«О чем это вы говорите?» — подозрительно вмешалась Фернанда.
«Я тебе потом расскажу, — сказал Джонни. И для Доркас. — Обещание остается в силе. — Он приподнял пальцем ее подбородок, и его прикосновение ничем не напоминало прикосновение Джино. — Постарайся сегодня хорошо выспаться. Твои друзья рядом, и бояться нечего».
Она закрыла глаза, принимая его заверения. Джонни все еще не понимал причину ее испуга. И он не понимал, что Фернанда борется с ней на стороне Джино.
Когда он ушел, и она осталась наедине с Фернандой, ей оставалось только смотреть на Фернанду с отвращением.
«Иди сюда, — сказала Фернанда, я расстегну тебе молнию на спине».
Она заставила себя стоять спокойно, пока Фернанда расстегивала молнию и стягивала с нее платье. Когда Фернанда его встряхнула и потянулась за вешалкой, Доркас механически стряхнула туфли.
«Мне неприятно тебе говорить, дорогая, — сказала ей Фернанда через плечо, — Но боюсь, что ты не очень подходишь Джонни Ориону. Мне нравится этот молодой человек. Мне неприятно видеть…»
«Да, я понимаю, — сказала Доркас— Если мой муж жив, то очевидно, что я не подхожу Джонни
Ориону».
После этого она вновь замолкла. Ее реплика, похоже, не обескуражила мисс Фаррар. Было ясно— она считает, что имеет дело с человеком в состоянии эмоционального срыва. Она вела себя как медсестра, мягко, но отстраненно.
Когда Доркас легла, Фернанда тоже забралась в постель и еще некоторое время, не забыв отвернуть ночник, чтобы свет не мешал Доркас, сидя в кровати, читала детектив в бумажной обложке.
Доркас лежала лицом к стенке, и мысли ее текли своим чередом. Если Джино жив и скрывается на Родосе, то ей придется столкнуться с самыми ужасными проблемами. Прежде всего, Бет. Девочка не должна попасть в руки к отцу. Джино способен на любую подлость, чтобы получить то, что хочет. И если он жив, то никогда не отпустит Бет.
Завтра по дороге на Филеримос она спокойно поговорит с Джонни. Первый испуг уже пройдет. Ей надо заставить его понять и поверить в то, что ей не удалось сделать сегодня. Джонни ей поможет.
Потом была проблема с Фернандой. Если Джино жив, невозможно, чтобы Фернанда этого не знала. Джино доверял Фернанде всегда и при любых обстоятельствах. Если она может быть для него полезной, он ее использует, а она это позволит. Сейчас это было ясно как никогда.
Но зачем Джино раскрывать свое присутствие жене? То, что он сделал, было так жестоко! Это было типично для него. Но почему, если по каким-то своим причинам он был надежно укрыт, он предпочел раскрыться перед человеком, которому имел все основания не доверять? Может быть, он видел ее с Джонни? Видел, как Джонни ее целует?
Она вновь похолодела от ужаса. Джино никогда не отдаст то, что принадлежит ему. На любое свое достояние он накладывает руку со всеобъемлющей силой, независимо от того, значило оно для него что-то или нет. Он никогда ее не отпустит, если сам не захочет. Дозволено было только то, что он планировал сам, выбор других для него не существовал. Возможно, Фернанда в роли преданной помощницы с самого начала вдохновляла его играть роль прекраснодушного создания, которое никому не приносит зла и которому все позволено. Рядом с ним не оказалось никого, чтобы вразумить его, когда он был ребенком. Или все равно не было бы толку?
Постепенно снотворное начало действовать, и чувства угасали. Последнее, что она запомнила, это как она борется с надвигающимися на нее стенами.
Утром она почувствовала головную боль и сухость во рту. Когда она проснулась, она обнаружила, что Фернанда уже оделась и распахивает балконную дверь навстречу утренней свежести. Доркас села на край кровати, пытаясь перебороть туман, застилающий ее со-
знание. В первое мгновение она не могла понять, как она здесь очутилась.
«Бет? — спросила она. — Где Бет?»
«Доброе утро, — приветливо сказала Фернанда. — Ванда только что повела ее завтракать. Мы не знали, когда ты проснешься. Как ты себя чувствуешь, дорогая?»
Постепенно к ней возвращалось сознание, выплывая из тумана, она приходила в себя. Она уставилась на Фернанду с неприязнью, которой никогда раньше не испытывала.
«Джино жив, — сказала она. — Тебе нет нужды меня больше дурачить. Он сам себя выдал прошлой ночью».
Фернанда стремительно к ней подошла и пощупала ее лоб: «Небольшая температура? Почему бы тебе снова не лечь? Я пошлю тебе поднос, когда спущусь».
Доркас отдернула голову и встала, нетвердой походкой направившись в ванную. Бодрящий душ понемногу возвращал ей силы. Ее мучила тяжесть в голове. Сегодня Джонни должен отвести ее на гору Филеримос. Ей необходима ясная голова, спокойствие и уравновешенность. Она не будет притворяться перед Фернандой, что Джино не дотрагивался до нее прошлой ночью, но не даст ей повода, чтобы обращаться с ней как с инвалидом.
Когда она вышла из душа, Фернанда уже спустилась, оставив ей записку, чтобы она к ней присоединялась, если чувствует себя в силах. Кофе должен помочь, гласил поскриптум. Она оделась — ее слегка шатало — и последовала вниз.
