Рома ожидал увидеть надменного хапугу, высокомерного жлоба. Именно таким ему представлялось большинство работников торговли. Но к Боре эти определения явно не подходили. Деловой, бойкий, с юмором. Домой Хузин вернулся в радостных чувствах. За ужином красочно пересказал Зое весь разговор с Гельманом. Но ей новое место работы сожителя пришлось не по нраву.
– Под одной статьей ты уже ходишь, Рома. Смотри, не заработай у Борьки еще на одну.
– А почему так фамильярно – у Борьки? Ты его знаешь?
– Знакома.
– Спала с ним?
– Прекрати… Я не спала, у подруги отношения были.
– Слава Богу! Скажи ты, что спала с Борей, я бы точно начал жить заново.
– Это как, интересно?
– Работа дворником, запой, проживание у деклассированной женщины. На дурно пахнущем диване под ковриком с лебедями.
– Единственная женщина, способная выдерживать твои выходки, сидит напротив.
– Не люблю, когда ты себя обманываешь, Зоенька. Так что ты скажешь про Борю?
– Веселый он. Бабник, мотовство любит. Но и делец хороший. Некоторые годика с два-три отработают – и на посадку. А Борька сколько лет уже на плаву.
– На первое впечатление опираться нельзя, конечно, но мне он понравился.
– Рома, главное, чтобы ты ему понравился. И не занимался ерундой. И еще. Рядом с магазином находятся курсы парикмахерского мастерства. Слетаются на эти курсы бл. ди со всего Союза.
– Зоя, любой труд в почете. Нельзя всех парикмахерш клеймить словом «бл. дь». Это с твоей стороны некрасиво. Тяжелая работа. Я бы даже сказал, не работа, а искусство, Зоя. И ты одним словом унижаешь всех представителей профессии. У меня ведь тетя покойная была парикмахершей.
– И слава Богу, я ее не знала. Еще раз повторяю. Узнаю, что ты был в этом рассаднике бл. дства – к моральным увечьям добавлю и физические. Я без шуток. Хорошо, скажи честно: твоя покойная тетя была порядочной женщиной?
– Зоя, давай о чем-нибудь приятном.
– В редакцию приходил Андрюша. Завтра принесет Матвеичу статью. А мне иконку Николая Чудотворца подарил.
– Пройдет время, и он напишет книгу. Назовет ее «Путь к Богу за 72 часа».
– Не усматриваю ничего дурного в том, что Андрей стал верующим. Разговаривала со Светой. Да, его поведение немного изменилось. Но ее радует, что Андрюша стал более предсказуем.
– Что значит «предсказуем»? Непредсказуемыми могут быть дикие животные и болезни.
– И от одной Марьин, похоже, вылечился. Но он с помощью Господа от недуга избавился. А тебе предстоит кодировка.
– Мне не нравится это слово, – с раздражением ответил Рома. – Я не робот и не чемоданный замок. И попомни мои слова: придет время, и Светка с горечью в голосе будет, как заклинание, произносить: «Да лучше бы он пил!»
Стоя на пандусе черного хода, Гвидо Шнапсте с удовольствием затягивался сигаретой «Ротманс». Курил он мало и предпочитал только эту марку. Ему нравился мягкий табак, золотой ободок у кромки фильтра и поблескивающие грифоны, сжимающие в лапах нарядный герб. Настроение официанта было приподнятым. У него появилась эрекция. Пусть и не такая впечатляющая, как раньше, но подарившая надежду. Месть, ставшая внутренней потребностью, почти свершилась. Гвидо с нетерпением ждал суда. Он уже видел сидящих за решеткой Марьина с Хузиным. По бокам – суровые конвоиры с автоматами. Взгляды подсудимых сверлят пол. Прокурор запрашивает по десять лет тюрьмы каждому. Нет. Марьину восемь, а Хузину – двенадцать. У Марьина семья. Они бросаются на колени и молят о пощаде. Пока судьи в комнате заседаний решают их будущее, несчастные рыдают, не веря в происходящее. В тишине зала раздается голос судьи: именем суда Латвийской Советской Социалистической Республики…
Мечты Гвидо прервал голос его юного коллеги Антона Дрискина:
– Денек на загляденье, Гвидо. Что погода, что касса. С утра прет.
– У меня тоже хорошо идет. Два чанчубека залетных перед шалавами дензнаками швыряются.
– Видел. Укуренные, по-моему. Гвидо, слушай, а я спросить хочу. Правда, что тебе какие-то клоуны таблетки для увеличения х. я продали с эспандером специальным?
Гвидо резко дернулся и тут же замер.
– Ты что, идиот, Антон? Ты что придумал? Какие таблетки с эспандером? – отшвырнув сигарету, взвился Шнапсте.
– Во-первых, я не идиот. Во-вторых, я просто спросил.
– А почему это ты спросил?
– От людей услышал и спросил. И к чему так нервничать, если это все неправда?
– А я не нервничаю. Мне просто смешно. Как такую ахинею можно вообще придумать? Таблетки для увеличения члена, да еще и с эспандером. Хорошо, не с гидравлическим насосом. А кто тебе эту гадость сказал, Антон?
– Гвидо, весь ресторан об этом судачит. Будто ты купил эспандер с «колесами», а они никакого эффекта не дали. И ты пошел и написал заявление в милицию.
– Ну ничего… Я выясню, кто распространяет в коллективе эту мерзость. И не приведи Господь, Антон, если это твоя работа.
