– …именно поэтому фигуру Светоносца следует понимать как метафору, обозначающую каждого из нас. Каждому из нас суждено нести свет в темные закоулки мира. И я не говорю о миссионерстве! Если религия варваров, живущих за Вратами Вечной ночи, их удовлетворяет, кто мы такие, чтобы менять их образ мыслей? Разве они не такие же дети Орхолама? Нет, нам следует принести свет в темные закоулки наших собственных жизней – проявлениями доброты и щедрости, добрыми словами в адрес других людей, неограниченной любовью. Светоносец – не тот, кто придет! Слушайте, о дети Ама: Светоносец – не один человек! Мы все здесь Светоносцы!
«И тут люксиаты, выпучив глаза, с воплями понеслись прочь из зала, чтобы омыться в молоке». Кип едва не расхохотался вслух, представив себе эту картину.
«Елки-палки, Кип, тебе надо лучше высыпаться!»
На кафедру взобрался верховный люксиат. Даже не взглянув на Клитоса Синего, он обратился к хору:
– В завершение я бы попросил вас спеть «Прости нас, Отец Света!»
Судя по всему, это было не то песнопение, которое планировалось. Ну что ж…
Впрочем, хор спел то, что требовалось, и спел превосходно. Когда последние звуки замолкли, все понемногу потянулись к выходу.
– Что это было? – спросил Кип у Бен-хадада.
– Дикая ложь прямиком из адской бездны, – ответил тот. Две девушки в переднем ряду обернулись и посмотрели на него, но он не обратил внимания. – Насчет Светоносца всегда спорили. Кто он такой, суждено ли ему прийти в будущем или он уже приходил. В Хромерии принято верить, что он уже был – что Люцидоний и был Светоносцем. В конце концов, само его имя означает «дающий свет»…
– Но ты считаешь, что это не так? – уточнил Кип.
– Я не знаю всех доводов, но мои родители в это не верят.
Кип поглядел на него с удивлением: он в жизни не слышал ничего глупее. Судя по внезапно помрачневшему лицу Бен-хадада, тот и сам это понимал.
– Я не хочу жить в эпоху, когда вся история уже закончилась, – добавил он, как бы оправдываясь.
Что тоже было глупо: «мне не нравится, как устроен мир, – значит, он устроен по-другому»? Хорошо хоть, по крайней мере, на этот раз Кип сумел удержаться и не произнести это вслух.
– Считается, что Светоносец будет гениальным цветомагом, – внезапно проговорила Тея, до этих пор державшаяся непривычно тихо. – Это будет воин, сметающий перед собой все препятствия. Еще в молодости он покажет свое величие; он будет совершать такое, что до него считали невозможным, и вернет нас на истинный путь. А Люцидоний даже не был хорошим извлекателем – да, он придумал, как изготавливать цветные линзы, но это вряд ли делает его гением, правда? Светоносец будет нас защищать. Он будет низвергать богов и убивать королей.
«Я убил одного короля». По спине Кипа пополз холодок.
– Никаких королей больше нет, – вмешался в их разговор паренек постарше. – Люцидоний убил последнего. И последних богов тоже.
– Это сделали люди Люцидония, а не он сам, – возразил Бен-хадад.
– Какая разница? – парировал парень. – Когда ты говоришь, что Цветной Владыка взял Гарристон, ты ведь не имеешь в виду, что он взял его своими пальцами? Ты даже не имеешь в виду, что он сделал это в одиночку. Ты говоришь о том, что это было сделано по его воле. Именно так…
– Дети! – окликнул их облаченный в черную рясу люксиат голосом, в котором сквозило отвращение. Кип подумал о том, как давно он слушает их разговор. – Вы повторяете полузабытые глупости ваших родителей и суеверный вздор непросвещенных. Отправляйтесь по своим лекциям! Я не потерплю вашего богохульства в этом святом месте. Убирайтесь!
Глава 34
– Это платье недостойно твоей красоты, – сказал Лив молодой человек, когда она вышла из складского помещения, которое делила с несколькими женщинами и их детьми, потерявшими свои гарристонские жилища. – И это жилье совсем не то, что подобает девушке с твоими талантами.
Он улыбнулся ей улыбкой человека, осознающего собственное великолепие:
– Я Зимун. Я буду твоим наставником.
Он и был бы великолепен, если бы его внешность не портил пластырь, целиком закрывавший нос, и синяки под глазами. На вид Зимуну было лет шестнадцать или семнадцать, как и самой Лив, – может быть, немного старше, а может быть, он просто держался так, будто он старше. У него были копна курчавых черных волос, орлиный нос, который из-за пластыря казался еще больше, широкий рот и безупречно белые блестящие зубы. Кожа аташийца, густые брови, светло-голубые глаза с радужкой, окруженной кольцами нескольких цветов. На нем была новенькая белая рубашка (у кого может найтись свежая рубашка сразу же после кровопролитного сражения?), поверх рукавов которой предплечья обхватывали многоцветные наручи – пять широких цветных полос на белом фоне. На его плечи был накинут блистающий чистотой плащ с таким же узором: черная мохнатая полоса, обозначавшая под-красный, далее красная, оранжевая, желтая и зеленая. Пятицветный полихром. Пятицветный!
Во всей Хромерии было, наверное, не больше двадцати пятицветных – ну, может быть, еще парочка пока что тренировалась. Если этот парень и держался самоуверенно, у него была на это причина.
