«Всего лишь грабитель. Обычный уличный головорез. Ничего личного. Это не заговор. Не заказное убийство».
А ведь Кипу даже не пришло в голову, что он владеет боевыми навыками, которые вбивали ему в голову Железный Кулак и инструктор Фиск! Он поглядел на свои руки: костяшки были содраны, кулаки припухли от ежедневных тренировок. А он попросту… забыл! Даже не подумал, что он вообще-то умеет драться.
Он засунул линзы обратно в карман. Прямо перед ним на двери висела табличка: «Янус Бориг, демиургос».
Кип постучал – и мог бы поклясться, что видел, как несколькими этажами выше с обеих сторон переулка из ниоткуда вынырнули какие-то темные фигуры и тут же спрятались обратно. Он чувствовал на себе тяжесть незримых взглядов.
«Нервы, Кип. Нервы».
Дверь открыла старуха. Она была практически лысой и курила длинную трубку. Длинный нос, редкие зубы, россыпь темных старческих пятен среди поблекших веснушек. Ее одежда была запачкана краской. Можно было бы принять ее за нищенку, если бы не толстое золотое ожерелье у нее на шее, весившее, должно быть, добрую семерушку. Ее морщинистое лицо было безобразнее последа, но его черты отражали такую бодрость и теплоту, что Кип почти немедленно понял, что улыбается во весь рот.
– Так, значит, это ты бастард, – промолвила она. – Рея говорила, что ты придешь. Входи, входи.
Глава 44
Первое, что заметил Кип в доме Янус Бориг, – это ужасный беспорядок, какого он не видел нигде за всю свою жизнь. Уши беспорядка торчали из каждого угла, все щели были забиты его шерстью. Пола не было видно из-за комков смятой одежды, насобиравшей на себя пыли и волос; стопки книг возвышались, словно деревья или столбы, которыми беспорядок пометил свою территорию. Очевидно, беспорядок не разделял человеческую систему ценностей: старые обгрызенные куриные кости соседствовали здесь с нитками жемчуга и драгоценными камнями – впрочем, это могло быть и цветное стекло, похожее на драгоценности в достаточной степени, чтобы обмануть Кипа.
Затем он увидел оружие. Янус Бориг явно питала страсть к огнестрельному оружию. Один ствол, установленный на шарнире сразу за дверью, был направлен в сторону дверного глазка – очевидно, на случай если Янус решит, что посетителя лучше убить, чем впускать в дом. Пистолеты, новомодные мушкеты с кремневым замком, фитильные ружья, мушкетоны с раструбом на конце дула – здесь было полно удобных орудий для убийства людей, разбросанных повсюду, словно дух беспорядка вселился и в них, разметав по всему дому.
– Ничего не трогай, – велела Янус.
«Спасибо, но разве это возможно?»
– Здесь полно вещей, которые могут убить, если их неудачно задеть.
«Как это мило».
Старуха развернулась и положила что-то на полку: это был крохотный пистолет, который она до этого держала в руках. Она затянулась своей длинной трубкой, сложила губы как бы в подобие улыбки и выпустила дым одновременно из двух уголков рта.
– Пообещай мне одну вещь, о незаконнорожденный отпрыск величайшего из когда-либо живших Призм.
Перевернув трубку, она выбила пепел поверх небольшой горки, уже скопившейся на столе. Потом подобрала еще один пистолет, взвела курок и принялась выскребать чашечку трубки выступающей задней частью бойка. С каждым поворотом ее кисти дуло взведенного – а как знать, возможно, и заряженного – пистолета указывало Кипу то в лоб, то в пах. Справа и слева от него возвышались стопки книг; он боялся шагнуть в сторону, чтобы не устроить обвал.
– Э-э, слушаю вас? – напомнил Кип.
– Пообещай, что ты меня не убьешь и не донесешь на меня тем, кто может это сделать.
– Обещаю, – пообещал Кип.
Старуха с чмокающим звуком пососала губы и сплюнула на пол. Не отрывая глаз от Кипа, она положила пистолет, взяла щепоть из кучи табака на столе и принялась набивать свою трубку. (Кип мог бы поклясться, что рядом с табаком возвышалась такая же горка черного пороха). Потом выдернула запальный шнур у одного из фитильных ружей, сунула в пламя светильника и поднесла к трубке.
– Поклянись, – буркнула она, окутавшись облаком дыма.
– Клянусь, – поклялся Кип.
– Еще раз!
– Клянусь!
– И этим словом да будешь связан. Ступай за мной, – велела она.
Кип принялся пробираться между грудами барахла, достигавшими уровня его коленей. Нет, эта женщина действительно не в себе.
Вслед за старухой он поднялся на верхний этаж. Здесь, очевидно, располагалась ее мастерская. Разница между помещениями была поразительной. Дальше лестницы грязная лапа беспорядка не имела власти. Здесь все было аккуратно и прибрано; все поверхности сияли безупречной чистотой, сплошь белый мрамор с красными прожилками. Ювелирные линзы, молоточки и резцы висели рядом с крошечными кисточками, какими-то особыми светильниками, палитрами и маленькими баночками с краской. Один стол представлял собой грифельную доску с разложенными на ней кусочками мела и разнокалиберными счетными досками, большими и маленькими. Напротив стоял мольберт с натянутым черным холстом; перед ним располагалось большое увеличительное стекло.
Одна стена была целиком посвящена законченным картам – они висели на ней так плотно, что самой стены не было видно. Эта стена была так велика и так густо увешана – от пола до потолка, – что если бы Кип не провел последние недели в библиотеке, запоминая все, что только мог узнать об этих картах, то даже не заподозрил бы, что каждая из них стоила целое состояние.
