Раздался звонок. Лен Харди потянулся к трубке, но Кейдж опередил его. Харди сбросил с себя длинный, военного покроя, плащ и остался в белой синтетической рубашке в тонкую коричневую полоску, коричневом же галстуке и в брюках с безукоризненно выглаженными «стрелками». Пролежав час на земле, он сохранил безупречную прическу, а на его одежде не осталось ни пятнышка грязи. И вообще он больше походил не на полицейского, а на типичного свидетеля Иеговы, готового предложить вам целый набор брошюр с инструкциями, как спастись в Судный день. Для Лукас, при которой был новенький «Глок-10», оружие Харди — «смит-и-вессон» 38-го калибра — казалось странной причудой.
— Как у вас дела, детектив? — спросила Лукас, заметив недовольную гримасу на лице Харди, которую он скорчил, когда Кейдж выхватил телефонную трубку у него из-под носа.
— Хороши, как в песне, — пробормотал он с легким сарказмом.
Она усмехнулась его ответу. Так говорили в основном на Среднем Западе, и она поинтересовалась, не оттуда ли он родом.
— Я вырос на окраине Чикаго. Это называлось «нижние предместья», хотя район располагался как раз на северо-востоке города.
Он уселся за стол. Улыбка пропала с лица Лукас. Хороши, как в песне…
Кейдж положил трубку.
— Получил для тебя ТТХ, — сказал он. — Звонили как раз наши оружейники. Автомат «узи». Произведен примерно год назад, но ствол дополнительно удлинили. Из него успели много пострелять. Глушитель с обмоткой из искусственной ваты. Ручной работы, как им показалось. Такой в магазине не купишь. Похоже, что стрелок хорошо знает свое дело.
— Отлично! — отозвалась Лукас. Потом обратилась к Сиду Арделлу через весь зал: — Пусть кто-нибудь проверит сайты в Интернете, где обучают изготовлению самодельных глушителей и доработке автоматов. Мне нужны электронные адреса людей, которые в последнее время заходили на них.
— А разве они обязаны разглашать такую информацию? — удивился Сид.
— Без ордера не обязаны. Но ты должен заставить их думать, что это их долг. Сумей быть убедительным.
Агент набрал номер, несколько минут говорил по телефону, а потом доложил:
— Парни из отдела связи и телекоммуникаций занимаются этим.
Это были спецы ФБР по налаживанию линий связи и взлому компьютерных кодов, контора которых располагалась в Мэриленде.
— Послушай, у меня идея, — обратилась Лукас к Кейджу.
Агент бросил на нее вопросительный взгляд.
— За неимением лучшего, почему бы нам не обратиться к кадровику? — пояснила она.
— К какому именно? — спросил Кейдж.
— К тому, что изучает почерки в заявлениях о приеме к нам на работу, а потом пишет отчеты.
— У нас в полиции тоже есть такой, — заметил Харди. — Отсеивает явных недоумков.
— А зачем? — вмешался Сид. — Мы же уже отправили образец по назначению.
Он имел в виду копию записки, отправленную в отдел поведенческого анализа центрального офиса ФБР для психолингвистической экспертизы. Тоби Геллер как раз сейчас маялся у монитора своего компьютера в ожидании результатов.
— Там смогут только попытаться найти преступника со схожим образом действий, определить его уровень образования и умственного развития, — сказала Лукас. — А я хочу получить приблизительный портрет его личности. На основе графологии.
— Об этом можете не беспокоиться, — раздался вдруг голос за спинами у всех них.
Лукас обернулась и увидела мужчину в джинсах и кожаной куртке, какие носят пилоты ВВС. Он только что вошел в зал. С его шеи свисал пропуск временного посетителя, а в руке он держал солидных размеров дипломат. Она даже не сразу узнала его.
Кейдж открыл рот и хотел что-то сказать, но запнулся, словно побоялся спугнуть гостя.
— Меня впустил Арти. — Паркер Кинкейд имел в виду охранника на служебном входе в здание. — Надо же! Столько лет прошло, а он меня помнит.
Перед ней стоял сейчас совершенно иной Паркер Кинкейд, поневоле отметила про себя Лукас. У себя дома он выглядел неряшливо в каком-то жутком свитере и мешковатых слаксах. Серый пуловер с разрезом, сквозь который была видна черная рубашка, шел ему гораздо больше.
— А, мистер Кинкейд, — сказала она, кивая ему вместо приветствия. — О чем именно мы теперь можем не беспокоиться?
— О графологическом анализе. Вы не сможете получить портрет человека по его почерку.
Ей не понравился его безапелляционный тон.
— Но очень многие специалисты занимаются именно этим, — попыталась возразить она.
— А другие гадают на картах Таро и общаются с душами умерших. Все это шарлатанство.
— Но я слышала, что это может быть полезно, — настаивала Лукас.
— Пустая трата времени, — небрежно ответил он. — Нам нужно будет сосредоточиться на совершенно других вещах.
— Что ж. Хорошо. — Лукас подумала о том, как ей не выдать легкой антипатии, которую она почувствовала к нему с самого начала.
— Привет еще раз, Паркер! — вмешался теперь Кейдж. — Ты знаком с Тоби Геллером? Он у нас сегодня отвечает за все компьютеры и связь. Мы, можно сказать, сняли его с самолета в Вермонт, где он собирался кататься на горных лыжах.