– Да брось ты переживать! Даже если оно и так. Главное, чтобы «капуста» шла и проверок меньше было. И еще как в тосте. Чтоб хер стоял и деньги были.
Антон скрылся за дверьми. Гвидо на нервах закурил еще одну сигарету. Теперь его сознание рисовало более мрачные картины. Он видел, как собственнолично расстреливает Андрея и Рому. После недолгих раздумий Шнапсте быстрым шагом направился к ближайшей телефонной будке. Трубку долго не снимали. Наконец раздался щелчок, и монета с клацаньем провалилась в накопитель.
– Товарищ Кутырев, это Гвидо Шнапсте. Дело гонадотропина, – голос официанта звучал взволнованно.
– Да, узнал. Что-то случилось, товарищ Шнапсте?
– Можно сказать – да. Срочная новость. Произошла утечка.
– Утечка чего?
– Утечка информации, государственной тайны.
– Это уже интереснее. Подслушали разговор в ресторане?
– Нет, мне доложили. Точнее – рассказал коллега.
– Вы только не волнуйтесь. Говорите спокойнее. За вами же никто не следит?
– В принципе, я спокоен. Слежки нет, – Гвидо оглянулся по сторонам.
– Тогда поподробнее об утечке.
– Весь ресторан уже знает о моих проблемах. Знают о деле гонадотропина.
К сожалению, Шнапсте не видел в этот момент лицо Кутырева. Иначе бы он просто дал отбой. Возникла пауза.
– Вы меня слышите, товарищ Кутырев?
– Послушайте, Шнапсте. Если вы думаете, что длина вашего недоразвитого х. я относится к тайнам государственного уровня, то я не ошибся в своих предположениях. Обратитесь к хорошему врачу.
– А тайна следствия не относится к государственным?
Уставившись в табличку с номерами телефонов пожарной, «скорой» и милиции, Гвидо слушал злые, короткие гудки. По возвращении в ресторан его добила фраза одного из таджиков, которых он в разговоре с Дрискиным назвал «чанчубеками»:
– Ты где, пилять, ходишь, чирипашка нидаделянный? Девишки тортик кушать просят. Неси лучший, пилять такой.
Рома потихоньку вживался в новую роль. Освоил кассовый аппарат. Научился принимать товар и заполнять накладные. Первые дни он испытывал подзабытое чувство стеснения. Особенно после того, как увидел среди покупателей давнишнего знакомого. Рома с детства помнил пословицу: «Каждый труд почетен». Но если к врачам, летчикам и спортсменам он относился с уважением, то грузчиков, ассенизаторов и санитаров искренне жалел. Считая эти профессии нужными, Роман понимал, что освоившие их люди по-своему несчастны. А должность продавца он вообще относил к сугубо женским.
Кроме Хузина, в отделе работали молоденькие девушки Лариса и Валентина. Старшим продавцом была Наталья. Ей было слегка за тридцать. Высокая, статная, ухоженная блондинка с короткой стрижкой и большой задницей. Ромины попытки начать флирт Наташа пресекла изящной фразой: «Рома, ты мне нравишься. Но я женщина честная. Сплю только с мужем и Борей». Через неделю Рому первый раз отметили в «Книге жалоб и предложений». Время приближалось к полудню, когда у прилавка возникла пожилая дама:
– Читаешь, сынок?
– Пытаюсь, – ответил Рома.
– В школе пытаться надо было. И что же ты так внимательно читаешь?
– Ремарка, бабушка.
– Я тебе не бабушка. Бабушка для тебя – мать отца или родительницы твоей.
– Чем я вам так не угодил, странница?
– И не странница я тебе никакая. Бездельем своим ты мне не угодил.
– А мне кажется, что я на рабочем месте.
– Правильно, что кажется. Здоровый, красивый бугай сидит, ножку на ножку закинув, и книженцию мусолит. В наше время пахали на таких.
– Уважаемая, вы ведь за покупкой сюда пришли. Что вас интересует?
– Табуретки меня интересуют.
– А какие именно? Деревянные с лаковым покрытием? Деревянные окрашенные? Металлические с дерматиновым верхом и прикручивающимися ножками? Для дачи, кухни, веранды?
– Деревянные с лаком.
– К сожалению, деревянных с лаком нет.
– Тогда окрашенные.
– И окрашенных тоже в наличии не имеем.
– А чего же ты мне голову морочишь, умник?
– Я вам не голову морочу. Я пытаюсь откликнуться на вашу просьбу.
– Когда завезут табуретки?
– Этого я не знаю. Но завтра обещали хороший завоз, – заговорщически произнес Рома. – Очень дефицитный товар завезут.
– И какой? – вытянула шею старушка.
– Нужный. Импортные гробики шведского производства. Будет и ваш размер. А табуретки у нас продают этажом ниже.
– Ах ты сучище богохульное! Жалобную книгу! – возопила старушка.
Боря на инцидент особого внимания не обратил. Оказалось, что бабка не первый раз провоцировала работников на скандалы.
С Андреем Рома созванивался каждый день. Но видеться друзья стали реже. Как-то Марьин подъехал в обеденный перерыв. Рома пригласил друга в находящееся поблизости кафе. Называли его «Мавзолеем». Поговаривали, что название оно получило благодаря завсегдатаям, большинство из которых вполне можно было назвать проспиртованными.
– Может, все же возьму соточку, Андрюш? – уговаривал друга Рома. – Что тебе с нее будет?
– Нет-нет. Даже пива не предлагай, Ромка.