Это были сплошь оригиналы. И их было очень много. Кип невольно втянул воздух сквозь зубы.
– Черные карты. Еретические колоды, – сказала Янус, усаживаясь на маленький табурет напротив своего мольберта. – Ты знаешь, что это такое.
– Я слышал только намеки, – пробормотал Кип. – По правде говоря, я не…
– Какие цвета ты уже извлекал, Кип Гайл?
По спине Кипа пробежал холодок, ему было не по себе.
– Это не мое имя, – неловко выговорил он.
– У тебя не может быть никакого другого, Кип. Я видела твои глаза. Ты считаешь себя очень умным, но на самом деле…
– Вот именно, я знаю, мне все говорят…
– …на самом деле ты гораздо умнее, чем сам себе кажешься.
Как ни странно, это замечание обескуражило его еще больше.
– Ты Гайл до мозга костей, молодой человек, пусть даже ты и не законный сын. Бастард тоже может далеко пойти в этом мире. На всех Гайлах лежит проклятие, ты знаешь об этом? В этом семействе очень мало детей, и так было на протяжении нескольких поколений. Слишком яркие огни, и все слишком быстро погасли – по крайней мере, так рассказывают. Итак, какие цвета ты уже извлекал?
– Зачем вам это знать?
– Потому что я собираюсь нарисовать твою карту.
То ли она говорила на другом языке, то ли просто несла околесицу. Кип потер лоб кулаком.
– У меня есть дар, – продолжала Янус Бориг. – Очень, очень любопытный дар. Необычный. Конечно, у меня целая куча других талантов, достаточно часто встречающихся, хотя и нечасто собирающихся вместе; но один из них редкостью не уступает дарованию Призмы.
– Я так понимаю, рано или поздно вы расскажете мне о нем, – отозвался Кип.
«Что ж ты делаешь? В кои-то веки тебе решили рассказать что-то интересное, а ты не можешь заткнуть свою пасть хотя бы на минутку?»
Впрочем, старуха только рассмеялась.
– Зеленый, это понятно. Но и синий тоже. А еще что? Ты не простой бихром, в этом я совершенно уверена.
«Хочешь поиграть в эти игры? Ну ладно!»
– Вы рисуете, – начал Кип. – Очень талантливо. А еще вы хороший ювелир: вы можете тонко расколоть камень, чтобы можно было украсить им карты.
Старуха хихикнула, затягиваясь трубкой.
– Видишь ли, в чем дело, для меня эта игра гораздо проще. У меня осталось только девять цветов, из которых можно выбирать, и к тому же очень возможно, что ты способен извлекать больше, чем один из них. Перед тобой, с другой стороны, целый мир, полный разных необычных способностей, а ты должен угадать только одну.
«В каком смысле – осталось только девять цветов? То есть изначально было одиннадцать? О чем она вообще толкует, черт возьми?»
– Вы меня дразните, – сказал Кип.
– Может быть, когда-нибудь мы узнаем друг друга настолько хорошо, что ты действительно сможешь сам это вычислить, – сказала старуха. – Дымишь?
«Что?»
– Я извлекаю под-красный, если вы об этом, – отозвался Кип, решив, что она использовала неофициальное название этого цвета.
Старуха протянула ему трубку. А-а, ему просто предлагают покурить! Впрочем, она тут же переспросила:
– Под-красный или огонь?
– Разве это не одно и то же?
– Отвечай на вопрос.
– Огонь.
– Видишь, чтобы уловка сработала, ей не обязательно быть правдой. Ты можешь видеть под-красный?
– Да, – ответил Кип.
Внезапно он засомневался, зачем пришел сюда. Из любопытства? Возможно, это была недостаточно веская причина.
– А сверхфиолетовый ты можешь видеть? – спросила она.
Кип неохотно кивнул. Он сам не знал, почему ему так не хотелось делиться с ней этой информацией.
– Ты хочешь стать Призмой, Кип?
Кажется, ее способность заключалась в том, чтобы задавать вопросы, которые он не желал задавать себе самому.
– Наверное, все об этом думают, – отозвался Кип.
– Ты сам не знаешь, хочешь ты или нет. В глубине души хочешь, но не считаешь себя способным стать таким человеком, как твой отец.
– Вы спятили. – Кип сглотнул.
– Ничего подобного. Что значит спятить, я знаю очень хорошо. Я – Творец. Мы не просто художники, мы хранители истории. Карты – это история. Каждая рассказывает свою правду, свою версию событий. История, которую рассказывают Черные карты, была запрещена, потому что она угрожает… – Старуха в раздумье подняла взгляд к потолку, подбирая нужное слово, потом сдалась. – В общем, это угроза. Можешь понимать как хочешь.
Она принялась курить, погрузившись в размышления.
– То, что я тебе расскажу, – это ересь. Не повторяй это нигде, если тебе дорога жизнь. Это ересь, но это правда. Запомни мои слова и спрячь их подальше, храни их как великую драгоценность. Видишь ли, Кип, существует семь Великих Даров. Одни из них встречаются часто. Другие даются лишь одному человеку в поколении, или раз в столетие. Свет – это истина; на этом основании покоятся все дары. Они связаны с ним: со светом, с истиной, с реальностью. Быть извлекателем – тем, кто работает со светом, – великий дар, но относительно распространенный. Быть Призмой – совсем другое дело. Видящие – те, кто видит суть вещей, – встречаются гораздо, гораздо реже. Мой дар тоже очень редок: я – Зеркало. Мой дар состоит в том, что я не могу нарисовать ложь. И мой дар говорит мне, что твой отец хранит две тайны. Причем ты, Кип, не являешься ни одной из них.