еятельности. Твоя задача – убедить ее в том, что то, что ты видела, было просто совпадением. Потому что в противном случае нас опять ждут чистки. Ты меня поняла?
– Да, магистр.
– В таком случае приступим к работе. Я хочу увидеть, на каком расстоянии ты можешь закрепить маячок, а также насколько плотный луч ты можешь использовать, чтобы смотреть сквозь ткань.
– Магистр, – спросила Тея, – а как это работает? В смысле, предположительно, – как это может работать? Я никогда об этом больше не заговорю, обещаю, но прошу вас, скажите!
Женщина пососала свои тонкие губы, снова огляделась по сторонам.
– По рассказам, извлекатель, если он обладает знанием и невероятной волей, может не только извлечь парилл в твердом виде, но и придать ему форму иглы, настолько тонкой, что человек даже не почувствует укола. После этого извлекатель превращает иглу в крошечный камешек и выпускает его в поток крови своей жертвы. Предположительно, это через какое-то время приводит к апоплексическому удару – инсульту, как его называют нынешние хирургеоны. Однако в действительности парилл не может никому навредить. Я специально делала надрезы на своей коже и прикасалась париллом к своей крови – он абсолютно не ядовит.
– Но ведь вы описываете в точности то, что я видела! – воскликнула Тея, однако, поймав на себе гневный взгляд наставницы, тут же добавила тоном ниже: – Простите.
– А я говорю, что ты, должно быть, где-то прочла ту же историю, что и я, и потом забыла о ней. Галлюцинации не так уж редко встречаются, если извлекатель физически истощен. Мы, работающие со светом, временами можем обнаружить, что наши глаза играют с нами странные шутки.
Тея не могла поверить в то, с каким упорством эта женщина отказывалась видеть очевидное.
– Магистр, – проговорила она, стараясь выдерживать почтительный тон, – как вы считаете, не думает ли моя хозяйка, что это возможно на самом деле? Кому она предпочтет поверить, вам или мне? Может быть, она захочет, чтобы я проделала с кем-то то же самое?
Магистр Мартаэнс скорчила такую гримасу, словно отхлебнула уксуса вместо вина.
– О твоей хозяйке я знаю две вещи. Во-первых, ее больше интересует, кого она сможет затащить к себе в постель, чем какие-то пыльные старые тома в запретной библиотеке, за доступ к которым придется заплатить целое состояние. Опасное знание часто оказывается скрыто за громоздкой грамматикой и устаревшим словарем. Ей не хватит терпения просеивать все это в поисках загадок. Все слышали дурацкие россказни о темных извлекателях и ночных ткачах, но никто уже не помнит, что когда-то эти истории рассказывали про нас. Именно поэтому нам не следует об этом напоминать. И именно поэтому я хочу, чтобы ты надевала темные очки каждый раз, когда извлекаешь парилл на публике, или хотя бы старалась делать это как можно быстрее, чтобы никто не успел увидеть твои глаза.
– А вторая вещь? – напомнила Тея.
– Есть люди, предпочитающие наслаждаться победой молча. Твоя хозяйка к ним не относится. Ее не интересуют незаметные способы избавиться от Гайлов. Но когда она наконец решит, как поступить с пащенком Призмы, чтобы нанести Гайлам больший ущерб, – помогать ему или, наоборот, причинить ему вред, – ты можешь быть уверена, что она использует тебя. Независимо от того, чего это будет тебе стоить, да и ей самой тоже. Она вконец обезумела от ненависти. Так что советую тебе держаться подальше от этого паренька Кипа – скорее всего, тебе придется его предать.
Глава 49
Кип угрюмо шел следом за Гринвуди. В комнате все оставалось по-прежнему – дверь, портьеры, темнота. Андросс Гайл уже сидел за столом. Пока Гринвуди вносил сверхфиолетовый светильник, Кип уселся напротив старика.
– Можно мне на этот раз играть вашей колодой? – спросил Кип.
– Нет. Ты будешь играть теми картами, которые тебе дадут. Ты бастард – тебе полагается худшая колода.
– А, так я все-таки бастард? То есть вы не сомневаетесь в том, кто мой отец?
Кип сглотнул. Не надо было этого говорить.
Впрочем, Андросс Гайл не ответил. Взяв со стола свою колоду, он принялся тасовать карты.
– То, что тебя породил мой сын, никогда не вызывало сомнений, глупец. Даже твой голос звучит похоже. Вопрос в том, была ли твоя мать его наложницей или просто шлюхой. Если он объявил ее своей наложницей, просто чтобы позлить меня, я этого не допущу. Мне достоверно известно, что они не были женаты, и я уверен, что ты тоже это знаешь.
– Меня тогда еще не было на свете, так что фактически я этого не могу знать.
«Слишком нагло. Играешь с огнем, Кип!»
– Твоя рука все еще забинтована? – спросил Андросс.
– Да, господин.
Его брови на мгновение приподнялись над темными стеклами очков:
– О, так я все-таки господин?
Кип не знал, что ему было ненавистнее: безрассудство первых своих слов или эта внезапно прорезавшаяся почтительность к старому стервятнику.
– Сними повязку.
