Как только моя голова коснулась подушки, я словно провалился в глубокий ровный сон без сновидений и проспал не менее шести часов. Было начало первого, когда я проснулся и тупо уставился в потолок над собой. Луна светила ярко, заливая казарму ровным светом. Напротив меня на койке спал Айзек, по-детски подложив руку под щеку. Слева две кровати пустовали – это все еще не вернулись из Каира Кьюбит и Бауэр. Я повернулся на другой бок и попытался заснуть. Не тут-то было. Сон не шел, и я таращил глаза еще минут десять, пока не решился выйти на улицу покурить.
Пробираясь к двери, я обнаружил еще две пустые кровати со смятыми одеялами. Под одной из них лежал кожаный чемодан лорда Карригана. Вторая, без сомнения, принадлежала Лабриману. Оба они исчезли.
Я вышел на улицу и закурил. Ночь благоухала терпкими горьковатыми ароматами, стрекотали цикады. Низкое черное, как сажа, небо, было усыпано крупной солью звезд. Вдалеке виднелись очертания гигантских пирамид, и я с досадой подумал, что Шлиссенджер ошибся, предсказывая всеобщее ночное паломничество в том направлении. Если б хоть кто-нибудь решился отправиться туда, я бы составил ему компанию. Но сам, не зная дороги, я боялся сбиться.
Как вдруг мне показалось, что из тени, отбрасываемой длинным низким зданием казармы, выскользнули две фигуры и уверенным бодрым шагом направились в интересовавшую меня сторону. Приглядевшись, я понял, что это лорд Карриган и его секретарь. В руках у них был мешок.
"Вот люди, которые явно знают, куда они идут," – с сарказмом подумал я.
Догонять их мне не хотелось. Ни лорд, ни его молодой сотрудник не внушали мне особой симпатии, да и я им, кажется, тоже. Я затушил сигарету и, еще не очень хорошо соображая, зачем это делаю, двинулся за ними. Через несколько минут мы прошли сквозь дыру в ограде аэродрома и выбрались наружу. Идти по кремнистой, белевшей в темноте дороге, было легко. Мои невольные провожатые не замечали меня, так как я следовал за ними на большом расстоянии, едва различая впереди их маленькие фигурки. Дорога оказалась длиннее, чем я сначала предполагал. К тому же страх наступить в темноте на какого-нибудь гада заставлял меня постоянно смотреть себе под ноги. Минут через сорок я потерял из виду силуэты Карригана и его секретаря. Но это было уже неважно. Мы почти пришли.
Моим глазам представилось мрачное величественное зрелище. Мощные силуэты трех пирамид надвинулись и словно заслонили небо. Блуждать между ними в такой час было довольно странным и, честно говоря, малоприятным занятием. В моей душе разом ожили все детские страхи, которых в темноте не стыдятся даже профессора анатомии. Роем поднялись в голове воспоминания о "проклятиях пирамид", ночных духах-убийцах – стражах царских гробниц, разграбленных сокровищах и тому подобном.
Я посмеялся над собой и сделал несколько шагов, как вдруг впереди мелькнул тусклый огонек. Я замер. Зеленоватый свет шел от одной из пирамид, самой большой и массивной. Он маячил где-то на уровне метров тридцати от земли и обозначал собой вход в гробницу. К нему по шаткой лестнице двигались две фигуры.
"Вот, значит, как," – сказал я себе и осторожно, стараясь не шуметь, последовал за ними.
Прежде, чем войти внутрь пирамиды, я затаился на верхней площадке лестницы и прислушался. Ни звука не долетало до меня. Мне пришлось заглянуть внутрь, чтобы убедиться, что путь свободен. Там никого не было. Узкий коридор, освещенный все тем же мягким зеленоватым светом, вел несколько под уклон. Стены его были испещрены многочисленными рисунками и иероглифами. Откуда исходил свет, я не знал, и это сильно смутило меня.
Впереди по коридору промелькнула какая-то тень. Я дал бы голову на отсечение, что это не был ни Карриган, ни Лабриман. Я всмотрелся пристальнее, и холодок прошел у меня по спине. Мне показалось, я узнаю его. У правой стены, пестревшей иероглифами, стоял, задрав голову и водя рукой по шероховатой поверхности камня, Шлиссенджер. Он шевелил губами и был настолько сосредоточен, что не замечал меня. Неожиданно из боковой двери выбежало черное четвероногое существо, похожее на поджарую собаку с острой мордой и длинными ушами. Оно осклабилось и зарычало, но тут же поджало хвост, и, тихо скуля, попятилось задом. Не отрываясь от своего занятия, Шлиссенджер засвистел и хлопнул себя по ноге. Животное боязливо подошло ближе, и Эйб начал машинально почесывать его за ухом. Кончив читать, он вместе со своим жутковатым спутником свернул в дверь, откуда тот появился, и исчез из моего поля зрения.
Я осторожно двинулся по коридору вперед. На протяжении всего пути стены оставались совершенно глухими, и, к моему глубокому удивлению, не открывали ни одного дверного проема ни справа, ни слева. Наконец, коридор резко пошел вверх и через несколько минут я застыл перед входом в небольшую камеру. Мне пришлось прижаться к стене и вновь притаиться, потому что оттуда до меня долетали приглушенные голоса.
– Вы думаете, что здесь он будет работать? – с опаской спросил голос Лабримана.
– Нам ничего другого не остается. – раздраженно ответил Карриган. – Если б мы не утратили тайных знаний наших предков, он работал бы даже в огороде!
