Ирка еще немного пообижалась, демонстративно выскребывая маленькой ложечкой то, что осталось от чизкейка. А затем, оттаяв, предложила на девятое мая сначала полетать на воздушном шаре, потом покататься на лошадях, потом пообедать в плавучем ресторане, ну а потом забуриться в клуб и отвести душу в караоке.
Для Глафириных финансовых возможностей даже с учетом солидной прибавки в зарплате всего этого было слишком много. Она прикинула и так, и этак…
– Давай лучше у нас с Мотей. Она пирогов напечет.
– Да отстань ты со своими пирогами! Сколько можно! Я на Мотиных пирогах и так раздобрела до невозможности! Если ты из-за денег не хочешь, то Тобик за все заплатит! Ты только согласись!
Глафира была совершенно уверена, что Тобик, если он, конечно, в здравом уме, не станет оплачивать день рождения совершенно незнакомой ему девицы.
А с другой стороны, в самом деле, что дома сидеть!
– Давай возьмем Мотю и поедем на залив. Соберем огромную корзину с едой, компотами и устроим пикник!
Ирка закатила глаза.
– Ты, Вознесенская, так и просидишь всю жизнь, привязанная к тети-Мотиной юбке. Тебе замуж надо выходить, а ты все компоты варишь.
– Ну и как катание на воздушном шаре поможет мне замуж выйти? Или, думаешь, заслышав наше завывание в караоке-баре, женихи так и сбегутся? А компоты мои ты, кстати, больше всех любишь.
– Отстань со своими компотами! Короче, Мотю ты берешь на себя, а все остальное я придумаю!
– Без Моти я не могу. Ты же знаешь, мой день рождения – это ее праздник.
– Хорошо, с тетей Мотей я договорюсь сама.
Глафира испугалась по-настоящему.
– Ты что! Не надо! Она нежная и обидчивая. Ты ляпнешь, а мне потом год вину замаливать.
– Ну ладно, ладно… Чего ты? С компотом так с компотом! Не кипешуй!
Ирка успокаивающе погладила Глафиру по руке и попросила у проходящей мимо официантки счет.
– Слушай, я ничего не говорила. Твой день рождения, тебе и решать. Я вмешиваться не буду.
Глафира посмотрела на безмятежное лицо подруги и не поверила.
Надо держать ухо востро.
Шведовы
Старший Шведов появился неожиданно.
Впрочем, первым появился…
– Волкодав, – сказала Мотя и замерла с открытым ртом. Глафира подняла голову и поступила точно так же: застыла мраморным изваянием.
На площадке сидела собака. Пес был огромным и жутко страшным. Они таких не встречали. Смесь аллигатора с росомахой, нет, скорее, с дикобразом. Уж больно дикий у него был вид.
– Что за порода такая? – шепотом спросила Глафира.
– Я говорю – волкодав, – сдавленно ответила Мотя.
– Не похож.
– Тогда диавол в собачьем облике, восставший из ада.
– А чего он к нам приперся? – поинтересовалась Глафира, стараясь дышать реже.
– За грехи мои тяжкие наказание, – выдохнула Мотя.
Собака облизнулась и клацнула зубами.
Глафира с Мотей содрогнулись. От чудовища их отделял один лестничный пролет. Сейчас как прыгнет сверху!
– Святый Боже, спаси и помилуй мя! – пискнула Мотя и подняла руку, чтобы перекреститься.
– Гав! – сказала собака.
У женщин, застывших на нижней площадке, подогнулись колени.
– Умрем без покаяния, аки последние отеребки, – жалобно провыла Мотя.
Внезапно открылась соседская дверь.
– Ты чего не заходишь? – услышали они, а потом на площадку вышел здоровый бугай в майке и джинсах.
Он погладил аллигатора по лохматой голове, почесал за ухом и тут заметил Глафиру с Мотей, прижавшихся друг к другу на нижней площадке.
– Здравствуйте. А я думаю, кого Шарик встречает?
Шарик? Похож, что ни говори!
– Мы домой хотим попасть, – хрипло выдавила Глафира.
– А кто ж вам не дает? – удивился мужик.
Издевается?
– Пса уберите.
– Так вы Шарика испугались? Не бойтесь, он добрый. Без команды кусать не станет.
– Жаль, мы этого не знали, – пробормотала Глафира.
– Простите, если напугал. Пошли, Шарик.
Пес величественно поднялся и зашел в квартиру.
– Простите еще раз, – сказал мужик и скрылся вслед за чудовищем.
Откуда он взялся, интересно?
– Ну и страху я натерпелась!
Мотя свалила сумки на пол и прислонилась к вешалке.
– Кто такой, как ты думаешь? – поинтересовалась Глафира.
– Почем я знаю. Надо у Надежды спросить. Она с утра дома была. Не отец ли нашего мальчонки?
– Мне кажется, это он.
– Давно пора. Одичал мальчишка вообще.
– И не говори. А собачища-то?
– Ужась! Думала, преставлюсь! Как мы теперь жить-то будем?
– Весело, Моть!
Мотя перекрестилась и пошла готовить обед.
Не успели они сесть за стол, как раздался звонок.
– Никак твоя Ирка пришла, титешница!
Глафира кивнула и пошла открывать. Она повернула ключ и вдруг поняла, что за дверью стоит вовсе не Ирка. Как? Да так. Просто поняла, и все.
Когда дверь открылась, у Глафиры было строгое лицо и равнодушный взгляд.
– Прошу прощения, если потревожил, но я решил, будет невежливо не представиться.
