Голова гудела, точно ведро после удара шваброй, где-то над ухом набухала приличная шишка. Но главное — пока он лежал без сознания, ему успело даже что-то приснится. Ну да! — он снова летал над Соболевкой. Правда, на этот раз почему-то разбрасывал какие-то листовки и газеты. Еще и кричал всякую несуразицу. Про опасность болота, про живущих в нем гигантских пиявок…
— Гена! Ты живой?
В зажмуренные веки ударил свет, и подросток поднял руку, прикрываясь от фонаря.
— Ну, слава Богу! Я уж перепугался… Как ты там, в порядке?
Генка неловко сел, ощупал ноги.
— Вроде цел… Головой только жахнулся. И колени болят.
— Это ладно. Лишь бы кости были целы. Считай, с третьего этажа слетел…
Валера ничуть не преувеличивал. Гена наконец-то рассмотрел, что он сидит в какой-то ямище. Под ним и вокруг него громоздились обломки бетона, какие-то потемневшие от времени деревянные сваи. Кудлатая голова Валеры маячила где-то вверху, выглядывая из-за кромки пролома. При одном взгляде на этот пролом Генке сразу стало нехорошо. Выходит, он действительно провалился — ухнул в какой-то подвалище вместе с добрым куском пола.
— Фонарь подбери. Вон он, справа от тебя… — Валера посветил чуть в сторону, и Генка, в самом деле, разглядел оброненный фонарь. Дотянувшись до него, он щелкнул кнопкой. Стекло треснуло, но лампочка горела вполне исправно. Водя лучом по сторонам, Гена исследовал свое узилище.
— Как бы снова чего не обвалилось, — обеспокоился наверху Валера. — И запашок вон какой страхолюдный. Ты бы вылезал оттуда побыстрей.
— Легко сказать! А как?
— У тебя же веревка в рюкзаке. Забыл? Доставай и бросай мне, а я уж тут организую какой-нибудь крепеж.
Третий этаж — не пятый, и со второго броска Валера поймал моток. А еще чуть погодя вниз спустилась аккуратная веревочная петля.
— Это что, вешаться? — пошутил Генка.
— Типун тебе на язык! Ставь туда ногу и хватайся руками. А я вытяну.
Гена шагнул было к веревке, но остановился.
— Так не пойдет, — он вяло покачал головой. — Тут что-то есть. Если уж я сверзился вниз, надо хотя бы осмотреться…
— Генка, не дури!
— Я не дурю, — подросток преспокойно достал из рюкзака рацию, привязал одну из лямок к веревке. — Поднимай, там вторая. Будем переговариваться.
— Ты чего надумал?
— Хочу прогуляться малость.
— С ума сошел?!
— Ты пойми, Валер, — Гена задрал голову, — я столько с диггерами про разные катакомбы трепался, фильмов, наверное, около сотни видел, а сам под землей ни разу не был.
— Дурила! Мало тебе одного падения?
— А вдруг здесь что-нибудь интересное?
— Сейчас самое интересное для тебя — это выбраться оттуда живым и невредимым.
Генка, прихрамывая, шагнул по наклонной бетонной плите, перелез через темную балку. Его окружали форменные руины — треснувшие плиты, лохмотья арматуры, битый кирпич. Вероятно, Валера был прав, говоря о ветхости построек того времени. Еще и взломщики постарались. Кто знает, может, от тех давних взрывов все и обрушилось. Все равно как при сходе лавин. И держался здешний свод на одном-единственном честном слове — верно, дожидаясь его, Генку…
— Рацию включай! — крикнул он Валере. — Не бойся, я быстренько…
Свое падение, Генка, в самом деле, воспринял как добрый знак. Даже страх куда-то испарился. Мог ведь кости запросто переломать и сотрясение заработать, так нет же! Целехонек и здоровехонек! Те, что были на складе до них, тоже ведь долбили бетон кирками и ломами. Даже шашки пытались взрывать! Только ничего у них не вышло. А он взял притопнул пару раз — и сработало! Чем же это назвать, как не везением?
— Гена, как слышишь меня? Ответь!
— Слышу нормально, — подросток посветил вокруг себя. — Кажется, начинаю понимать. Тут у них несколько комнаток было. Что-то вроде подземного этажа. И лестница, похоже, капитальная имелась. Но когда съезжали, все спешно демонтировали, а проход наверх забили цементом…
— Где ты сейчас?
— Движусь по коридору. Вонища страшная, аж в груди першит… — он, не удержавшись, раскашлялся. — Та-ак… Сперва прямо шел, а сейчас поворачиваю вместе с тоннелем. Никаких сталактитов не наблюдаю. Крыс-людоедов тоже… Опа!..
— Что там у тебя?
Прежде чем ответить Генка осмотрелся внимательнее. Коридор расширялся, превращаясь в подобие зала. Слева угадывалось нечто напоминающее заброшенную платформу. От вокзальной она отличалась лишь более скромными размерами. И что-то там было еще — то ли ящики, то ли миниатюрные вагончики… Подросток сделал несколько шагов и остановился. Так и есть; выныривая из черного пещерного зева и убегая в такую же колодезную глубь, у платформы застыла вереница вагонеток. Темные и ржавые, похожие на огромные чаши весов, они успели прирасти колесными парами к рельсам узкоколейки.
Гена снова раскашлялся. Воздух здесь казался еще более жутким. Уже даже не соленым, а каким-то кислотным. Кашель теперь рвался из груди непрерывно, а глаза начинало ощутимо пощипывать.
