ет. В центре города не появлялся. Через несколько дней попросил Андрея сходить в «Лиру» и поинтересоваться обстановкой. Вышибала Нормунд хорошо знал обоих. Сказал, что переполох случился нешуточный. Допрашивали весь персонал, включая посудомоек. Простые обыватели негров не жаловали. В разговорах между собой называли не иначе как «черножопыми макаками». И поэтому все работники «Лиры» чуть ли не хором заявляли, что видели Хузина в заведении первый раз и не помнят, как он выглядит.
– Ром, у меня предложение, – перешел на другую тему Марьин. – Мы пока вроде как в состоянии, позволяющем вершить ратные подвиги. Давай отпишемся. Ты о самой поездке, а я интервью с председателем колхоза сделаю. Фамилию и регалии потом добью.
– Рядом девки, бутылка только наполовину выпита…
– Ром, у нас еще две ночи впереди и обратная дорога.
Хузин достал блокнот.
«День первый. В такие минуты чувствуешь особую гордость за нашу Родину. За наших тружеников, их достижения и подрастающую смену, готовую и дальше славить успехи великой страны. С первого перрона рижского Центрального вокзала отправляется „Поезд дружбы“ с десантом из руководящих работников пролетарского райкома партии и передовиков завода „ВЭФ“. Радостные оркестранты выдают первые аккорды „Прощания славянки“, с гордостью на лицах салютуют пионеры. Жены и дети машут улыбающимся отцам семейств. А в вагонах мы уже видим настоящее подтверждение лозунга: „Народ и партия едины!“ За одним столом – инженерно-технические работники и те, кто ведет нашу партию к новым свершениям. На скатерках появляется нехитрая снедь. Вареные курицы, яйца, огурцы, бутылки боржоми. Еще совсем немного – и этих людей ждет радушная встреча на вокзале городка Лимбажи, а потом два насыщенных трудовых дня в благоухающих яблоневых садах…»
Марьин задавал вопросы и сам же на них отвечал:
«Трудовому пути председателя лимбажского колхоза имени XXV съезда КПСС Яна Яновича Хуянова может позавидовать любой его коллега. Еще мальчишкой он бредил желанием стать полезным советскому сельскому хозяйству. Учился в школе, а после уроков бежал помогать старшим. Интервью с человеком интереснейшей судьбы мы и представляем вашему вниманию.
– Ян Янович, ваше хозяйство по праву считается одним из лучших в республике. В чем секрет успеха?
– Слагаемых много. Но прежде всего это направляющая рука партии, которая сплачивает наши ряды, позволяя добиться значимых успехов в деле сбора урожая.
– Рижский десант стал традицией. Что он для вас прежде всего?
– Прежде всего это рука. Рука помощи, без которой нам было бы трудно. Кажется, что два дня – это мало. Но за эти два дня наши шефы оказывают нам неоценимую помощь в сборе урожая яблочных культур…»
– Ром, а есть понятие «яблочные культуры»?
– Есть, Андрюша. Яблочная шамурла «Тайзелс» с бородатым алкашом в шляпе на этикетке. А еще кальвадос, который так любил Хемингуэй, но который нам попробовать, судя по всему, не суждено.
Когда до прибытия мини-состава в Лимбажи оставалось чуть более получаса, в купе зашел Малютка Джоки.
– Хе! А я думал, вы уже девушек окучиваете и ко второй полбанке приступили.
– Джоки, а мы решили байку сейчас написать. Неизвестно, в каком состоянии будем обратно возвращаться. И приезжаем аккурат к выходу Матвеича из отпуска.
– Правильно, Ромка. Но Матвеич вас все равно взгреет.
– А как обстановочка в святая святых? – спросил Марьин.
– Святая святых – это вагон с провизией, Андрюша. А в правительственной гостинице на колесах ничего особенного. Халдей ваш шустрит вовсю. Лебезит, улыбается. Симодин отвел меня в сторону и заговорщическим тоном сказал, что так было надо. Это он про инструктаж в плане поведения, гондон эдакий. Парочка партийных авангардистов уже изрядно весела. То есть все развивается строго в соответствии с канонами жанра.
Здание железнодорожного вокзала городка Лимбажи больше походило на игрушечный домик. Желтые стены, бурая черепица крыши. В свежевыкрашенных рамах блестели отдраенные стекла. На просторной площадке перед входом толпились встречающие. Репертуар местного оркестра не утомлял идейным подтекстом композиций. Музыканты играли веселенький марш. В центре пятачка вытянулась стойка с микрофоном. По бокам разместились колонки из местного Дома культуры и два вазона с цветами. Первым взял слово городской глава, товарищ Струпулис – высоченный мужчина с красным лицом и сизым носом. Хузин кивнул в сторону выступающего и вполголоса произнес:
– Наш человек, Андрюха. От загара и стыда так не краснеют.
– Но лицо доброе. А вот руки так, как у него, от волнения точно не дрожат.
Струпулис говорил о радости, показателях и новых прорывах. Микрофонную эстафету принял председатель пролетарского райкома партии Солодов. Сказал, что умножат и закрепят. За ним слово держали директор завода «ВЭФ» и главный по колхозному хозяйству.
– А вот интересно, хлеб с солью они уже выкатили, – ударился в размышления Андрей. – А что нужно поднести гостям по латышскому национальному обычаю?
