Так и произошло. Не успел Кип тронуться с места, как увидел десятки, сотни человек, выбегающих на улицы.
– Молния ударила! Пожар! – кричали люди, колотясь в двери своих соседей.
В городе пожар касается всех, даже в сильный ливень. Ливень, разумеется, был благословением – вода с небес наверняка поможет людям потушить пламя, – но в любом случае все бросились сразиться с огнем прежде, чем тот распространится.
Кип поспешно выбрался из квартала и вернулся к огромному мосту под названием Лилейный Стебель, но пересекать его не торопился. Он отправился к Янус Бориг, чтобы посоветоваться с ней, где ему спрятать свое бесценное сокровище. Теперь сокровищ стало четыре.
Куда, черт побери, ему девать эти четыре сокровища? И более важный вопрос: что, черт побери, он собирается делать с этими четырьмя сокровищами?
Несколько минут Кип стоял под дождем, размышляя. Вероятно, он теперь был так богат, как никакие сатрапи и королевы не могли даже и мечтать, – и тем не менее не мог себе позволить даже сухого угла, чтобы преклонить голову!
«Железный Кулак. Вот к кому надо идти. Если его удастся разыскать».
Кип не спеша перешел мост, засунув кинжал за пояс и прикрыв его складками плаща, однако так, чтобы его можно было быстро достать в случае необходимости.
Снаружи Хромерии не было никого, кроме пары стражников, стоявших в своих сторожевых будках, спасаясь от ливня. Они без интереса взглянули на Кипа, хотя у того все равно разыгралось воображение. Тем не менее он смог добраться до лифта без происшествий.
Кип слишком долго был ребенком. Потом он прибыл в Хромерию, и стоило Андроссу Гайлу об этом узнать, как к Кипу тотчас подослали женщину-убийцу, которая попыталась скинуть его с башни. Когда Кип победил, играя черными картами, Андросс, должно быть, понял, что ему помогла Янус Бориг, – и старуху практически сразу же умертвили. При том, сколько времени Кип проводил со старым люкслордом, было искушение найти в нем какие-то человеческие черты, поверить, будто Андросс испытывает к Кипу какие-то чувства…
«Как бы не так! В этом мире полно чудовищ, и Андросс Гайл – одно из них».
Кип вышел из лифта, не доехав до верхушки Башни Призмы, на том уровне, где располагались казармы Черной гвардии.
Первым, кого он увидел, был жилистый илитиец со шрамом от ожога на щеке – он сидел на своей койке и читал. Немного подальше, в общей части казармы, несколько человек играли в кости; другие, удобно расположившись в креслах, делились слухами о заказных убийствах на Аборнее.
– Парнишка, сюда можно только гвардейцам, – сказал илитиец.
– Мне нужно к командующему, – отозвался Кип. – Я Кип, бастард Гэвина. У меня срочное дело. Возможно, мне угрожает опасность. И это дело секретное.
В Черной гвардии служили самые разные люди, но нерешительных среди них не было. Илитиец тотчас же встал.
– Здесь тебе ничто не угрожает. Я провожу тебя в комнату командующего. Сейчас он на обходе – он всегда работает дольше всех. Обычно он возвращается где-нибудь спустя час после полуночи.
Час после полуночи? Ну разумеется! Кип никогда не задумывался о том, что его полуночные тренировки с Железным Кулаком фактически входили у того в повседневное расписание. Он работал с рассвета до часу ночи – каждый день.
Гвардеец провел Кипа мимо остальных – те покосились, но ничего не сказали, – и подвел его к маленькой комнате. Дверь была не заперта.
– Никто, кроме командующего, сюда не войдет, пока хоть один из нас жив, – заверил он Кипа. Потом, поколебавшись, добавил: – Но, пожалуйста, учти, что если ты украдешь что-нибудь из этой комнаты, последствия будут самыми тяжкими.
– Да-да, конечно, – ответил Кип. – Спасибо вам!
Он ощутил, как его накрывает волна облегчения, впрочем, быстро сменившаяся сильнейшей усталостью, а затем неловкостью, когда он принялся оглядывать комнату. Почему-то, находясь здесь, он чувствовал, будто вторгся во что-то интимное. Кипу никогда не приходило в голову, что огромный командир Черных гвардейцев – тоже человек, у которого есть свое помещение.
«Глупо, конечно. Где же он тогда спит, Кип, а?»
Комната полностью соответствовала духу своего хозяина: опрятная, небольшая, невзирая на его высокое положение. Узкие черные дубовые кресла без подушек, украшенные отличной резьбой, узкая кровать, накрытая одеялом в черно-зеленую клетку. На одной стене – стойка с разнообразным оружием, все отличного качества; напротив постели – единственная, но великолепная картина. На картине была изображена молодая женщина с волосами, собранными в узел на макушке. В ее темных глазах поблескивали оранжевые ореолы; слегка вздернутый подбородок, губы изогнуты в игривой полуулыбке. Настоящая красавица! Кип мало что знал относительно живописи, но даже для его неопытного взгляда было очевидно, что картина неординарна.
Стук в дверь прервал его размышления. Кип открыл. Стоявший за ней гвардеец торжественно вручил ему полотенце.
– Он разрешает гостям сидеть в этом кресле, – указал гвардеец. – Ты можешь подвинуть его к камину. Насколько срочное у тебя дело? Может быть, послать за ним вестового или ты подождешь?
