Доркас поняла, что ей не остается ничего другого, как сказать правду. С видимой неохотой она произнесла: «Джино Никкарис был моим мужем».
Все время до того момента, как прозвучали эти слова, мадам Ксения едва ли вообще замечала Доркас. Этикет, безусловно, соблюдался, но вряд ли Ксения хоть раз посмотрела в лицо молодой женщины. Сейчас она, как ужаленная, вскочила и уставилась на Доркас своими потрясающе красивыми глазами, словно желая взором проникнуть в самые сокровенные уголки ее души.
«Вы — вдова Джино?»
Доркас кивнула: «Да, я вдова Джино. Но боюсь, что я ничего не слышала о вашем муже. Мне незнакомо его имя. Он никогда не приходил в наш дом. Возможно, они встречались где-нибудь в другом месте, Джино часто назначал деловые свидания вне дома. Но мне об этом ничего неизвестно. Боюсь, что я не в силах ничего для вас сделать».
Доркас говорила сущую правду. Какой прок говорить о том, что ей кажется, что у нее связаны с этим человеком неприятные воспоминания, но она не знает ни человека, ни суть воспоминаний. Что-то в виде смутных и неясных ощущений.
Несколько мгновений мадам Ксения Каталонас пристально изучала Доркас. Затем она повернулась к Фернанде.
«Насколько я понимаю, миссис Брандт, гм, миссис Никкарис помогает вам в качестве секретаря. Она, должно быть, очень занята?»
«Доркас не очень хорошо себя чувствует. Поэтому я стараюсь не обременять ее работой. Я хочу, чтобы она отдохнула. Ее помощь для меня неоценима, но она отнимает не слишком много времени».
Глаза Ксении заблестели от удовольствия: «В таком случае позвольте просить вас оказать мне великую любезность. Не согласитесь ли вы одолжить мне вашего секретаря буквально на один день, ну скажем, на следующей неделе?»
Фернанде не удалось полностью скрыть удивление, смешанное с неудовольствием: «Я не вполне понимаю, о чем…»
Повелительный взгляд черных глаз просверлил Доркас. Мадам Ксения не стала дожидаться, пока Фернанда соберется с мыслями.
«Вы ведь сможете уделить мне один день. Всего один день на той неделе».
«Что вы хотите?» — неуверенно спросила Доркас.
«Стихотворения моего мужа… — вдохновенно начала Мадам. Доркас не сомневалась, что она придумала это только что. — Те, что он переводил на английский. Нужен знающий человек, который способен их должным образом обработать и подготовить для публикации в Америке. Вы ведь можете с этим справиться? Это будет, ну как бы вам сказать, литературным наследием Константина».
«Сомневаюсь, что Доркас именно тот человек, который вам нужен, — поспешно вмешалась в разговор Фернанда. — Я боюсь, что она недостаточно окрепла для такого ответственного поручения. Я бы не стала так загружать ее, боюсь, ей это окажется не под силу».
Вновь кто-то распоряжается ее жизнью, разозлилась Доркас. Ее захлестнула волна протеста. Собственно, она не горела желанием общаться с мадам Ксенией, но нельзя же постоянно идти на поводу у Ферн, потакая ее деспотическим замашкам! Она вполне способна принимать самостоятельные решения.
«Я могла бы, по крайней мере, просмотреть материал, — предложила Доркас. — Этим можно заняться, когда Фернанде не нужна будет моя помощь. Не беспокойтесь за меня, мне это совсем нетрудно».
Фернанда поняла, что ее загнали в угол, и ей не оставалось ничего другого, как дать свое согласие, хотя и с нескрываемой неохотой. Мадам Ксения торжествующе захлопала в ладоши. Ее цель — увидеть еще раз Доркас и выпытать у нее все, что той известно о Констатине Каталонасе, была достигнута. Ксения не теряла надежды пролить свет на его исчезновение.
«Значит, договорились! Тогда я вам позвоню, и мы условимся о времени, когда мисс Фаррар сочтет для себя удобным вас отпустить. Вы окажете мне честь, если согласитесь прийти ко мне на завтрак. Ради вас я собираюсь приготовить его сама».
От Доркас не ускользнули ни напористость мадам Ксении, ни ее неразборчивость в средствах достижения своих целей.
Фернанда стала собираться, демонстративно потянувшись за сумочкой и перчатками: «Мы очень признательны вам за прием, мадам Каталонас. И не преминем воспользоваться приглашением в Линдос. Ты готова, Доркас?»
Наступил момент для ее собственной просьбы. Собравшись с духом, Доркас обратилась к мадам Каталонас: «Дело в том, что мне нужно разыскать на Родосе одного человека. Это жена друга моего отца, миссис Маркос Димитриус. Вам не доводилось когда-нибудь слышать о ней?»
«Миссис Маркос Димитриус? — задумчиво переспросила Ксения. — Нет, не знаю такой. Но если хотите, я наведу справки. Мои слуги могут поспрашивать у соседей, на рынке, в магазинах. На Родосе все друг друга знают. Так что, если это для вас важно, мы ее найдем».
Фернанда сразу занервничала при упоминании имени, связанного для нее с тем периодом, когда Доркас болела. Но не успела она и рта раскрыть, как Доркас опередила ее, рассыпавшись в благодарностях: «Если вам удасться отыскать эту женщину, то в любое время располагайте мной, мы посмотрим, что можно сделать со стихами вашего мужа».
