– Где вы разгуливаете? – лорд Карриган нервно передернул плечами. – Мы уже отказались от желания найти вас!
"А разве такое желание было?" – подумал я.
– Скорее! Не останавливайтесь! – скомандовал лорд. – Они уже обнаружили наше исчезновение.
– За вами тоже гонятся? – спросил я у Шлиссенджера.
– Не знаю. Наверное. – Кивнул он. – Только бы наши преследователи не объединили свои усилия.
В подтверждение его самых плохих предчувствий где-то, в глубине коридора послышался топот человеческих ног.
– Скорее! Осталось недолго! – подбодрил нас Карриган.
Все бросились бежать.
За поворотом плоские ступеньки вели вниз. Наконец, мы оказались в просторной пещере, и подкупленный лордом тибетец подошел к стене. Я заметил, что Хайдегер внимательно следит за ним. Алчный монах принялся что-то быстро чертить пальцем на поверхности камня. Стена, находившаяся перед нами, медленно сдвинулась с места и поползла вверх.
– У него не хватит сил, чтоб долго держать в повиновении духов, отпирающих путь. – перевел нам слова монаха Рампа. – В любой момент плита может упасть обратно. Скорее!
Шум погони был уже близко.
– Почему он не бросит нас и не бежит? – спросил я у Эйба, указывая на нашего провожатого.
– Ему это не выгодно. – отозвался Шлиссенджер. – Если нас поймают, мы скажем, кто нам помог. А так, у него еще есть шанс скрыться. Смотрите сколько выходов из пещеры. Для человека, знающего дорогу, выбраться отсюда не составит труда.
Действительно, в стенах пещеры были видня 3–4 двери в другие коридоры. Куда они вели – Бог весть. Между тем наши спутники бегом бросились в открывшийся ход. Шлиссенджер подтолкнул меня в плечо и, взвалив на себя огромный тюк, опрометью кинулся за ними. Я тоже побежал.
В этот миг в пещеру ворвались наши преследователи. Десятка два монахов в сопровождении воинственной толпы добдобов ринулись на еще оставшихся по ту сторону стены членов экспедиции. Я услышал, как заработал автомат, обернулся и увидел Томсона, стоявшего под самой плитой и косившего очередями напиравших тибетцев. Двое добдобов схватили несчастного Штранге за руки. Я кинул вещи и бросился к нему на выручку, но споткнулся о выщербленный пол и растянулся возле ног Джона. Падая, я успел заметить, как стена, больше не удерживаемая колдуном, поползла вниз.
Наверное, все происходило очень быстро. Над своей головой я увидел несущуюся на меня плиту, мой крик превратился в сдавленный хрип, но был услышан. Эйб бросил тюк и одним прыжком оказался рядом со мной на полу. Он обхватил меня руками и выкатился из-под стены как раз в тот момент, когда она готова была встать на прежнее место.
Мы лежали, не смея пошевелиться. Вокруг нас сгрудились тяжело дышавшие монахи. От своих нас отделяла неколебимая каменная толща, из-за которой не доносилось ни единого звука. Эйб заложил руки за голову и медленно встал. Я боялся поднять на него глаза.
– Бросьте пистолет. – грустно улыбнулся он. – Что за игрушки?
Я бросил бесполезный уже вальтер и тоже встал. Под стеной лицом вниз лежал раздавленный камнем Томсон, его руки неестественно изогнулись, автомат отлетел на несколько шагов.
– Возможно, ему повезло больше, чем нам. – тихо прошептал Шлиссенджер. – Но я не мог… я просто не успел вытолкнуть двоих.
К нам подтащили бедного доктора Штранге, связали руки одной веревкой и пинками погнали в обратный путь. В углу двое монахов душили колдуна-предателя, перехватив ему горло ремнями, вскоре через пролом в стене нас вывели на воздух. Снег прекратился. Небо серело. Начинался новый день, не суливший нам ничего хорошего.
Монастырь уже ожил, и стайки монахов, как вспугнутые воробьи, сновали по холоду туда сюда. Нас повели незнакомой дорогой, мимо каких-то хозяйственных построек и сараев. Грязь здесь была непролазная. Ветхие строения не облагораживал даже толстый слой снега, осевший на крыши. Каково же было мое удивление, когда, свернув с такой убогой улочки, мы оказались прямо перед храминой, в которой уже побывали вчера вечером.
Ее массивные, окованные толстыми медными пластинами двери были чуть приоткрыты. Слабый утренний ветер шевелил разноцветными ленточками на столбах галереи. Нас подтолкнули к ступеням. Внутри храмины царил полумрак. На скамьях вдоль стен сидело человек тридцать высшего духовенства в богато изукрашенных парчовых плащах и неспешно обсуждало какие-то дела. Впереди в деревянном кресле с низкой резной спинкой возвышался великий гомпштен. Старик сидел, поджав под себя сухонькие ножки. Лицо его хранило неприязненно брезгливое выражение. Он сделал вид, что не замечает нашего присутствия, и продолжал начатую речь. Остальные, прислушиваясь к его словам, одобрительно кивали. Перед ним в проходе на коленях стоял Тхас-Янг без плаща и других отличительных знаков своего высокого сана. На его голой спине виднелись вспухшие рубцы. Я вздрогнул от неожиданности.
– Что с вами? – Эйб повернулся ко мне.
– Я же его убил. – простонал я, не в силах хоть что-нибудь понять. – Во время тшеда… Я убил тигра!
