Однако что-то в том, как Атират двигался, показалось Гэвину знакомым… «Ох, помилуй Орхолам! Лазутчики не ошиблись».
– Дервани Маларгос, – произнес Гэвин. – Никогда бы не подумал, что увижу тебя в юбке. Я бы спросил, чем ты занимался с тех пор, как закончилась война, но, кажется, и сам догадываюсь.
Из подмышки бога появился таракан, прополз по руке и исчез в какой-то щели посередине.
– Симпатичный у тебя жучок. Главное, остерегайся термитов.
Несмотря на легкомысленный тон, сердце Гэвина было тяжелее свинца. Когда-то они с Дервани Маларгосом сражались бок о бок – когда он был еще Дазеном, не Гэвином. Его мать перед смертью призналась, что подослала к Дервани убийцу. Как видно, подосланный солгал о том, что выполнил свою миссию. Помимо прочего, Дервани был отцом Тизис. Как ни крути, а у Дервани не было особых причин любить Гэвина, да и Дазена, по правде говоря, тоже.
Дервани следовало убить, поскольку он знал настоящего Дазена. Он был с ним в битве у Расколотой Скалы вплоть до самого конца. Он мог видеть все, что там произошло. И если Фелия Гайл была права, он мог разоблачить…
«Впрочем, вероятно, мне стоило бы подумать о том, что он может убить меня прямо сейчас, а не беспокоиться о том, как он разрушит мою карьеру в гипотетическом будущем».
Атират поднял руки, и Гэвин ощутил, как гиганты позади него задвигались и отступили назад.
– Гэвин, – проговорила Каррис напряженным тоном. – Гэвин!
Она перезаряжала свой пистолет. Свинцовая пуля уже была загнана в ствол, и Каррис забивала поверх нее пыж. Хоть Гэвин и не мог видеть зеленый, он прекрасно видел более темную нить люксина, тянувшуюся от ее глаз вниз, к рукам.
– Гэвин, – повторила она отчаянно, – это делаю не я! Беги!
– Ты меня не застрелишь, – примирительно сказал Гэвин.
– Проклятье! Это делаю не я!
– Ты останешься здесь, – проговорил Атират голосом, напоминавшим грохот катящихся с горы валунов.
Бог направил на Гэвина палец, и из земли возле его ног поползла вверх тонкая паутинка люксина. Гэвин оттолкнул ее ногой.
– Что? – Атират рассмеялся. – Так вот как мы победили: ты потерял зеленый! Ты – ломаная Призма, и тем не менее оставил должность за собой. Наверное, мне следует поблагодарить тебя, Гайл, за твою упрямую гордыню. Спасибо – и прощай навсегда!
Каррис, двигаясь как марионетка, подняла пистолет и выстрелила Гэвину в голову.
В последний момент он успел отбить ее руку в сторону; пуля обожгла ему шею. Лозы захлестнули его ноги; Гэвин принялся рубить их мечом, пытаясь высвободиться. Здоровенная дубина размером с молодое деревцо сбила его с ног. Гэвин перекатился, вскочил – и обнаружил себя на самом краю площадки. Ему пришлось замахать руками, чтобы не свалиться.
Из башни полезли побеги с копейными остриями на концах и принялись тыкать в Гэвина. Он увернулся от одного, другой попал ему в мякоть плеча, третий он схватил рукой. Побег отдернулся – и потащил с собой Гэвина. Тот упал, перекатился по земле, срубил побеги мечом возле самой земли и бросился бежать.
Каррис, по-прежнему прикованная к своему месту, перезаряжала пистолет. Последний из гвардейцев, Байя Ниэль, тоже не мог двинуться – он был зеленым, а следовательно, не мог противиться контролю Атирата. Хорошо еще, что он потерял свои пистолеты. Башня продолжала попытки пленить Гэвина, предвосхищая направление его движения и прорастая в этих местах терновыми кустами. Оставшиеся трое гигантов стояли на страже, удовлетворяясь ролью наблюдателей, – очевидно, им не было отдано иного приказа. На дальней стороне площадки Кип глядел на происходящее огромными глазами, сидя рядом с трупом женщины. Гэвин мог только молиться, чтобы у парня хватило ума самому прикинуться мертвым: Кип ведь тоже извлекал зеленый.
Еще один древесный ствол бросился Гэвину под ноги, и он перескочил через него. В прыжке швырнул в сторону Атирата одну за другой несколько огненных струй, но не успел увидеть, возымели ли они какой-либо эффект. Приземлился, перепрыгнул еще два живых копья, пытавшихся его проткнуть, на ходу пытаясь вспомнить о Дервани Маларгосе хоть что-нибудь, что могло бы пригодиться.
Судя по всему, его огненные струи не причинили никакого вреда. Из площадки позади Дервани вырос трон; сам зеленый бог стоял, воздев руки. Гэвин снова полоснул мечом по остроконечным побегам, полыхнул огнем по лозам, пытавшимся его оплести. Перекатился, поднырнул, отшатнулся влево, на цыпочках отпрыгнул вправо, расшвыривая снаряды, огненные сгустки, просто струи жара, не оставляя попыток пробиться к противнику.
Бог сжульничал: под ногами Гэвина вдруг исчезла опора. Зеленый люксин, выстилавший верхнюю площадку башни, при очередном его шаге попросту исчез, а потом возник снова, уже по бокам от него. Он сгустился вокруг Гэвина, удерживая его на поверхности, но сжимая со всех сторон железной хваткой.
