отберем курсантов с вашего потока, – это было бы особенно важно сейчас, после того как убили Люцию. Однако Черным гвардейцам не пристало сидеть сложа руки! Финальный круг испытаний пройдет сегодня. Я знаю, что кое-кто из вас еще не оправился после вчерашних стычек. Сочувствую. Не повезло. Сейчас в вашем классе двадцать человек. Четырнадцать из них станут курсантами Черной гвардии.
Он помолчал.
– Те, кто не пройдет испытания, могут попробовать возвратиться в следующем году. Я надеюсь, что вы это сделаете. Невзирая на то что мы набрали вдвое больше новичков, чем обычно, ваш класс показал неожиданно высокие результаты, так что у вас есть все шансы поступить повторно. Вас поставят в самом начале списка, выше наследников. – Он нахмурился. – Ну а теперь все на тренировочную площадку бегом марш!
Когда их колонна бодрой рысцой прибыла на место, Кип увидел, что там уже собралось, наверное, тысячи две зрителей, готовых наблюдать за боями, и из них только около трети были Черными гвардейцами или курсантами старших курсов. Кип обнаружил, что совсем не задыхается после пробежки. Ему было еще далеко до физической формы, в которой находились лучшие из учеников, но он становился крепче. Мало-помалу.
Также он был рад, что Тея успела его предупредить, что сегодня могут состояться финальные испытания, – благодаря этому Кип успел спрятать кинжал в тренировочном зале Призмы, чтобы не пришлось носить его на себе привязанным к лодыжке. Уж в этот-то зал посторонние попасть не могли.
Как обычно, они заняли свои места, и инструктор Фиск встал перед ними, чтобы зачитать правила.
– Вы сами выбираете цвета. Никаких очков. Никакого оружия. Как и прежде, вы можете вызвать тех, кто стоит на три позиции выше. Если отобьете у противника боевой значок, можете бросить вызов еще раз. Те, кто стоят на нижних позициях, бросают вызов первыми. Кто сдался или потерял сознание, решаю я. Мы понимаем, что каждый из вас желает победить и что кое для кого на исход этого испытания поставлено все; но тем не менее любой, кто во время боя искалечит противника, будет исключен. Это понятно?
– Так точно, сэр! – хором отозвались стажеры.
В воздухе висело напряжение, словно перед грозой. Это испытание отделяло стажеров от настоящих гвардейцев. Даже если до принесения присяги в конце обучения они будут отчислены или получат ранения, с сегодняшнего дня, если им удастся пробиться, они всегда будут носить этот почетный знак: звание Черного гвардейца. После прохождения сегодняшних испытаний контракты тех из них, кто были рабами, будут взяты на хранение Хромерией. Ничто не сможет воспрепятствовать их дальнейшему обучению до тех пор, пока их не отчислят или они не принесут присягу и не станут полными гвардейцами, после чего Хромерия сама внесет за них плату. Вырученные за них деньги делали их бывших хозяев богатыми, но продажа не была делом добровольным. Новоиспеченные гвардейцы сразу же переходили в другой разряд: хотя они, разумеется, и должны были повиноваться распоряжениям командования Черной гвардии и служить вплоть до отставки, но в гвардии даже раб был в первую очередь гвардейцем. Внутри гвардии не существовало никаких различий ни в смысле обязанностей, ни в смысле привилегий – Каррис Белый Дуб, наследница знатного рода, насчитывавшего сотню поколений, подчинялась в точности тому же распорядку, что и Пан Харл, чьи предки на протяжении последних восьми из десяти поколений были рабами.
Сегодняшний день решал все.
Вместе со всеми Кип прошел к рингу, и каждому из них вручили боевой значок. Инструктор Фиск сказал:
– Если вы поступите в Черную гвардию, значок, который вы завоюете на этой неделе, останется с вами навсегда. С ним вы будете приносить присягу, вы будете хранить его всю вашу жизнь. – Он вытащил шнурок, который носил на шее, и показал им старый золотой значок, на котором была выгравирована цифра четыре. – Тех, у кого окажутся начальные номера, можете сразу рассматривать как ваших командующих. А теперь – в шеренгу стройсь!
Кип встал в шеренгу, и один из старших практикантов, проверяя каждое имя по списку, выдал первым четырнадцати золотые значки. Дальше шли бронзовые. На аверсе каждой медали был номер, начертанный парийским шрифтом, и четыре строчки какого-то древнего текста, который Кип не мог прочитать. На реверсе был изображен боец – на каждом из значков рисунок был свой. Монета, выданная Кипу, была бронзовой; гравировка изображала женщину с прялкой и парийскую цифру восемнадцать на обороте.
Повысив голос, Кип сказал:
– Сэр, здесь ошибка. Я на пятнадцатом месте, а не на восемнадцатом.
Все собравшиеся притихли – не только стажеры, но и все остальные гвардейцы и курсанты. Никто и никогда не противоречил инструктору! И в самом деле, лицо инструктора Фиска потемнело.
– Ты что, не проверил список? Ваша группа вчера не выполнила задание. Вас всех передвинули на три позиции вниз.
– Что за бред! – воскликнул Кип и тут же прикрыл рот ладонью: гвардейцам полагается следить за своей речью.
– Сынок, ты только что лишился одного цвета, – промолвил инструктор Фиск. – Если хочешь еще что-то добавить, то вылетишь с соревнований. Ты этого хочешь?
Кип сглотнул и покачал головой.
– Вы что, зачли наш вчерашний бой как поражение? – на этот раз голос принадлежал Перекресту. Он выступил вперед. – Вы хоть видели, как сражался Молот? Благодаря ему мы прошли через все испытания. Мы победили, мы были уже на финишной прямой! Перед нами оставались только мирные кварталы, когда этот ублюдок застрелил Люцию! Я прошу прощения, сэр, но Молот прав: это действительно бред. Вы практически лишаете нас возможности…