– Возможно, мы изготовили его по неверной методике?
– Подержите-ка лучше мешок! – лорд явно не намерен был вступать в дискуссию. – Если нам не поможет сосредоточение всей мировой энергии, соединяющейся здесь с силами вселенной, нам не поможет уже ничто. – зло заметил он.
Я осторожно заглянул за косяк двери. Свет там был особенно ярок. Квадратная комната с низким потолком оказалась невелика и почти совершенно пуста. Посреди нее стоял высокий медный треножник. Возле него возились лорд и Лабриман. Они осторожно вынули из мешка картонную коробку и установили ее на треножнике.
– Снимайте. – свистящим шепотом приказал Карриган.
Лабриман, брезгливо морщась, приподнял крышку, и я инстинктивно отшатнулся назад.
На треножнике, в каких-то полутора-двух метрах от меня, стояла человеческая голова, почерневшая и обтянутая сморщенной кожей. Точнее было бы назвать ее головой мумии. Я почувствовал, что меня сейчас вырвет, и отвернулся, но через минуту сумел взять себя в руки и продолжал смотреть.
– Ну вот, дружок, мы и на месте. – издевательским тоном заявил лорд Карриган.
К кому он обращался? Испарина выступила у меня на лбу. Я понял, что голова как бы была не совсем мертва. Она словно находилась в полусне и тихо покачивалась из стороны в сторону. Ее жуткий черный рот был приоткрыт. Черты лица мумии, если в таком положении вообще что-то можно говорить о чертах лица, кого-то отдаленно напоминали мне.
– Вы правильно определили центр? – нервно спросил лорд Карриган.
– Да… Мне кажется. – неуверенно отозвался Лабриман.
– Подвигайте треножник. – потребовал его патрон.
Секретарь начал аккуратно двигать дьявольскую подставку вместе с головой по полу. Чуть вправо, потом влево и так по кругу.
– Стоп! – вдруг крикнул Карриган, вскинув руку.
Я увидел, как на голове неожиданно волосы поднялись дыбом, словно она попала в столб восходящего воздуха. Но то, что произошло дальше, не поддавалось никаким объяснениям. Черты лица мумии исказились невыразимым страданием, ссохшиеся веки раскрылись, и оттуда на мир взглянули два живых человеческих глаза, полных такой боли и тоски, что я едва удержался от крика. Я узнал ее. Передо мной на треножнике лежала отрезанная голова моего старого университетского товарища Леонарда Кемпке, тоже ассистировавшего на кафедре профессора Бауэра.
Тем временем лорд Карриган вытащил из внутреннего кармана своего пиджака портмоне и достал оттуда тонкую золотую табличку с вырезанными на ней значками. Эту табличку он осторожно вложил в рот Кемпке. В тот миг, когда Карриган отвел руку от лица мумии, я заметил у него на среднем пальце перстень: треугольник с глазом, в зрачке которого блеснул алый камешек. Я крепко прикусил себе губу и начал пальцами правой руки сжимать пальцы левой.
Голова Кемпке издала какой-то тихий нечленораздельный звук, похожий на дыхание с хрипами.
– Работает! – радостно воскликнул Лабриман.
Но лорд одернул его сердитым взглядом. Он подошел вплотную к треножнику и начал очень тихо что-то говорить. В ответ раздалось невнятное бормотание, исходившее из мертвых уст Кемпке. Я изо всех сил напряг слух, но почти ничего не смог разобрать. Они говорили на каком-то мертвом восточном языке, отдаленно напоминающем арабский, но менее напевном и более выразительным. Казалось, Карриган задает вопросы, а голова пытается ему ответить. По мере того, как старик слушал, он медленно багровел от ярости и вдруг с громким возгласом наотмашь ударил мумию, сбив ее с треножника.
Голова запрыгала по полу. Золотая дощечка выпала у нее изо рта.
– Убери это дерьмо! – раздраженно бросил секретарю Карриган, поднимая табличку и пряча ее обратно в портмоне.
Лабриман брезгливо взял голову Кемпке за волосы. Она еще жила. Ее глаза затуманенным взглядом скользнули по стенам комнаты и вдруг остановились на мне. В них появилось почти осмысленное выражение. Губы дрогнули, лицо невероятно напряглось. Казалось, он хотел мне что-то сказать, но не издал ни звука. В ужасе я отшатнулся назад и наступил на что-то мягкое. Раздалось жалобно-угрожающее собачье тявканье. За моей спиной стоял черный остромордый дьявол, о хвост которого я споткнулся, и, вытаращив красные глазищи, скалился на меня.
Я остолбенел, чувствуя, как какая-то неведомая сила начала медленно раскачивать меня из стороны в сторону и вдруг резко бросила к стене, сквозь которую я прошел, как нож сквозь масло, вместе с мощным потоком энергии.
Я очнулся только на улице. Уже светало. Я лежал навзничь у подножия главной пирамиды. Вокруг не было никого. На моем теле не нашлось бы ни одного живого места, словно по мне прошло стадо боевых слов в полном вооружении. Все кости, все мышцы, каждая внутренность давали о себе знать тупой непрекращающейся болью.
Что это было? Рецидив вчерашнего отравления опием? Расслабленность в результате недавнего солнечного удара? Но все, виденное мной, вставало в голове так ясно и четко, что я не мог принять это за галлюцинацию, пока мой взгляд не упал на отверстие входа в пирамиду Хеопса, через которое я, как мне казалось, этой ночью проник внутрь усыпальницы. Оно было заложено большими каменными глыбами, щели между которыми давно занесло песком.