– Я всегда знал, Лагер, что вы настоящий юберменш. – хмыкнул Шлиссенджер. – Успокойтесь. Это обычные обрядовые галлюцинации.
– И Хайдегер в него стрелял. – не унимался я. – В голову. Целую обойму!
– Все относительно. – пожал плечами Абрахам. – Вчера вы его убили, сегодня он вас, а в итоге все остались живы и мирно пьют чай на небесах. В компании оживших Айзека и Кьюбита. – он помедлил. – Только вот вкус им распробовать нечем: языки-то оторваны.
Я попятился.
– И Айзек?
– Слава Богу, у вас пропало желание все время спрашивать, откуда я это знаю. – устало кивнул он.
В это время гомпштен кончил говорить и послышался слабый, умоляющий голос Тхас-Янга.
– Что он сказал? – задал я риторический вопрос.
– Гомпштен обвиняет жертву вашей меткой стрельбы в том, что он упустил пхилингов, то есть вас. – спокойно отозвался Шлиссенджер. – Оказывается ему было поручено нас убить.
– Вы понимаете? – пораженно спросил я.
– А что в этом такого? – пожал плечами Эйб.
– Но почему же тогда, всю дорогу вы скрывали?
– Не показывать – не значит скрывать. – серьезно сказал Абрахам. – При нас были лучшие переводчики.
– А что теперь? – перебил его я, напряженно вслушиваясь в непонятный диалог между великим гомпштеном и оборотнем.
– Китаец умоляет дать ему еще шанс и не загонять его под крышку… или в стол, что ли. Трудно подобрать адекватный эквивалент.
– По-моему под крышку загонят нас с вами. – Заметил я, имея ввиду безвыходность нашего положения.
– Не шутите так. – тихо присвистнул Эйб. – Вы просто сами не поняли, что сказали, и не дай, вам Бог понять… – Он не замолчал, потому что великий гомпштен повернулся к нам.
Старик бросил несколько фраз конвоировавшим нас добдобам и вновь потерял к нам интерес.
– Нас убьют? – с дрожью в голосе спросил я.
– Не знаю. – хмуро отозвался Эйб. – Кажется, не всех и не сразу.
Охранники пинками начали толкать нас к выходу. На улице мы снова свернули в один из кривых убогих проулков монастырского города и под радостное улюлюканье грязной толпы послушников побрели вперед.
Метрах в пятистах от храмины располагался просторный вольер, обнесенный высокой каменной оградой. Оттуда несло как из загона для слона в Берлинском зоопарке. Нас погнали туда. Ворота в стене лязгнули. Мы очутились перед тяжелой решеткой, отделявшей нас от глубокой ямы, выложенной камнем. На ее дне копошились сотни две грязных дзу-те в железных ошейниках.
– Ваши предположения оправдались. – сказал Шлиссенджер доктору Щтланге. – Какая радость для ученого своими глазами увидеть ручных реликтовых гоминоидов, да еще в таком количестве.
– Перестаньте издеваться. – кисло промямлил несчастный кардиолог. – Сейчас эти меховые мешки устроят нам…
Он не успел договорить, нас спихнули по крутым ступенькам в яму. Дзу-те, враждебно урча, попятились.
– Ваше счастье, они боятся людей. – хмыкнул Эйб.
Мы сползлись в угол, к стене, и затравленно оглядывались вокруг. Дзу-те не проявляли никаких признаков агрессии. Видимо, они привыкли к соседству пленников и не ожидали от нас ничего плохого. В яме находилось около сотни особей мужского пола, остальные самки и малолетнее потомство. Животные спали на кучах сырого от снега тростника и гадили тут же на пол. Посредине вольера стояла обширная каменная поилка, напоминавшая плоский фонтан, что предавало нашему новому обиталищу неуловимое сходство с итальянским двориком.
– Очаровательное местечка, не правда ли? – осведомился Эйб. – Ну и что вы на все это скажите, герр Штранге?
Доктор неопределенно замычал.
– Отсюда просто так не выбраться. – я старался не терять присутствия духа. – Яма метров сто пятьдесят, стены до пятидесяти. Лобовая атака не удастся.
– Особенно когда у вас руки связаны. – скептически бросил Эйб. – Еще полчаса в таком положении, и Вы сутки не сможете ими двинуть. – он помолчал. – Вон решетка, через которую, видимо, дзу-те водят на работу и приходят кормить. Кроме того, Пит как-то отсюда сбежал.
– Вы думаете, не все так безнадежно? – робко спросил Штранге.
– Безнадежно будет, когда вас доской накроют. – отрезал Шлиссенджер. – Хотя веселого, конечно, мало.
В этот момент в нас со стены полетел огрызок чего-то гадкого. Раздался дружный хохот охранявших вольер добдобов.
– Твари! – воскликнул доктор, вскакивая.
– Тише. Тише. – успокоил его Эйб. – Не дразните их, хуже будет.
Он оказался прав. Поняв, что Шлиссенджера невозможно вывести из себя, добдобы вскоре отстали от него. Нас же они еще с полчаса с завидным упорством гоняли по всему вольеру камнями, палками и снежками.
– Охрана везде развлекается одинаково. – пожал плечами Абрахам. – И охота вам бегать им на потеху, да хоть мочись они.
– У меня все тело в синяках. – простонал доктор, возвращаясь на наше старое место.
Я тоже растянулся у стены.
– Поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой, не так ли, герр Штранге. – усмехнулся Эйб. – Теперь эти недочеловеки устроят нам здесь грандиозный эксперимент по выживаемости.