«Невыносимо!»
– Тебя что, кто-то побил? – спросила Лив.
«Ах, как грубо!»
– Все еще хуже: мне заказали убийство, а я провалил задание. Мне разбили нос, а потом еще и здесь побили за неудачу, когда я вернулся. Между прочим, проплыв несколько сотен шагов в море, кишащем акулами!
Он улыбнулся.
– Ты шутишь!
– Если бы я шутил, это значило бы, что у меня ужасное чувство юмора. Что тут смешного?
– В смысле, ты серьезно?
– Надеюсь, в следующий раз у меня получится лучше. Пойдем, надо сменить эти тряп… это твое платье на что-нибудь более приличное.
Он был ее наставником, которого приставил к ней лично лорд Омнихром, так что Лив, пожав плечами, сочла нужным ему повиноваться. Вместе они пошли через город. Склад располагался неподалеку от Травертинового дворца – было безопаснее держаться поближе к солдатам. Одинокой женщине в военное время не следует ни на секунду терять бдительности.
Впрочем, идя следом за Зимуном, она заметила, что его одежда лучше, чем его доспехи.
– Что, неужели здесь так боятся цветомагов? – спросила она.
– Боятся? Нас здесь почитают! И это только справедливо, как по-твоему?
– Да, наверное…
– «Наверное»? Хм-м, теперь я понимаю, почему тебе понадобился наставник.
Это замечание прозвучало более чем снисходительно, и Лив оно вовсе не понравилось.
– Хромерия делает из людей рабов, Лив. Для ее существования необходимо, чтобы те, кого она обучает, были повязаны по рукам и ногам. В лучшем случае ты становишься ее слугой, связанным договором, причем срок договора распространяется на весь остаток твоей жизни. Другими словами – ты раб. Мы, Свободные, это отвергаем. Мы считаем, что естественный порядок должен оставаться таким, какой он есть. Разве ты выбирала родиться красавицей? Конечно же нет. Однако ты красавица. Дальше ты можешь делать с этим все что пожелаешь. Точно так же тебе от рождения была дана способность извлекать. Мы можем только желать, чтобы все люди рождались с этим даром – и Цветной Владыка проводит исследования, как этого можно добиться, – однако факт остается фактом: мы особенные. Мы обладаем даром, которого у других людей нет. Мы не сделали ничего, чтобы его заслужить, мы не выбирали свою способность извлекать, однако она у нас есть. И мы не просим тех, кто обладает даром, чтобы они приковывали себя к земле, как не стали бы просить прирожденных бегунов побольше есть и становиться толстыми, чтобы нам было не так обидно двигаться медленно. Мы те, кто мы есть, настолько дикие и свободные, какими нас создала природа! Когда ты идешь по улице, одетая как цветомаг, люди знают, что, если они будут доставлять тебе неприятности, ты можешь их убить. Их выбор – бояться этого или просто уважать, как они уважали бы женщину с пистолетом за поясом. Разумеется, у нас есть еще и то преимущество, что в пистолете только один заряд.
Пройдя мимо рабочих, разбиравших завалы мусора, загромождавшего улицу, они наконец добрались до небольшого магазинчика, чудом оставшегося неповрежденным во время сражения. Их приветствовала пожилая хозяйка:
– Как хорошо, у меня опять есть покупатели! Спасибо вам, спасибо! О, и посмотреть только, какая вы хорошенькая! Я сделаю из вас просто чудо! Вы заказывали мне три платья, верно? – спросила она Зимуна.
– Их заказал лорд Омнихром, – отозвался тот.
– Ну хорошо, раздевайтесь, – велела она Лив.
Лив поглядела на нее, потом перевела взгляд на Зимуна: тот не выказывал никакого намерения отойти.
– Ты не хочешь хотя бы отвернуться? – возмущенно спросила она.
Зимун с проказливой усмешкой оглядел ее с ног до головы:
– Не хочу, но так уж и быть. Я должен был попытаться.
Он вышел наружу, оставив Лив в опытных руках портнихи. Та быстро ее обмерила, заставила несколько раз повернуться, после чего позволила ей снова одеться. Она быстро набросала три эскиза и показала их Лив:
– Для вас, госпожа, все будет наивысшего качества! Это первое платье – шерстяное, но из шерсти горных аборнейских коз, она теплая, но такая тонкая, что вы не поверите.
– Кажется, оно будет… – «чудесным? восхитительным?» – довольно дорогим.
Лив тут же выругала себя за эту реплику, но она не могла удержаться: ей слишком долгое время пришлось жить в бедности.
– Ха! Вы еще не слышали всего! Кайму и вставки вашего шелкового платья я собираюсь окрасить пурпуром из настоящих мурексов. Шелк, понятное дело, будет самый лучший – кто будет тратить настоящий пурпур на плохой шелк? Десять тысяч мурексовых раковин были собраны исключительно для вас!
Лив ощутила легкую тошноту. «Шелковое платье? Настоящий пурпур?»
– Я хотела… Я очень извиняюсь… В смысле, я хотела сказать – у меня совсем нет денег. Может быть, лучше просто шерстяное платье? И только одно?
По правде говоря, у нее и за такое-то платье нечем было заплатить, но гордость не позволяла ей признаться в полной нищете.