– Поднос копченой салаки и ковш с домашней бормотухой, – нашелся Рома.
Малютка тяжело вздохнул:
– Ну что вы за суки, а? Я же просил оставить эти разговоры при себе.
– Джоки, мы всего лишь строим догадки. И делаем это вполголоса.
Малютка отошел в сторонку. После выступления партийно-колхозного официоза к микрофону засеменила высокая женщина в национальном латышском костюме. С радостью объявила о начале выступления детского танцевально ансамбля «Огненные ежики».
– Какой идиот им название придумывал? – не удержался Марьин.
– На этих землях издревле язычники жили. Первые поселения ливов именно здесь обнаружены. Зов предков. Все огненное. И главный тотем, и ежики, и вода, – пояснил Рома.
Сельские детишки задорно отплясывали под незамысловатый мотивчик. На лицах присутствующих застыло умиление. Исполнив два номера, запыхавшиеся танцоры раскланялись и скрылись за дверьми вокзала. Женщину в народном костюме сменил мужчина в дирижерском фраке.
– Господи, только не это, – взмолился Рома.
– Сюрреализм латвийской глубинки. Мужчина во фраке на железнодорожном вокзале. Это как ананасы в томатном соусе…
Разведя руки в стороны, хормейстер вскинул подбородок и объявил о начале выступления хора мальчиков «Селга». Выстроившись в два ряда, детишки огласили округу мелодичными завываниями. Андрей не унимался:
– Хор, наверное, в честь радиоприемника назвали. Поют так же хреново, как он вражеские голоса ловит.
– Они не поют, а воют. Просто нам с тобой не понять высокую эстетику таких песнопений. Помнишь, ко мне друзья из Еревана приезжали? Светкина подруга, Андра, та, что из консерватории, решила помочь с культурной программой. И повезла на Праздник песни…
– Помню, ты рассказывал. После третьей песни твои армянские друзья впали в состояние транса, а какой-то Гагик потом всю ночь этой Андре мстил. Рома, а пойдем-ка лучше в вагон. Кажется, это надолго.
Проходя по коридору, Хузин увидел Калвитиса. Главред «Сельской жизни» жадно вгрызался в бутерброд с ветчиной. Рома остановился и, немного подумав, обратился к жующему:
– Товарищ Калвитис, приятно кушать.
– Спасибо, – с трудом выговорил толстяк.
– Товарищ Калвитис, а вы знаете, что каждую секунду в странах Африки умирает несколько детей? Они пухнут от голода.
Едва не подавившись, Калвитис отер салфеткой поблескивающие от жира губы:
– А к чему вы это сейчас сказали?
– А к тому, что есть такое замечательное слово «солидарность». И если вы хоть денек побудете солидарны с голодающими детишками Нигера или Сомали, то значительно улучшите свое духовное и физическое здоровье.
– Хузин, кажется, так звучит ваша фамилия? А вы знаете, товарищ Хузин, сколько людей умирает ежедневно от пьянства и алкоголизма? И не в Африке.
Андрей оттащил Рому, когда тот пытался зайти в купе.
– Ром, ну хватит ерундой маяться! Ты же Малютку подставить можешь!
– Он мне категорически неприятен. Если я ему физиономию не отрихтую, буду считать наш вояж пустым и никчемным. Все отвратительно, все! И рожа, и фамилия дефекационная. И ест он мерзко.
– Рома, у нас проблемы. Много проблем. Обманутый официант с хером, который никогда не вырастет. Впереди рандеву с Матвеичем. Твой разлад с Зоей… Ром, пообещай мне, что Калвитиса не постигнет участь негра из «Лиры».
Хузин поклялся, что травмировать соседа по вагону не станет. Пока юные хористы испытывали терпение собравшихся на перроне, Рома с Андреем успели выпить по две рюмки. Пение стихло. Друзья вновь появились у импровизированной сцены. Малютка Джоки общался с интересной дамой. Возраст около полувекового, облачена в строгий костюм пиджак-юбка. Малютка, поддакивая, кивал головой. Пассажиры из вагона для привилегированных размещались в новеньком «Икарусе». Закончив беседу, Джоки подошел к Роме с Андреем.
– Джоки, что за сексуальная фурия, словам коей ты внимал? – поинтересовался Рома.
– Фурия отвечает в горкоме за культуру. Антонина Ульяновна Жмакина зовут.
– И в каком купе едет эта пышногрудая бестия?
– В четвертом. Почему спрашиваешь, Ром?
– Нравятся мне такие. В этом возрасте они стараются воплотить все свои тайные желания. Ты ее берешь во все числительные и знаменательные, а она между стонами отрывками из «Руслана и Людмилы» голосит.
– Рома, прекращай, Рома! Ты же меня под нож пустить можешь. Забудь о Жмакиной. Я сейчас обрисую дальнейшую программу. Товарищей повезут на банкет. Часть из них заночует в охотничьем домике для гостей. Остальные вернутся поздно. Я сказал, что остаюсь для поддержания порядка и дисциплины. Другие участники развлекательно-трудового турне могут знакомиться с местными достопримечательностями.
– Джоки, а какие в этом городишке могут быть достопримечательности?
– Ром, здесь население около десяти тысяч. Наверняка есть чем себя занять. В магазины заглянуть можно.