Каждое утро для них составляли вместе два столика в обеденной части вестибюля, потому что к ним присоединялись Ванда с Бет. Все они сидели перед ней — Фернанда выглядела спокойной и собранной, совсем не похожей на человека, скрывающего ужасные тайны.
Джонни развлекал Бет, а Ванда смотрела на ребенка с той самой поглощенностью, которую Доркас и раньше в ней замечала и которая заставляла ее чувствовать себя неуютно.
Они подняли глаза, когда она к ним подошла. Бет вскрикнула от радости, в глазах Джонни стоял вопрос.
«Какие планы на сегодня?» — спросила Доркас у Фернанды за первой чашкой кофе, стараясь, чтобы ее слова звучали непринужденно.
«У меня назначено несколько встреч, — сказала Фернанда. — А Джонни сказал мне, что обещал свозить тебя в Филеримос, если я вас отпущу. Я не смогу с вами поехать, но может, он и прав, что тебе не помешает перемена места. Я не буду вас просить делать для меня записи или писать отчет. Я не думаю, чтобы там было много, чего смотреть, разве что монастырь и сам вид с горы. Когда вы отправляетесь?»
Джонни улыбнулся Доркас: «Думаю, что где-нибудь за час до полудня». Он вспомнил про «час дьявола».
Когда завтрак закончился. Фернанда послала миссис Петрус с поручением, и Бет оказалась при ней. Когда Доркас попыталась оставить ребенка при себе, ее быстро поставили на место.
«Ты сейчас неспокойна, — сказала ей Фернанда, когда они вернулись в комнату. — Ты должна понимать, что, когда ты такая, тебе лучше не общаться с Бет. Это ее пугает. Я надеюсь, что, когда ты вернешься, ты уже полностью оправишься от вчерашнего».
Несмотря на свои благие намерения, Доркас вышла из себя. В гневе она повторила свои слова о том, что с ней произошло, пока она дожидалась их с Джонни внизу прошлой ночью. Фернанда выслушала все это бесстрастно, с выдержкой медсестры, которая должна проявлять терпение с трудным пациентом. Не успела
Доркас кончить свой рассказ, как поняла, насколько все это безнадежно. Фернанда. Фернанда воздвигала в своем сознании барьер, и через него не пробьешься, пока она его не снимет сама.
Утром Доркас отправилась на прогулку по улицам города. Она старалась обрести над собой контроль. Принимать реальность, значит жить в ней. Не надо стыдиться своего страха, если он оправдан.
Смириться с существованием Джино было очень тяжело. Это обрубало все пути. Если вчера она спокойно могла находиться рядом с Джонни, то теперь между ними стоял Джино — это могло не только травмировать ее, но и оказаться небезопасным для Джонни. Стоит только вспомнить, что случилось с Маркосом. Хуже всего было то, что Джино — отец Бет, и он ее никогда не отдаст. С помощью Фернанды может оказаться очень легко оторвать Бет от матери и передать ее отцу, вернув Доркас в лечебницу.
Она боролась с зарождавшейся у нее внутри знакомой истерикой. На этот раз она не сломается. На этот раз она будет бороться, отдавая себе отчет в окружающем ее предательстве и своей полной вменяемости. Джонни дал ей это, Джонни и не подозревает, как многим она ему обязана.
Сегодня она не увидела человека с опущенным козырьком — когда вышла из отеля и когда возвращалась— тоже. Но перед тем как спуститься вниз к Джонни, она выглянула с балкона и вновь увидала его внизу. Она позвала Джонни, чтобы показать ему этого соглядатая. Наверное, человек заметил, как они смотрят вниз, потому что он затушил сигарету об каблук и, невзирая на свое плотное тело, быстро и легко скрылся за углом. На Джонни это особого впечатления не произвело. Тем не менее, когда они сели в машину, он ради нее объехал весь квартал. Человек, которого она приметила, не показывался.
В первую часть пути мысли о нем не давали ей покоя, и у нее было то же чувство, что и раньше — что за ней следят.
Они снова выехали на прибрежную дорогу и поехали в сторону Камироса. Сидя за рулем, Джонни поддерживал ленивую благодушную беседу, но она знала, что он пытается отвлечь ее от тревожных мыслей. Только один раз она его перебила.
«Ты доверяешь Фернанде, не так ли?»
«Она всегда была со мной честна», — с готовностью ответил он.
«Даже тогда, когда еще был Джино?»
«Даже тогда, — сказал он. — И я повторяю, что, по-моему, он использовал ее как надежное прикрытие. Я думаю, что она не подозревала, что происходит».
«На этот раз ей придется обо всем узнать, — сказала Доркас. — Она ему помогает сознательно».
«Если только ты в чем-то глобально не ошибаешься», — мягко произнес Джонни.
После чего она уставилась прямо перед собой и новых попыток не предпринимала. Над ней сжимались все те же стены. Ее криков никто не услышит, даже если они ее раздавят. Никто. Даже Джонни. Так, должно быть, себя чувствует человек, попавший в тюрьму по ложному обвинению, думала она. Бессильный до кого-нибудь достучаться, заставить кого-нибудь себе поверить. Разве что — разве что Фернанда и Джонни правы, а она ошибается. Разве что, у нее действительно мания преследования, она так боится Джино, что ей кажется, что он ожил и постоянно ей угрожает. Но тогда он, конечно, ей бы везде мерещился. Тогда она решила бы, что именно он следил за ней около отеля, но это не так. Хотя она и не разглядела лица, но это был большой человек, значительно больше Джино.