– У тебя есть контакты Богуславского?
– Я звонила ему по просьбе Бартенева.
– Позвони еще раз.
– Зачем?
– Скажи, что профессор в больнице. Послушай, как он среагирует на это известие. Про случившееся не говори и попробуй выяснить, не был ли Богуславский в эти дни в Питере.
– Зачем? Если бы приехал, обязательно навестил Бартенева.
– Все равно спроси. А еще узнай, не присылал ли ему Бартенев каких-нибудь материалов. Сами мы проверить не сможем.
– Компьютер профессора забрали, к сожалению.
У Глафиры был такой поникший вид, что Сергею стало ее жалко. Она совершенно не умеет играть и притворяться. Но все равно они должны попробовать. Если не справится, он поедет к Богуславскому сам и не слезет с него, пока не выяснит правду.
Наконец собравшаяся с силами Глафира достала телефон.
– Только можно я поговорю с ним не здесь? И без тебя.
Сергей кивнул. Глафира встала.
– Я недалеко. Просто выйду на улицу.
Она вышла из кафе и стала прохаживаться мимо окон, прижимая трубку к уху. С его места нельзя было разобрать выражения ее лица, но Шведов все равно следил внимательно. Вот она затрясла головой, поправила прядь волос, развернулась и пошла в другую сторону, продолжая разговор. Старается. Что за фрукт этот Богуславский? Если за всем стоит он, то Глафире его не раскусить. Сама лгать не умеет, потому и в других зла не видит. Или наоборот? Сразу почувствует фальшь, уловит не слухом, а чутьем. Таких, как она, часто недооценивают. И он, похоже, не исключение.
– Переговорила, – сказала Глафира, появляясь перед ним, и плюхнулась на диванчик в изнеможении. – Только зря расстроила человека.
Шведов налил ей чаю. Она торопливо отпила несколько глотков.
– Он сам в больнице третью неделю лежит. А тут еще я про Бартенева сообщила. Он так расстроился, аж голос потерял. Вот вместе и уйдем, говорит. Еле успокоила. Пришлось сказать, что у Олега Петровича все налаживается, врачи на него не нарадуются, а их поколение вообще крепкое и стрессоустойчивое.
– Значит, и выспрашивать ничего не пришлось.
– Он сам рассказал все, что я хотела узнать. Переживает за Бартенева, что тот не успел закончить работу над архивом. Спрашивал, не нужна ли помощь. Я так поняла, что он совершенно не в курсе.
– Не притворялся?
– Ему не до этого, поверь.
Шведов отхлебнул почти остывший чай и задумался. Скорей всего, так и есть. Богуславский ни при чем. Да и с чего он решил, что больному старику по силам провернуть этакое дело? Тут действовал кто-то помоложе. Сильный, смелый и жестокий.
Тогда кто? Сам Бартенев? Он ничуть не лучше Богуславского. А если копнуть со стороны племянничка? Все равно никаких других не осталось. Именно он впустил в дом своего убийцу. Значит, каким-то боком замешан.
– Помнишь, я говорил про дверь, которую Стас открыл бандитам?
– Тогда почему они его убили?
– Это одна из непоняток, но не единственная. Кстати, Беленький считает, что бандит был один. Я ему верю.
– Почему?
– Есть много способов это установить. Например, нашли отпечатки только одного постороннего.
– Они их проверили?
– Сказали, что в картотеке таких нет.
– Может, все-таки Стасик ни при чем?
– Сомневаюсь. Давай поищем его знакомых, друзей. Вдруг за что-нибудь зацепимся.
– Его ноутбук тоже забрали.
– Он нам не нужен. Мы залезем в социальные сети.
– Я в этом не очень, – призналась Глафира.
– Мы же не собираемся хакерством заниматься. Сейчас у молодежи вся жизнь в соцсетях.
Ага. Значит, ее молодежью он не считает. Глафире стало немного обидно, а Шведов даже не заметил.
Оказывается, он взял из машины планшет. Пересев на диванчик к Глафире, Сергей прислонил его к тарелке.
– Скажи, как называется его институт и на каком курсе он учится.
Они сблизили головы и начали искать.
Шведов был прав. Они быстро и легко выяснили, чем заполняют свою жизнь студенты. Каждый чих молодые люди выставляли на всеобщее обозрение и делали это с огромным энтузиазмом. Глафира была поражена. Зачем показывать всем, какой прыщ сегодня вскочил на твоем носу? Зачем снимать свои ноги в ластах, сидя на краю бассейна, да еще в шести ракурсах? Какой интерес могут представлять хоть для кого-нибудь два таракана, ползающие по твоей тарелке, которую ты не помыл с вечера?
Пока она раздумывала над тем, что заставляет людей выставлять себя идиотами, Шведов продолжал просматривать фотографии.
– Смотри: самая свежая дата – десятое мая. Кажется, ребята после учебы решили зайти в кафе. Тут вся группа. Может быть, ты знаешь кого-то из них?
Глафира стала смотреть. Вот Стасик пьет пиво, спорит о чем-то с парнем. Незнакомым. Вот обнимается с двумя девчонками. Их она тоже никогда не видела. Вот хохочет над чем-то, запрокинув голову.
Что же произошло тогда в доме Бартенева? За что убили этого глупого мальчишку?
– Стой, – вдруг сказала она, напрягшись. – А можно приблизить изображение?
