топку.
Такими темпами он никогда ничего не найдет. Существовал только один способ добраться до хранилищ, где могла находиться нужная ему информация: сделать это через Черную гвардию. Таким образом то, что началось с попытки исполнить волю отца, чьих мотивов Кип не понимал, теперь стало для него единственной возможностью добиться собственных целей.
Он тренировался, учился и читал книги в библиотеке – и постоянно не высыпался, поскольку каждую ночь его отдых прерывался кошмарами. Потом его организм сдавался, и он спал день или два кряду. В Хромерии не наказывали за пропуск лекций – это предоставлялось делать спонсорам, ввиду чего День спонсора был чрезвычайно неприятным событием для всех лентяев. Однако у Кипа спонсора не было. Впрочем, он ходил даже на те лекции, которые терпеть не мог, – пропустить что-либо означало обмануть ожидания отца, провалить свою миссию.
А потом настал день боя – кульминация их месячного обучения.
Хотя Кип явно был худшим в классе, благодаря тому, что он начал обучение под номером четыре, было крайне маловероятно, что он вылетит в этот месяц. Однако вся система была организована так, чтобы сливки поднимались к поверхности. В день проверочного боя каждому из студентов выдавался боевой значок. Бои начинались с последних номеров, чтобы даже самые отсталые студенты получили свой шанс. Первым должен был идти номер сорок девять; он мог вызвать только тех, кто отстоял на три места от него, и если он побеждал, то получал боевой значок побежденного им студента, который тут же мог использовать вновь, чтобы продолжать взбираться по лестнице.
Прежде чем они начали, один из мальчиков обратился к их тренеру:
– Инструктор Фиск, сэр, разрешите спросить? Почему мы должны драться с прожекторами? Разве нельзя выдать нам цветные очки?
– Ты спрашиваешь об этом сейчас? – отозвался тот. – Почему не спросил, когда начал обучение?
– Я э-э… Все было таким новым…
Кип понимал почему: паренек был слишком напуган, чтобы задавать вопросы.
– У кого-нибудь есть предположения? – спросил инструктор.
– Очки во время боя могут сломаться, а они стоят целое состояние, – отозвалась Тея.
– К тому же, если стекло разобьется, осколок может попасть в глаз, – вставил кто-то еще.
– Все это верно, но это не самые важные причины, – сказал инструктор Фиск. – Позвольте мне рассказать вам одну историю. Насколько мне известно, это чистая правда. Во времена Призмы Каррис Слепящей Тени, сразу после того как Люцидоний ввел в употребление цветные линзы, жил один молодой человек, который впал в илитийскую ересь, что, впрочем, могло случиться с каждым. Синий извлекатель по имени Гиллиам. У него были синие линзы, которые он никогда не снимал. Время было такое, по сравнению с которым наши войны показались бы детскими забавами, так что никто его не винил. Линзы были символом могущества – и статуса, разумеется. Технологией создания цветных линз владели лишь немногие, так что если у человека имелись линзы, это также говорило о том, что он богат. Шли годы, Гиллиам поучаствовал во множестве битв – в основном на стороне проигравших, но это к делу не относится. Еще несколько лет спустя он сделал попытку убить Призму Слепящую Тень. Ему без труда удалось пробиться через ее охрану, а потом он оказался лицом к лицу с самой Призмой. Она принялась выговаривать ему за то, что он использует для боя с ней те самые линзы, которые дал ему ее муж; сказала, что он ими злоупотребляет. Разумеется, Гиллиам решил, что она просто тянет время, и снова накинулся на нее. Улучив момент, она стащила очки с его лица. День был пасмурный, рядом не было ничего синего, откуда он мог бы извлечь люксин; в считаные мгновения он был обезоружен. Призма спросила, понял ли он. Он не понял. Тогда она взяла простое железное копье и пригласила Гиллиама попробовать ее остановить. Разумеется, это было невозможно. Гиллиам отчаянно искал хоть что-нибудь синее – ничего не было. И тут, когда она приблизилась к нему, он вдруг ощутил, как его глаза наполняются красными, зелеными, желтыми цветами. Он был полихромом полного спектра и даже не знал об этом! Однако поскольку он никогда не извлекал эти цвета, он не мог их контролировать, не мог связать их своей волей за то время, которое у него оставалось. Когда Призма пронзила его копьем, он вопил от отчаяния. Имеющие уши да слышат!
Кип огляделся по сторонам: некоторые из стажеров кивали, словно смысл рассказанного был им абсолютно ясен; другие выглядели такими же растерянными, как он сам.
– Тот, кто смотрит лишь через одну линзу, живет в темноте, – пробормотала Тея. Было ясно, что это не ее слова: в них чувствовалось величие древности.
– Ну, довольно вопросов! Нас ждет работа. По местам! – скомандовал инструктор Фиск.
«И это все? Никаких объяснений? Чудесно!»
Сорок девятый – щуплый неуклюжий парень с кривыми зубами – вызвал номер сорок шесть, как и ожидалось всеми. Под сорок шестым номером значилась упитанная девушка почти в два раза больше него по размеру, но неповоротливая. Если бы она проиграла, то потеряла бы свой боевой значок и шанс вызвать стоящих выше нее, так что для обоих это был вопрос жизни и смерти.
