Эйб видел тоже самое, и, наверное, цепочка его размышлений была еще короче моей, потому что он знал, что ищет.
– Пошли. – коротко бросил мой спутник. – Нам здесь больше нечего делать.
– А Карриган? – изумится я.
– Оставим его. – Эйб потянул меня за собой. – Мне надо кое-что проверить там, на улице.
Мы осторожно выскользнули из храма, оставив лорда, погруженного в свое странное занятие и ничего не замечавшего вокруг себя.
Почти бегом сбежав по ступеням, Эйб уселся на траву тут же, возле храма, вытащил из-за пояса меч и принялся ковырять им землю.
– Кто из нас сошел с ума? Нас же ищут!
Шлиссенджер не реагировал на мои негодующие возгласы. Он работал, отдуваясь и пыхтя, как экскаватор. Вскоре нашим глазам открылось такое же рубиновое скальное основание, как и пол в храме. По лицу Эйба расплылась по-детски счастливая улыбка.
– Теперь все ясно.
– Что ясно? – раздраженно осведомился я.
– Это, – Эйб показал рукой вокруг, – и есть Отец-камень, Лапис Эксилис.
– Что это? – мое недоумение возрастало.
– Подножие всей долины. Как я ошибался! Почему я сразу этого не понял? – он перевел дух. – Дело в размерах. Мы были сами очень велики, когда его потеряли.
Я удивленно смотрел на своего спутника.
– Бежим! – Шлиссенджер нахмурился. – Кажется, пришли по наши души.
Я обернулся. Через поле черных саркофагов двигалось множество пылающих столбов, напоминавших огненные смерчи. Мы помчались, не разбирая дороги, и все время ощущая спиной приближавшуюся угрозу. Столбы оставляли на земле широкие полосы ожогов. На полном ходу мы влетели в ущелье, выводящее из долины. Столбы двигались, за нами ровною чередой. При виде этого зрелища меня охватил почти животный ужас.
– Что же делать, Эйб? Куда теперь? – я заметался из стороны в сторону.
Шлиссенджер остановился, повернулся к столбам лицом и решительно перечеркнул внезапно засверкавшим мечем ущелье. В воздухе вспыхнул огненный крест, раздался сильный грохот, каменные глыбы, казалось, взорвались и погребли под собой огненные столбы.
– Вы целы? – Эйб разгорячено дышал.
– Кажется. – гранитным осколком, мне пробило рукав и поцарапало руку.
– Ущелье было перегорожено грудой раскаленных камней, которые шевелились, как живые.
– Бежим. – поторопил мечи Шлиссенджер. – Это слишком ненадежная защита.
Некоторое время мы двигались по ущелью, настороженно оглядываясь вокруг. Мои нервы были на пределе, и я чувствовал, что готов открыть огонь при первом же шорохе за камнями. Чуть поостыв от недавнего приключения, Шлиссенджер попросил закурить, и мы оба остановились.
– Если б вы знали, какая мука провести столько времени без сигарет. – сказал он, наклоняясь и прикуривая от поднесенной мной спички.
В этот миг раздался сухой короткий щелчок, и половинка сигареты Шлиссенджера упала, срезанная пулей.
– Че-ерт! – взвыл Эйб, бросившись на землю и откатившись в сторону.
Но больше выстрелов не последовало.
– Странно. – сказал я.
Мы начали медленно переползать за камнями, стараясь выбраться из опасного ущелья.
– Одно утешает, – шепнул мой спутник, – это люди. И вероятнее всего из нашей экспедиции. А с людьми мы как-нибудь да справимся. Хуже будет, когда сюда доберутся эти. – он выразительно кивнул в сторону красноватых камней в отдалении, все еще дымившихся после обвала.
Миновав ущелье, мы вышли к пологому склону, спускавшемуся в усыпанную каменными глыбами ложбину. По ее дну струился едва приметный ручей. Эйб нагнулся и принялся жадно пить, зачерпывая воду рукой, вдруг из-за ближайшего валуна, метнулась какая-то тень. Человек сбил Шлиссенджера с ног и прыгнул на меня. Мы покатились по склону. Искаженное злобой лило, покрытое многодневной щетиной, и безумные глаза нападавшего показались мне знакомыми, но я не успел хорошенько рассмотреть его. Он душил меня изо всех сил, а я отбивался, как мог. Мой пистолет отлетел при падении в сторону, и теперь приходилось полагаться только на собственные руки. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы сзади неожиданно не прогремел выстрел. Мой противник нелепо брыкнул ногами и больше не шелохнулся. Я увидел Машу, стоявшую в двух шагах от нас с пистолетом в руках.
– Вставайте. – сказала она, вытирая лоб. – Как же я устала!
– Что тут у вас происходит? – вверх по склону торопливыми шагами взбежал Шлиссенджер. Увидев девушку, он остановился как вкопанный и удивленно уставился на нее. – Откуда ты, прелестное дитя? – в его голосе, несмотря на насмешку, зазвучали резкие недовольные нотки. – Я тебе куда приказал идти?
– Разве отсюда, выйдешь? – безнадежно махнула она рукой.
Только тут я поймал себя на мысли, что они разговаривают по-русски, и ничуть меня при этом не стесняются. Я уже давно кое о чем догадывался относительно этой парочки, но если бы я взялся сразу осмысливать все, что мне довелось увидеть и услышать за последние два часа, то, думаю, клинический исход был бы мне обеспечен.