Сделка состоялась. Провожая гостей до двери, мадам Ксения сердечно заверила их, что если только миссис Маркое Димитриус существует на Родосе, то она непременно ее найдет. Фернанда начала было вяло отнекиваться, но на ее возражения никто попросту не обратил внимания. У Ферн Фаррар наконец-то появилась достойная соперница.
Лихач-водитель довез женщин прямо ко входу гостиницы. По дороге Фернанда, видимо, приняла какое-то решение, предоставив событиям идти своим чередом. В конце концов, ее это не очень касалось, она была заинтригована рассказами о Константине.
«Неужели ты не понимаешь, что она хочет что-нибудь разнюхать у тебя, пользуясь моим отсутствием? — недовольно спросила Фернанда. — Я пыталась избавить тебя от неприятных вопросов и воспоминаний, но ты, как оголтелая, ринулась вперед, не дав мне вымолвить ни слова».
Доркас смущало присутствие постороннего человека в машине. Водитель мог и не говорить по-английски, но понять, о чем идет речь, наверняка не составляло для него большого труда.
«Не понимаю, почему бы мне не помочь ей привести в порядок записи ее мужа, я чувствую, что справлюсь с этим», — мягко возразила она.
Фернанда лишь молча нахмурилась в ответ. Почему она против моего похода к мадам Каталонас, задумалась Доркас. Вероятно, ей уже приходилось прежде слышать о нем в связи с ее ненаглядным Джино и теперь она боится, как бы не всплыли наружу какие-нибудь неприглядные подробности.
Мысленно Доркас перенеслась в гостиную мадам Каталонас и вновь увидела портрет, написанный ее мужем. Вдруг ее словно молнией поразило воспоминание. Это было столь неожиданно и мучительно, что она чуть не лишилась чувств. Это был тот самый человек с унылым лицом, с глазами, спрятанными за темными очками, который появился тогда в ее номере, чтобы отвезти обратно к Джино! Ничего удивительного, что портрет вызвал у нее такие неприятные эмоции. Значит, этого длинного незнакомца звали Константин Каталонас!
Если кто-то и был осведомлен о приезде Доркас на Родос, то этот человек не предпринимал больше пока никаких шагов. Никаких меловых отметин, никаких посягательств на ее балкон. В этом, конечно, были свои положительные стороны, но Доркас не слишком уповала на то, что ее страхи и тревоги остались позади. Опознание человека с портрета подтверждало ее опасения.
Она мучительно пыталась вспомнить о нем хоть что-то. Но они даже словом не перекинулись, за исключением каких-то необходимых реплик. К тому же, она сама в тот момент была настолько взвинчена и потрясена, что ей было не до разглядывания своего тюремщика. Но налет грусти, который отличал ее конвоира, почему-то остро врезался в память. Они встретились, когда Константин находился в состоянии отчаяния. Но из-за чего? Тирания ли жены тому виной или Джино приложил к этому руку? Непонятно. А что значили случайно (или сознательно?) вырвавшиеся слова о том, что, имей он возможность улизнуть, он давно бы ею воспользовался. Доркас помнит, какой панический страх внушал ей этот человек. Хотя он вел себя безукоризненно, не допуская ни вольностей, ни грубостей, она все равно боялась его. Доркас подсознательно чувствовала, что, попытайся она бежать, пощады от Константина ждать бы не пришлось. Его поведение в данном случае было бы непредсказуемо. И Доркас не решилась лишний раз испытывать судьбу.
Ее страшила мысль о возможной встрече с Каталонасом. Куда бы она отныне не шла, при ней всегда был паспорт. Доркас с нетерпением ждала известий от мадам Каталонас, но та пока ничего не могла сообщить.
У Фернанды, как всегда, работа кипела. Поистине самая неутомимая женщина, с какой когда-либо сталкивалась Доркас. Она заводила новые знакомства, появлялись новые друзья, языковой барьер Фернанду никогда не смущал. Она была неистощима. Доркас все исправно заносила на бумагу, чтобы писательнице потом легче работалось.
Джонни носился, выполняя подчас очень странные и непонятные поручения мисс Фаррар. Он постоянно подтрунивал и подшучивал над ней, тем не менее, относясь с должным почтением и уважением. Джонни никогда не забывался, не позволял себе ничего лишнего, вообще не выходил за рамки. С Доркас у него установились дружеские отношения, лишенные, впрочем, того чувства, которое сопровождало их вначале.
Исподволь и незаметно заботы о Бет были полностью сняты с Доркас. В ней крепло сознание того, что Фернанда нарочно старается отдалить девочку от матери. Доркас приходилось сдерживать желание высказаться открыто и выразить свое недовольство для того, чтобы лишний раз убедить Фернанду, что она хорошая мать для ребенка.
Бет была в восторге от Ванды. Поведение последней вполне заслуживало доверия, придраться было не к чему, она прекрасно справлялась с возложенными на нее обязанностями. Но Доркас все равно не доверяла ей. Тревога не проходила. К тому же Доркас жила как бы в подвешенном состоянии, постоянно ожидая какой-нибудь неприятности. Самое обидное заключалось в том, что непонятно, с какой стороны они могли подстеречь.