Однако и здесь Гэвин не был беспомощен. Большинство извлекателей привыкли использовать руки, выпуская люксин либо через ладони, либо через кончики пальцев. Но совсем не обязательно делать все так, как это принято делать обычно.
Разделив кожу вдоль обеих рук от плеч до запястий Гэвин принялся выпускать красный и под-красный в удерживающий его люксин. Тот зашипел, задымился, кое-где загорелся – и на одну секунду Гэвин вырвался на свободу, но зеленый люксин тут же сформировался обратно. Гэвин использовал всю свою силу, с воплями раскрывая в своей коже все новые трещины – на руках, по бокам туловища, вдоль обеих ног – и поливая огнем свои оковы.
В конце концов он все же вырвался и поднял руки, намереваясь извлечь желтый дротик и пробить им голову Атирата. Он вложил в него всю огромную мощь своей воли.
Ничего не произошло.
Гэвин воззрился на свои руки. В них не было люксина! Какого черта?!
У него не было желтого.
Зеленый люксин взметнулся вверх по его ногам, в одно мгновение вновь сковав его движения. Только тут Гэвин осознал свою ошибку. Атират соорудил пузырь, закрывший всю верхушку башни! Тонкий, прозрачный зеленый пузырь; линзу, блокировавшую все цвета, которыми мог бы воспользоваться Гэвин.
Однако безупречных линз не бывает, а Гэвин был не из тех, кто соглашается безропотно сдаться и умереть. Он все же сумел набрать под-красного – но все его усилия привели лишь к тому, что зеленый люксин вокруг его рук задымился, а все, что ему удавалось сжечь, тут же отрастало обратно. Извлекать свет сквозь эту линзу было все равно что дышать сквозь очень длинную и тонкую соломинку.
У Гэвина почти не оставалось сил.
– Скажи мне, Гэвин Гайл, каково это – быть смертным? Быть окруженным светом и тем не менее беспомощным?
«Гэвин Гайл»… Не то чтобы это имело значение теперь, но Дервани его не узнал. Фелия Гайл пыталась убить человека, который фактически не представлял собой угрозы, – и из-за того, что ей не удалось его убить, теперь он действительно стал угрозой.
Кривая усмешка Гэвина, кажется, раздосадовала новоявленного бога.
– Я думал, ты погиб, – сказал Гэвин.
Кип был где-то там, сзади. Может быть, мальчишка сможет что-нибудь придумать, пока Гэвин занимает Атирата разговором.
– Я был на волосок от гибели. Нас была небольшая группа – извлекателей, которые выжили на войне, но были настолько изувечены, что вы бы наверняка принудили нас к самоубийству. Вы и так отняли у нас предостаточно; мы не собирались еще и умирать по вашей команде! Поэтому некоторым из нас удалось переделать себя, создать себя заново из света. Изуродованные, обгоревшие, калеки – мы стали новыми людьми! Потому что свет нельзя сковать, Гэвин Гайл.
Кип полз к богу на четвереньках, он был уже непосредственно позади трона, столь услужливо выросшего для Атирата.
– И как ты… – начал Гэвин.
– Вопрос только один, Гэвин Гайл, – перебил его Атират. – От чьей руки ты хочешь умереть: женщины или мальчика?
Кип замер.
– Отец, – проговорил он. – Я не могу двинуться.
– Гэвин… – сказала Каррис. Ее зубы были стиснуты, в глазах стояли слезы; она изо всех сил боролась с люксином, наполнившим ее тело. – Я не могу… не могу…
– Я могу сделать выстрел! – настаивал Хезик, напряженный, горящий нетерпением.
– Если ты выстрелишь, то убьешь их всех, идиот! – выкрикнул Каблук.
– Нам их все равно не спасти, – настаивал Хезик. – Это наш единственный шанс. Там же бог!
Железный Кулак не слушал ни того, ни другого. Слова, которые он считал давно позабытыми, непрошеные пришли на его уста:
«Могучий Орхолам, податель света, воззри на меня, услышь мой вопль! В этот темный час я припадаю к твоему трону!»
Командующий словно бы со стороны наблюдал, как он сам произносит священную формулу. В последний раз, когда он молился этими словами, ему было тринадцать лет. В его груди была пустота; он видел перед собой свою мать, видел, как жизнь покидает ее с толчками крови, в то время как его губы продолжали повторять: «…податель света, воззри…»
Внезапная мысль прервала его молитву.
– Один пункт вверх, два пункта вправо, – приказал он Хезику.
– Но, сэр, у меня все рассчитано…
– Делай! – рявкнул командующий.
Прозвучали три щелчка: Хезик исправил наводку так, как ему было приказано. Железный Кулак взял дымящийся пальник и самолично поджег фитиль.
Грохот выстрела заполнил помещение батареи, и Железный Кулак мог бы поклясться, что каждый из людей отсчитывал в уме секунды.
– Жаль, Гэвин, что ты никогда не узнаешь, на что это похоже, – говорил бог. – Я могу ощущать каждое живое, растущее существо в мире! И с каждой секундой мои чувства все больше обостряются!
Атират говорил как пьяный, и однако Кип не мог пошевелиться. Его мышцы сжимались и разжимались, повинуясь его командам, но кости словно вросли в землю. Еще бы чуть-чуть – и он бы сделал это. Он почти спас их всех. Кип «Почти» Гайл…
Гэвин что-то сказал, но Кип не смог расслышать. Он увидел, как Атират напрягся, предупрежденный каким-то шестым чувством. Бог повернулся, и Кип увидел облачко дыма над фортом на Руском Носу.