Все с тем же безразличным видом она кивнула.
– Сергей Шведов, ваш сосед.
– Глафира Вознесенская. Проходите.
– Не стоит. Я просто…
– Через порог нельзя разговаривать, а особенно знакомиться.
– Мне просто неловко стало за Шарика. Показал себя невоспитанной собакой. Я подумал, надо как-то…
– Это кто к нам пожаловал? – услышав густой баритон и догадавшись, что пришла вовсе не Ирка, спросила Мотя, появляясь в прихожей.
– Сергей Шведов, ваш сосед, – повторил мужик.
– Матрена Евсеевна, – с достоинством представилась та и поклонилась. – Милости просим.
Оказалось, для знакомства Шведов-старший прихватил коробку конфет, да не каких-нибудь соевых, а настоящих, с твердой начинкой, из хорошего шоколада. Именно таких, какие любит ее Глаша. Угадал. Молодец.
Мотя пригляделась к соседу повнимательнее. Здоровый мужик, еще не старый, не красавец, конечно, но и не страхолюд. Симпатичный даже. Не насупа, улыбается хорошо. И сразу видно, что не фуфлыга. А ручищи какие! Такими только быка с ног сбивать! Не бандит ли? Да нет, глаза слишком добрые. А с другого боку посмотреть, нынче бандиты такие пошли, что от нормального мужика не отличишь. Бывает, со всех сторон приятный и в обращении обходительный, а потом оказывается – курощуп и мухоблуд, прости Господи!
Мотя так старательно рассматривала соседа, что тот наконец это заметил.
– Не по нраву пришелся вам, Матрена Евсеевна? – спросил он и улыбнулся.
Мотя застыдилась. Вот ведь глазопялка бестолковая! Уставилась на гостя так, что тому кусок в горло не лезет!
– Что вы, Сергей… Как вас по батюшке?
– Иваныч, но можно просто по имени. Какие чины между соседями!
– Вы, Сергей Иванович, смотрю, мужчина самостоятельный. А по жизни чем занимаетесь? – поинтересовалась Мотя, наливая соседу густой имбирный чай.
Глафира заерзала на стуле. Ну, Мотя! Прямо с места в карьер! Сейчас все выпытает, не надо и на исповедь ходить!
– Я врач, – просто ответил Шведов.
– Зубной? – уточнила Мотя и взглянула с надеждой.
– К сожалению, нет. Хирург.
– Хирург? То-то я смотрю, у вас ручищи, как лопаты. Только жар загребать.
– Мотя!
Глафира решила, что Мотю пора приструнить, а то разойдется, потом не остановишь!
– Сергей Иванович, не хотите ли кофе? – обратилась она к соседу и встала, готовая немедленно рвануть к плите.
Он посмотрел на нее снизу вверх, и в тот же миг в ее голове что-то лопнуло, а сердце застучало слишком быстро. Подозрительно. Ей даже показалось, что сосед услышал это лихорадочное бумканье. Господи, спаси и сохрани!
– С удовольствием выпил бы, – сказал Шведов.
Совершенно спокойно, даже равнодушно. Или ей так показалось?
Пока варился кофе, она стояла спиной к гостю. Хорошо, что готовится медленно. Сердце успело немного успокоиться и уже стучало гораздо тише. Послушное, как видно, оно у нее.
Между тем Мотя вела главную партию.
– А как же вы, Сергей Иванович, на войну попали? Соседка Надя нам сказывала про вас. Так, мол, и так: ранен был в сражении.
– Да нет, не в сражении, к сожалению. Оперировал как раз одного бойца, а тут налет. Я рану зашить не успел, мальчишка под наркозом, сам о себе не позаботится, пришлось ложиться на него сверху, иначе потеряли бы. Ну и принял на спину.
– Что? – глупо спросила Глафира.
– Тридцать четыре осколка. Ребята потом замаялись вытаскивать. Так что ничего героического, как видите.
Ничего героического?
Глафира искоса глянула на соседа. Не похоже, что рисуется. Говорит, словно о чем-то самом обычном. Она посмотрела на Мотю. Та молча мешала ложечкой чай. Она же не кладет сахар, чего там мешать?
– А что, кофе готов? – неожиданно обратился к ней Шведов.
Глафира взглянула на турку и еле успела подхватить ее. Кофе уже набух пенкой и был готов перевалить через край. Глафира подула на пенку, усмиряя, и разлила по чашкам.
– Хорош, – крякнув, похвалил сосед, сделав глоток. – Отлично у вас получается кофе варить.
И снова глянул прямо в сердце.
Да что же это такое?!
Она быстро села вполоборота к окну и сделала отсутствующий вид.
Сергей пил кофе и, удивляясь на самого себя, думал, что никогда и никому не рассказывал сразу историю своего ранения. А тут взял и все выложил. Запросто. С лету. Как будто за этим и пришел. Видно было в этих женщинах что-то располагающее к откровенности. Надя Губочкина уже просветила его насчет монастыря. Может, из-за этого?
Он покосился на солидно прихлебывающую из блюдечка тетю Мотю. Раньше ему казалось, что люди, живущие при монастыре, все, как один, строгие, с постными лицами и поджатыми губами, а изъясняются непременно на церковнославянском. Мотя своим простодушным и немного наивным видом его представлениям не соответствовала совершенно. Про чудесную девушку по имени Глафира и говорить не стоило. Ничего монастырского в ней нет. Зато есть много женского, милого и душевного. И еще такого, чего он сформулировать не может… Вот если бы… Черт! О чем он только думает, старый осел!