Для того чтобы развязать узел на запястье, ему потребовались пальцы и зубы, но вскоре Кип все же сумел развернуть бинт. Ожоги уже заживали, но кожа вокруг побелевших рубцов была розовой, а пальцы так и остались навсегда скрюченными. Он мог сжать их в кулак, но даже попытка их разогнуть вызывала боль. Хирургеон и Железный Кулак в один голос твердили, что он не должен оставлять попыток, но это было слишком мучительно.
– Вытяни руку вперед, бастард. Я слепой.
Кип положил руку на стол. Старик накрыл ее своей ладонью.
– Пожалуйста, не надо, – сказал Кип. – Это очень больно.
Андросс Гайл отстраненно хмыкнул. Его костлявые, бледные, тонкие пальцы, обтянутые морщинистой кожей, скользили по Киповой ладони, невзирая на маслянистую мазь. Было больно, но Кип держался.
– Ты очень скоро потеряешь способность пользоваться этой рукой, если не будешь разрабатывать пальцы, – проговорил Андросс.
– Да, господин. Я знаю.
Андросс Гайл перевернул руку Кипа ладонью вниз.
– Ты знаешь. То есть ты сам предпочел стать калекой? Почему?
Кип стиснул зубы. Сглотнул.
– Потому что мне больно!
– Больно? – насмешливо переспросил Андросс. – Ты сам себя стыдишься, я слышу это в твоем голосе.
– Да, господин.
– И у тебя есть на это все основания. Не убирай ладонь со стола. Если будет слишком больно, кричи.
«Что?»
Андросс надавил на Кипову ладонь, медленно распрямляя ее. Кип почувствовал, как лопается кожа, только что наросшая на его суставах. С его губ сорвался тихий писк, но он не закричал.
«Я, конечно, здоровенный чан с жиром, стыдоба, посмешище; но я – черепаха-медведь, черт побери! Гори в аду, Андросс Гайл! Старый, бессердечный, безжалостный…»
Связки его руки пылали огнем; его ладонь уже целиком касалась поверхности стола, но пальцы по-прежнему оставались упрямо скрюченными, как когти.
А потом давление внезапно прекратилось.
По щекам Кипа катились слезы. Хватая ртом воздух, он прижал руку к своей груди.
– То, что ты хочешь заставить себе служить, следует подчинить своей воле, – проговорил Андросс Гайл. – Даже если это твое собственное тело. Возможно, в первую очередь твое тело, толстяк! Как там кожа, порвалась?
Кип выждал мгновение, прежде чем довериться своему голосу.
– Да, господин.
– Сразу же намажь раны мазью. Нельзя, чтобы туда попала инфекция.
Трясущейся рукой Кип сделал это.
– Ты ведь знаешь, что я теперь тебе скажу делать, правда? – спросил Андросс.
– Чтобы я продолжал повторять это каждый день, пока рука не заживет как надо.
Кип ощутил, как его накрывает новая волна стыда. Он ведь знал, что надо делать! У него просто не хватало на это воли. Андросс Гайл мог даже ничего не говорить.
– Ты хорошо справился, – неожиданно сказал старик.
– А?
– Ты не закричал. Я думал, ты будешь вопить. На этот раз играем без ставок. Тренировочная игра. Впрочем, в следующий раз ставкой будет твоя маленькая подружка, так что я надеюсь, что ты все же чему-то научился.
Без дальнейших разговоров Андросс Гайл сдал себе карты. Шесть лицом вниз, две открытых: «Ловчий» и «Зеленый Страж».
Это значило, что он использует колоду зелени и теней – одну из лучших, какие у него были. Кип, наспех обернув руку бинтом, тоже вытащил несколько карт из идеально белой колоды, которую Андросс выдал ему для игры. Кипу уже доводилось дважды играть этой колодой, и наконец-то он начинал привыкать к ее стратегии. Его открытыми картами оказались «Глаз Неба», усиливавший могущество, и «Купол Аракла».
Кип внутренне выругался. «Без ставок? Это же лучшее из возможных начал для этой колоды!» И на руках у него тоже были очень хорошие карты. Фактически он имел неплохие шансы выиграть.
В первых двух раундах для него не предвиделось особого выбора, и если после этого он не вытащит что-нибудь такое, что в корне поменяет всю игру, ему нужно будет всего лишь дотянуть до шестого раунда; поэтому Кип задал вопрос:
– Вы сказали, что ставкой будет моя маленькая подружка. Что вы имели в виду?
Андросс выложил «Плащ Тьмы», что сразу же подвергло сомнению Кипов гамбит.
– Та девочка, рабыня, – отозвался он.
Кажется, он не мог вспомнить ее имя. Кип не предлагал вариантов, боясь какой-нибудь ловушки. Андросс прищелкнул пальцами.
– Адрастея, – тихо подсказал Гринвуди из темноты.
Кип поглядел на него. На служителе были необычные массивные очки, которых Кип прежде не видел.
– Адрастея, – сказал Андросс так, словно сам это вспомнил; как будто Гринвуди был всего лишь продолжением его самого. – Я ее выкуплю и, если ты выиграешь, отдам тебе. Можешь взять ее к себе в комнатные рабыни. Не думаю, что у вас в деревне для парня с твоим сомнительным обаянием открывалось много возможностей для плотских утех.
У Кипа сжался живот.
– А если я проиграю? – спросил он, надеясь увести разговор подальше от подобных тем.
– Тогда она станет моей рабыней. Подумай о том, насколько это тебя волнует, – отозвался он, и на его губах промелькнула тень улыбки.