Я выбрался из-под тела своего противника и склонился над ним. Его лицо недаром показалось мне знакомым. Это был Лабриман, невероятно изменившийся и как-то весь распрямившийся перед смертью. Он исхудал и осунулся, тонкий нос с горбинкой был обтянут прозрачной кожей.
Я невольно перевел взгляд на Машу. Она тоже выглядела далеко не лучшим образом, одежда была оборвана, лицо грязно и измучено. Маша болезненно щурилась на солнце. И этой испуганной, потерявшеюся в горах девочке Шлиссенджер вычитывал мораль.
– Твое дело было выходить через Лхасу.
– Но я не смогла. – покачала она головой. – Мы сбились.
Презрительная улыбка скривила губы Абрахама.
– Какое мне до этого дело? У тебя был приказ. Кто теперь передаст мою информацию?
– Эйб, прекрати немедленно! – вспылил я. – Что ты себе позволяешь? Она же совсем ребенок… к тому же полностью истощена!
Шлиссенджер полоснул меня холодным взглядом и отвернулся.
– Этот ребенок, в отличие от вас, – процедил он сквозь зубы, – провоевал все шесть лет, и еще два года до этого провел в тренировочных лагерях для диверсантов. В Тибете она не первый раз. Советую посмотреть Лабриману не в лицо, а в затылок. Хороший выстрел, правда? Так что руки у нее не дрожат. Я знаю, чего требую.
– Я могу все объяснить. – вяло сказала Маша.
– Оправдываться будешь не здесь и не передо мной. – оборвал ее Эйб.
Он направился к ручью, набрал во фляжку воды и, вернувшись, протянул ее девушке.
– Попробуй рассказать, как вы сюда попали.
– Я не знаю. – мрачно заявила она. – Когда вы приказали мне уходить, я промедлила. Из-за Лабримана, он от меня не отходил. Пришлось взять его с собой. Целые сутки пропали…
– Понятно, – кивнул Эйб, – ты опоздала и пересекла вместе со всей экспедицией границу внутреннего круга.
– Какого еще внутреннего круга? – встрял я.
– Не важно. – отмахнулся мой спутник. – Продолжай.
– Возвращались мы вроде бы так же, как пришли. – продолжала Маша. – Как сюда забрели – ума не приложу! В лесу так лешие людей крутят. Уже неделя… Все бродим, бродим… Одни камни. Мулы сдохли. Есть нечего, а главное – пить.
– Неделя? – в изумлении воскликнул я. – И дня не прошло, как вы пропали.
Эйб расхохотался сухим нервным смехом.
– Что вы, Лагер, там, – он указал на долину, – время не течет и солнце не движется.
– Здесь ночью так холодно. – Маша поежилась. – Сейчас и поверить трудно, припекает, а после заката зуб на зуб не попадет. И появляются такие ужасные белые змеи. Не змеи, а прямо полозы. Толстые, по камням шуршат, подбираются. – ее глаза расширились и в них, так же как у Лабримана, мелькнул сумасшедший огонь. – Стрелять в них бесполезно, шкура прочная, одна, надежда – не заметят. Сиди и дрожи всю ночь.
На лице Шлиссенджера мелькнуло выражение жалости.
– Успокойтесь, Маша. – он опустился рядом с ней на корточки и мягко обнял ее.
– Жаль его. – тихо сказала девушка, указывая на тело Лабримана, лежавшее в отдалении. – Он совсем свихнулся от голода и страха, плакал, даже один раз ударил меня. – она покачала головой. – Не сильно, знаете, как капризный ребенок. Потом просил прощения.
– Как вы на нас наткнулись? – спросил ее Эйб.
– Я заснула, под утро, а Лабриман ушел. Он сам в последнее время не знал, что делал. Меня разбудил выстрел. Одинокий такой, слышали?
– Да. – Кивнул Шлиссенджер, инстинктивно проведя ладонью по губам.
– Потом я услышала шум, побежала на него и увидела как вы деретесь с Лабриманом. – она посмотрела на меня. – Я не хотела стрелять. Но он ведь совсем сумасшедший…
– Ладно. Что сделано, то сделано. – остановил ее Эйб. – Пойдемте отсюда, а то за нами в любой момент могут прийти.
Его слова не произвели на девушку никакого впечатления. Она покорно встала с земли, не проявляя ни малейшего интереса к тому, куда мы собираемся идти. Между тем, после ее рассказа о каменном лабиринте, из которого невозможно выбраться, этот вопрос вставал сам собой.
Шлиссенджер в задумчивости покусал верхнюю губу, затем повернулся к нам, будто что-то решив.
– Она права. Здесь вам действительно не выйти. Будем выбираться через долину.
– Вернуться? – в ужасе прохрипел я, отступая на шаг.
– Мы не выйдем отсюда. Мы будем также плутать. – безнадежно махнула рукой Маша.
На губах Эйба зажглась неприятная усмешка.
– В долину-то всегда, выйдем, я хорошо знаю дорогу.
На скорую руку мы насыпали над Лабриманом холм из камней и двинулись к началу ущелья.
Эйб с уверенным видом углубился в заросли высоченных вечнозеленых хвощей, покрывавших весь склон. Здесь нас трудно было заметить. Мы шли в лесу из гибких стеблей вслед за зло насвистывавшим Шлиссенджером. На листьях растений лежала липкая белая роса, которая распространяла резкий горьковатый запах. Меня и без того мутило, и я с трудом боролся с приступами дурноты. То же самое происходило и с Машей, время от времени ее просто выворачивало наизнанку. Эйб, казалось, не замечал царившего вокруг благовония, он легко лавировал между стволами, раздвигая рукой ветки.