– Подождешь… Подожду, – отозвался Кип. – Спасибо вам!
Дверь со щелчком закрылась, а у Кипа едва не выпрыгнуло сердце из груди. Он так хотел быть Черным гвардейцем! Наверное, он просто умрет, если у него не получится. Спокойные и трезвые в нестандартных обстоятельствах, решительные в моменты неопределенности, опасные, умелые, уверенные…
Он насухо вытерся полотенцем, насколько это было возможно, после чего разложил оба плаща сушиться и сам уселся в кресло возле камина.
Потом ему в голову пришла новая мысль, и он снова встал, впитывая в себя жар очага. Он извлек под-красный непосредственно из пламени и притянул его под свою кожу. Его тело согрелось моментально. Собственно, он мог бы тем же способом просушить свою одежду, только не слишком быстро, чтобы она не загорелась.
Проклятье! Если бы он не был таким идиотом, то мог бы вернуться в дом старухи, когда там полыхал огонь! Сейчас он привлек к себе жар, но ведь точно так же мог бы и отогнать его от себя!
«И что потом? Спасал бы старухины сокровища, пока там все бы не взорвалось?»
Хотя он мог бы создать щиты вокруг этих бочонков с черным порохом… Если бы не потерял способность думать.
Он не подумал даже о том, что может создать себе зонтик, возвращаясь в Хромерию, а ведь тогда он остался бы сухим. Это попросту не пришло ему в голову. У него просто не хватало скорости соображения для таких вещей. Неудачник, болван – сказала бы его мать.
«С другой стороны, не-цветомагом я прожил всю жизнь, а стал им лишь несколько месяцев назад. У меня еще не выработались рефлексы».
Кип отогнал от себя все лишние мысли – заботы, лживые слова матери.
Шкатулка с картами пахла вишневым кэвендишем – кожистыми листьями фруктового табака. «Янус Бориг спрятала самые ценные из своих карт в табаке! И это сработало! Вот ведь старая калоша!» Кип успел ее полюбить.
Однако его улыбка быстро угасла.
«Орхолам! Она мертва. Не просто мертва – убита. Убита Андроссом Гайлом».
Кип встал, ощущая в душе глубочайшую ненависть. «Давай, парень, доберись до его печенок. Погляди, способен ли старый пердун на что-нибудь, кроме как подсылать убийц». Он поставил шкатулку на стол. «Двигайся, Кип, не останавливайся». Слабость и страх искушали его…
Он бросил кинжал на кровать – здесь оружие будет в большей безопасности, чем где-либо еще, – и подошел к двери.
– Я вернусь через десять минут, – сказал он жилистому илитийцу, караулившему возле входа.
Он хотел сказать гвардейцу, чтобы тот охранял комнату как зеницу ока, но все, что он мог сейчас сказать, прозвучало бы чересчур драматично, истерически. Кроме того, кому придет в голову вломиться в комнату командующего Черной гвардии?
Кип не заметил и не услышал ничего подозрительного, но прежде, чем он успел добраться до лифта, к нему присоединилась Самита, на ходу застегивая пряжку на поясе с атаганом.
– Ты не собираешься меня останавливать? – спросил у нее Кип, когда они вошли в лифт.
– Черному гвардейцу не пристало мешать своим подопечным делать ошибки, – отозвалась она легко, но без улыбки.
Кип выпятил подбородок, снова погружаясь в свои размышления. Он думал о Янус Бориг.
«Я не стану бояться! Она заслуживала лучшей участи».
Когда они прибыли на нужный уровень, Кип решительно постучал в дверь Андросса Гайла. Спустя несколько мгновений ему открыли, и на пороге появился Гринвуди. Через приоткрытую дверь до Кипа донеслись переборы арфы.
– Мне нужно с ним поговорить, – заявил Кип.
– Верховный люкслорд сейчас занят.
– Срочно, Гринвуди.
Неприятная гримаса служителя сменилась гневной, когда Кип назвал его по имени.
– Поторопись, жучиная душа! – сказал Кип.
Гринвуди повернулся к нему спиной и попытался закрыть дверь, но Кип успел вставить ногу в щель. Илитиец, разгневанный, снова обернулся.
– Только попробуй меня не пустить, жалкий ты червяк, – сказал ему Кип. – Только попробуй.
Гринвуди перевел взгляд с Кипа на Самиту.
– Молодой господин не должен раздвигать портьеры, – проговорил он и нырнул во мрак паучьего гнезда.
– Ты можешь видеть сверхфиолетовый? – спросил Кип у Самиты.
– Нет.
В ее тоне слышалось легкое неодобрение: «Если тебе был нужен тот, кто видит сверхфиолетовый, ты мог бы и сказать об этом, дурень!»
– Моя вина, не подумал. Подожди меня здесь. Если меня убьют, ты хотя бы будешь знать, кто это сделал.
Не дожидаясь разрешения, Кип сделал себе сверхфиолетовый светильник и шагнул внутрь…
И едва не столкнулся с Андроссом Гайлом.
– Ты не должен приходить сюда без разрешения! – заорал на него Андросс и занес руку для удара. Кип увернулся.
– Ты проклятый убийца! – заорал он в ответ еще громче.
Арфистка, молодая женщина, сидевшая в том кресле, куда обычно усаживали Кипа, перестала играть. В темноте ее лицо было объято ужасом.