— На самом деле я должен был улететь в Нью-Гемпшир, — поправил его агент, улыбнувшись Кинкейду одной из своих дежурных улыбок. — За двойную оплату я готов на все. Даже отменить свидание с девушкой. Привет, Паркер. Весьма наслышан о вас.
Они пожали друг другу руки.
Кейдж мотнул головой в сторону другого стола.
— А это — Сид Арделл. Он из тактического отела нашего здешнего офиса.
— Знакомься, Лен Харди. Он приставлен к нам от полицейского управления округа.
— Рад встрече, сэр, — сказал коп.
— Использовать обращение «сэр» совершенно не обязательно, — приветствуя его, заметил Паркер.
— Разумеется.
— Вы эксперт-криминалист или следователь? — спросил затем Кинкейд.
Вопрос, казалось, смутил Харди, который ответил:
— Вообще-то я из отдела анализа и статистики, но поскольку всех остальных отправили на задания, связь с ФБР поручили мне.
— Где записка? — спросил затем Кинкейд. — Я имею в виду оригинал.
— У судмедэкспертов. Я попросила их попытаться найти еще чьи-нибудь отпечатки пальцев.
Кинкейд нахмурился, но не успел ничего сказать, потому что Лукас поспешила добавить:
— Я отдала специальное распоряжение, чтобы они использовали только лазер. Никакого нингидрина.
Выражение его лица смягчилось.
— Хорошо. Вы что, работали в судебной экспертизе?
У нее возникло ощущение, что, хотя она поступила правильно, запретив применение химиката, он не поверил ей до конца.
— Такие вещи я помню еще со времен обучения в академии, — холодно ответила она и взялась за трубку телефона.
— А что это за штука? — спросил Харди. — Этот нин…
Выстукивая цифры номера на клавиатуре, Лукас ответила:
— Нингидрин применяют, чтобы выявить отпечатки пальцев на бумаге.
— Но! — Кинкейд вмешался, чтобы дополнить ее объяснение. — Он уничтожает при этом текст. Поэтому никогда нельзя применять его на подозрительных документах.
Лукас дозвонилась до криминалистов. Ей сообщили, что никаких других отпечатков не найдено, а курьер теперь срочно доставит записку на командный пункт операции. Она передала все это своей команде.
Кинкейд только кивнул в ответ.
— Почему ты передумал и все-таки приехал? — спросил Кейдж.
Паркер помедлил с ответом.
— Вы упомянули о детишках, раненных в метро. Одна девочка уже умерла.
— Лавель Уильямс, — назвала имя Лукас таким же мрачным тоном, каким говорил он. — Мы тоже слышали об этом.
Паркер повернулся к Кейджу.
— Я буду работать с вами при одном условии. Никто, кроме непосредственных участников операции, не должен знать о моем участии. Если мое имя просочится в печать, я уйду, на какой бы стадии ни находилось расследование. И буду отрицать, что вообще знаком с вами, ребята.
— Хорошо, если вам так угодно, мистер Кинкейд, — сказала Лукас, — но только…
— Называйте меня просто Паркер.
— Считай, что договорились, — кивнул Кейдж. — Но могу я спросить, почему такие сложности?
— Из-за моих детей.
— Если тебя беспокоит их безопасность, мы вышлем к твоему дому патрульную машину. И приставим к ним столько полицейских, сколько…
— Нет, меня тревожит только моя бывшая жена.
Лукас бросила на него недоуменный взгляд, и Кинкейд объяснил, что имел в виду:
— Я обладал исключительным правом опеки над детьми со времени нашего развода четыре года назад. И одна из причин, по которой мне его отдали, как раз состояла в том, что я работаю дома и мои занятия ни в малейшей степени не подвергают опасности ни детей, ни меня самого. Именно поэтому я сейчас занимаюсь только коммерческими заказами. Но, как я недавно узнал, моя бывшая супруга хочет требовать пересмотра дела об опеке. А потому она ни в коем случае не должна ничего узнать.
— Для нас здесь нет никакой проблемы, Паркер, — заверил его Кейдж. — Ты будешь числиться под псевдонимом. Какой бы ты предпочел?
— Мне совершенно все равно. Называйте меня Джоном Доу или Томасом Джефферсоном. Только не моим настоящим именем. Завтра в десять утра Джоан явится к нам с подарками. И если ей станет известно, что я уехал в канун Нового года, чтобы участвовать в операции… Одним словом, тогда мне придется очень плохо.
— А что вы сказали детям? — спросила Лукас.
— Что заболел мой друг, которого необходимо навестить в больнице. — Он ткнул пальцем прямо в грудь Кейджа. — А я ненавижу врать им. Ты даже не представляешь, до чего ненавижу!
Вспомнив его симпатягу сына, Лукас сказала:
— Мы постараемся сделать все, что в наших силах.
— Слово «постараемся» здесь неуместно, — сказал Кинкейд, легко выдерживая ее прямой взгляд, чем могли похвастаться не многие мужчины. — Вы либо сохраните мое участие в тайне, либо меня здесь не будет.
— Тогда мы обеспечим секретность, — просто ответила она и оглядела присутствующих в зале. Сид, Геллер, Харди — все закивали, соглашаясь с ней.