— Тут дорога. Железная… — перхая через слово, проговорил он. — Вагонетки, какой-то хлам, лужи…
— Хватит, Ген, возвращайся! Поглядел, и будет с тебя…
— Я сейчас, — Генка обошел зеленоватую с масляными пятнами лужу, приблизился к платформе. На бесформенных кучах лежал полуистлевший брезент. От света фонаря на стенах толкались черные тени, и прежний страх ожил под сердцем. Генке почудилось, что он улавливает нарастающий подземный гул — точь-в-точь такой же, какой слышат пассажиры метро. Сначала низкая вибрация, потом дуновение воздуха и, наконец, резкий предупреждающий гудок машиниста…
Нагнувшись, он отдернул брезент. Ткань нехотя поддалась, открывая взору лежащие неровными рядами металлические цилиндры. Не то бутылки, не то заводские болванки. Кажется, и в вагонетках лежали такие же болванки — пузатые, с пятнами ржавой зелени на шероховатых боках. Лишь несколько секунд спустя Генка сообразил, что же такое он видит, и ноги сами ступили назад. А еще через мгновение из черной тоннельной пасти выскользнуло пиявчатое огромное тело. Складчатое и полупрозрачное, оно двигалось, как гусеница, неспешно оползая вагонетки, судорожными рывками приближаясь к Генке. Широкий беззубый рот чудовища легко мог вместить взрослого человека, и о том, чтобы противостоять пиявке, нечего было и думать.
Следовало что-то срочно предпринять, но подросток точно прирос к полу. В непонятном ступоре он глядел на приближающегося гиганта и ничего не мог с собой поделать. Да он, честно говоря, и не пытался. Из глаз Генки текли слезы, он продолжал кашлять, а сознание все стремительнее кружилось в неведомом водовороте. Наверное, можно было даже поспорить, что произойдет раньше: проглотит ли Генку отвратительная тварь или бездонная воронка вберет парнишку в себя, одним глотком переправив в беспамятное небытие…
Ноги ослабли настолько, что Генка безвольно опустился на металлические кругляши. Губы его растянулись в бессмысленной улыбке.
— Ответь мне, Гена! Что там стряслось? Почему ты молчишь?
— Пиявка, — просипел подросток, но уже не в рацию. Аппаратик успел выскользнуть из ослабевшей руки и лежал теперь в ядовитого цвета луже — той самой, что натекла из-под металлических кругляшей.
— Беги оттуда, бача! Бросай все и беги!..
Рация пронзительно зашипела и смолкла. Наверное, зеленоватая жижа проникла внутрь и что-то там замкнула. Однако последняя команда Валеры все-таки дошла до угасающего сознания. Давясь от кашля, Генка встрепенулся и кое-как заставил себя встать. Его тут же повело в сторону, и на подкашивающихся ногах он побежал прочь от вагонеток, прочь от складчатого монстра. Фонарь остался где-то там, у стеллажей с болванками, и сослепу парнишка ударился грудью и лицом о бетонную стену, руками зашарил по шероховатой поверхности, пытаясь отыскать коридор. Левая рука провалилась в пустоту, и Гена чуть не упал. Конечно, это мог оказаться какой-то иной проход, но подросток уже мало что соображал. Его мотало, как пьяного, и, обдирая бока о стены, он продолжал бежать — сначала в полной темноте, а вскоре на замаячивший впереди свет от Валеркиного фонаря.
— Где тебя черти носят!.. Давай же! Ногу в петлю и хватайся…
Простейшая операция далась Генке лишь с третьей попытки. Руки его дрожали, то и дело соскальзывали с веревки. Да и петля сорвалась со ступни под колено, едва не опрокинув парнишку.
— Руками! Руками держись!
Генка послушно обхватил веревку, и Валера тут же потащил его наверх. А спустя минуту он уже лежал на траве под вольным солнцем, и легкий ветерок овевал его мокрые от слез щеки. Воздух был одуряюще сладок, но Гена все никак не мог остановиться, продолжая выкашливать из себя остатки подземелья, по крохам освобождаясь от жуткого, засевшего в мозг видения.
— Фонарю с рацией, конечно, кирдык…
— Нашел, о чем жалеть! Главное, ты жив остался, — Валера потрепал Генку по голове. — Еще неизвестно, какой дряни ты там надышался. Герой пустоголовый!
— Я же говорю: там снаряды! Под брезентом, в вагонетках, на рельсах. И кругом эти вонючие лужи.
— Понятно, — Валера кивнул. — То самое, о чем мы говорили: снаряды с отравляющей начинкой. Какое-то время держались, а потом пошла коррозия, — вот и разъело все к лешему.
— Значит, я отравился?
— Считай, что так. С чего бы тебе та кикимора привиделась? Нормальная галлюцинация. Хотя… Это, конечно, уже не боевые ОВ. За столько десятилетий все там уже трижды разложилось. В противном случае, ты бы оттуда не вышел.
Гена зажмурился. О подобном исходе не хотелось даже думать. На кого бы остались тогда его дед с бабкой, родители, тот же Юрашка!
— Но это же подлость, — шепнул он. — Как можно оставлять такую заразу без защиты, без всего! А если грунтовые воды или еще что?
— Кого это волнует? — Валера грустно улыбнулся. — У нас, если хочешь знать, солдатики под настоящим ядерным взрывом в атаку ходили — учения проводили, а ты из-за каких-то снарядиков шум подымаешь.