Шведов приблизил. Друзья Стасика продолжали есть и пить пиво, но сам он сидел уже в другом месте, за спиной одного из студентов. У Стаса было очень напряженное лицо. Он с кем-то разговаривал. Этот кто-то был виден со спины. Глафира сглотнула. Ей мерещится? Нет, вряд ли. Этот жирный в складочках загривок трудно спутать. Она очень хорошо рассмотрела его тогда, на дне рождения.
Каким бы странным это ни казалось, но собеседником Стаса был Тобик, любовник ее подруги Ирки.
– Ты что-то увидела? – спросил Шведов.
Глафира перевела дух. Как такое может быть? При чем тут Тобик? Как они со Стасиком могут быть связаны?
Сергей увидел ее остекленевший взгляд и налил в стакан воды.
Она выпила, еще немного посидела, глядя перед собой, и сказала:
– Это я навела бандитов на дом профессора.
– Что?
Глафира приложила к щекам ладони. Какие они холодные! Просто ледяные.
– Глаша, не пугай меня. Что ты сейчас сказала?
Господи, прости меня, грешную!
– У меня есть подруга. Ирка. Мы сто лет дружим. Со школы еще. Она другая совсем. Веселая. У нее всегда рестораны, кавалеры. Но она все равно очень хорошая.
Глафира прижала руки к груди и посмотрела умоляюще. Сергей кивнул. Он верил ей.
– Мы все рассказываем друг другу, когда встречаемся.
– Ты ей говорила про находку профессора?
– Да. Я была в таком восторге…
– И что же она? Заинтересовалась?
– Да нет! По-моему, даже не поняла ничего! Сразу стала возмущаться, что профессор загружает меня работой, как галерного раба.
– Тогда при чем тут Ирка?
– Человек на фото, который сидит со Стасом, ее нынешний любовник – Тобик.
– Тобик – это кличка?
– Не совсем. Его зовут Тобиас. Он вроде как иностранец.
– А фамилия?
– Не знаю. Они с Иркой устроили мне сюрприз на именины. Сначала я летела на воздушном шаре, а потом пила с ними шампанское в шатре. Ирка сказала, что все организовал Тобик.
– Ты что-то им рассказала тогда?
– Точно не помню. Выпила шампанского и захмелела. Я же не пью почти. Для меня и пары глотков достаточно. Может, что-то и рассказывала.
– А где Тобик работает, Ирка не сообщала?
– Я не спрашивала, но он, кажется, богатый. Недавно подарил ей машину.
– Хорошо. Скажи хотя бы ее фамилию.
– Ирина Петрякова.
Шведов снова пододвинулся к планшету. Глафира не смотрела, копаясь в памяти и страшась вспомнить то, что сделает ее преступницей.
– Это он?
Сергей пододвинул планшет. С экрана на нее смотрел Тобик и улыбался точно так же, как тогда. Слащаво и фальшиво.
– Он.
– Его зовут Тобиас Мягги. Он бизнесмен. Занимается… Чем только не занимается! И действительно довольно состоятелен.
– А это твоя подруга?
Глафира глянула. Ирка обнимала Тобика за шею, а он рукой подхватил ее ногу под коленом и поднял до живота. Разрез на вечернем платье разъехался, открывая резинку черного чулка. Оба хохотали.
– Хорошая подруга, говоришь, – под нос пробурчал Шведов.
– Она близкий мне человек, и я ее люблю, – заявила Глафира.
– Тогда, как ты считаешь, она специально рассказала своему любовнику о богатстве, которое хранится у Бартенева, или просто проболталась по глупости?
– Специально она не могла, так же как и я. Выходит, мы с ней обе дуры.
– Не дуры, а просто наивные. Когда сам ничего худого не замышляешь, то и в другом человеке не подозреваешь.
Успокаивает, словно она маленькая девочка. Не поможет. Дуры, именно дуры! Из-за их дурости все и случилось.
На глаза навернулись слезы. Глафира сдавленно всхлипнула.
– Давай в хронологическом порядке, – деловым тоном продолжал Сергей, словно не замечая ее состояния. – Когда вы встречались с подругой?
– В самом конце апреля. Числа двадцать шестого.
– День рождения справляли девятого, а десятого Тобик встретился со Стасом. Быстро он дела делает. А когда было первое проникновение?
– Тринадцатого. Тогда пропала «Слеза Евы».
– Помню. Ты еще сказала, что Стас ни при чем.
– Абсолютно.
– Хорошо. А уже пятнадцатого случилось самое страшное. Получается, на все ушло три недели.
– За несколько дней до пропажи серьги профессор слышал звуки, доносящиеся из кабинета. Словно кто-то что-то искал.
– Стас?
– Нет. Олег Петрович проверял.
– Как?
– Вызывал его звонком. Стас приходил из своей комнаты на первом этаже.
– У профессора что, абсолютный слух? Лифт в доме работает практически бесшумно. Стас мог на нем спуститься и тут же подняться по лестнице.
– Второй раз Бартенев поехал в кабинет и не увидел никаких следов присутствия чужого человека.
Шведов усмехнулся.
– Стас жил в доме. Чужой человек мог оставить беспорядок в ходе поисков, а свой…
– Да именно поэтому! – вскричала Глафира. – Если он хотел украсть серьгу, мог сделать это, когда она просто лежала на столе! К тому же он все время был у нас на глазах.
– Да, – согласился Шведов, – это странно. Однако моей версии не отменяет.