– Ты уже определился со своей стратегией? – спросила Кипа Тея.
Сорок девятый и сорок шестая подошли к огромным колесам рулетки и каждый крутанул свое. Правила предстоящего боя определялись в зависимости от того, где остановятся мелькающие цифры. Это был еще один аспект гвардейской этики: ты никогда не знаешь, в каких условиях тебе придется сражаться или каким оружием. Тебе может повезти или не повезти, и ты должен иметь дело с тем, что тебе выпало.
Колесо паренька определило цвета: желтый и зеленый. Колесо девушки выбрало посохи.
– Что ты имеешь в виду? – рассеянно переспросил Кип, поглощенный тем, что происходило перед их глазами.
Окна закрыли ставнями, и боевую площадку затопил желтый и зеленый свет. Парень с девушкой подошли к инструктору Фиску, стоявшему возле небольшого подиума, оба приложили пальцы к двум зубцам из черного камня, после чего им выдали посохи. Они отсалютовали друг другу и приступили к схватке.
Оба были настолько неуклюжи, что даже у Кипа мог бы быть шанс, если бы он взялся с ними драться. Девушка атаковала; ее первый удар с треском натолкнулся на посох паренька, но уже следующий, не встретив препятствия, пришелся ему по уху. Парень рухнул на пол – это не был нокаут, но ноги у него подкосились. Он попытался встать на колени, но снова упал.
Девушку объявили победительницей, и сорок девятый разразился слезами. Ему больше не было места в Черной гвардии. С ним было покончено.
– Не стоит его жалеть, – заметила Тея. – Вполне возможно, что это поражение спасло его от смерти в следующем месяце или сегодня же, в следующем бою. В Черной гвардии остаются только лучшие.
– Сегодня кто-то отправится домой вместо меня, – сказал Кип.
Она вопросительно посмотрела на него:
– Ты хочешь сказать, что у тебя нет никакой стратегии?
Кип воззрился на нее. Она ничего не понимала!
– Тея, у меня нет шансов! Я буду драться как только смогу, но наверняка проиграю. Тут даже говорить не о чем!
Впрочем, он не хотел разочаровывать Гэвина сверх необходимости.
Следующим вышел номер сорок восемь и вместо ожидаемого сорок пятого бросил вызов той же девушке под номером сорок шесть.
– Почему он…
– Она провела один бой и, вполне возможно, уже устала, – объяснила Адрастея.
Так и оказалось. Сорок восьмой и сорок шестая дрались без всякой магии: колесо выдало им цвета, которые ни один из них не мог извлекать. Тем не менее сорок шестая победила и вызвала номер сорок три. Снова победила – и вызвала номер сорок, которому проиграла.
Наблюдая за схватками, задавая Тее вопросы и складывая вместе кусочки информации, Кип понемногу начал понимать, почему люди порой предпочитали вызывать номер на три места выше себя, а порой – только на одно. Оказалось, здесь действительно есть своя стратегия, не хуже, чем в «девяти королях».
«Проклятье, только не это!»
Порой бойцы избегали драться со своими друзьями, потому что не хотели, чтобы те потеряли свои места или боевые значки. Другие выбирали драться с теми, кто мог к этому времени уже устать. Иногда, если определенный боец считался слишком хорошим для места, которое занимал, выбирающий предпочитал драться с предыдущим номером, чтобы потом перепрыгнуть опасного соперника. В нижней семерке числились те, кто уже проиграл и, несомненно, должен был вылететь; и поскольку они вряд ли стали бы сражаться слишком упорно, другие зачастую предпочитали бросать вызов им.
При такой организации боев, как объяснила Тея Кипу, если человек занимал более низкое место, чем заслуживали его способности, у него был шанс взобраться до самого верха – главное, чтобы хватило сил. На практике, конечно же, такого никогда не происходило. Схватки были изматывающими, а поскольку после победы бойцы должны были сразу же сражаться снова, очень редко кому-либо доводилось значительно повысить свой рейтинг. В то же время это подвергало невероятному давлению тех, кто находился наверху: им нельзя было проигрывать ни одного боя. В противном случае, если победивший их боец затем тоже проигрывал, они могли потерять сразу несколько мест в результате лишь одного поражения.
Эта схема была разработана так, что чем лучше гвардейцы справлялись с испытаниями, тем более сильному давлению они подвергались.
– Так что, Кип, запрыгнув сразу на более высокое место, чем ты, по общему мнению, заслуживаешь, ты фактически гарантировал себе, что тебя будут то и дело вызывать, – подытожила Тея.
Ну разумеется. Если ты видишь в тройке доступных тебе номеров один, который считаешь верным шансом, то, конечно же, бросишь вызов ему. И таким верным шансом постоянно будет Кип.
– Какая разница, – отозвался он. – Ну побьют меня, делов-то.
– Ты знаешь, – задумчиво проговорила Тея, – я никак не могу понять, то ли ты очень смелый, то ли очень глупый.