Но, если честно, я боялась, что мои предположения ничего не стоят и сестра не имеет к салону ни малейшего отношения. Вот почему я решила для начала отправиться домой, в Фонарный переулок.
Подходя к парадной, я так волновалась, что уже у арки нашего большого, выкрашенного в персиковые тона дома остановилась, чтобы перевести дух. Сразу вспомнилась мама, запах алкоголя и дешевых духов, исходивший от нее, ее затуманенный взгляд, стоптанные тапки у продавленного дивана, пустые бутылки, выстроившиеся, как солдаты, на полу. А еще закопченные сводчатые потолки с голыми лампочками на шнурах, старый буфет с рюмками, холодные котлеты в кружеве топленого сала на грязной сковороде, засохший хлеб. Аня за столом шьет бальное платье для старой, подобранной на улице куклы. Это был ее первый бизнес: она выкупала за копейки старых кукол и одевала их, чтобы потом продать в несколько раз дороже.
После смерти мамы квартира стараниями Ани преобразилась. Потолки выбелены, на стенах свежие обои, старые венские стулья перекрашены в нежно-голубой цвет, старые кастрюли и сковородки отправлены на свалку.
Вдруг стало очевидно, что я не могу войти в дом — код не знаю, ключа нет. Я набрала номер нашей квартиры, 24, и замерла, просто перестала дышать. Ждала, когда раздастся характерный треск и женский голос, очень похожий на мамин, спросит: «Кто там?» Но ничего такого не произошло. Тогда я набрала 25, но и здесь не повезло, никто не ответил. К счастью, у меня был номер телефона тети Сони Трапезниковой. Если телефон прежний, она откроет мне и все-все расскажет. Я позвонила.
— Валечка, ты?
— Тетя Соня, я в Питере. Стою на крыльце и не могу войти. Звоню вам по домофону — никто не отвечает.
— Валя, да вот же я, оглянись!
Я оглянулась и увидела спешащую ко мне соседку — высокую, суховатую, широкую в кости даму в цветастом платье с двумя пластиковыми пакетами. Она улыбалась, а мне почему-то захотелось плакать. Это же именно она иногда приглашала меня к себе и кормила супом с мясом и пирожками. Понимала, конечно, как нам с Аней несладко, помогала чем могла, но и маму жалела, говорила, что ее надо лечить. Господи, как же давно это все было!
— Аня здесь, в городе? — Я сразу спросила о том, что беспокоило меня больше всего.
— Сейчас поднимемся ко мне, и я все тебе расскажу.
— Она хоть жива? — не выдержала я. — Я уже с ума схожу: никак не могу с ней связаться!
— Тебе не о чем беспокоиться, детка. — Тетя Соня загадочно улыбнулась. — У нас здесь поблизости пекарня открылась, я всегда там беру свежую выпечку. Сейчас будем пить чай!
Тетя Соня — большая рукодельница. Вся ее квартира украшена салфетками, самодельными вазами с сухими цветами, сплетенными из толстых шерстяных ниток пледами. Теперь она, судя по всему, увлеклась декупажем, и все пространство ее гостиной занято предметами, одетыми в миленькие одежки — все в розочках, голубях, маках.
Тети-сониного мужа дома не было. Я знала, что у него своя маленькая фирма, печатающая открытки, визитки, блокноты. Это был очень приятный человек, невысокого роста, лысоватый, с животиком, но такой обаятельный и с такими добрыми глазами, что ему, как мне всегда казалось, можно доверить самые сокровенные тайны.
— Виктор на работе. Проходи, садись. Думаю, на кухне нам будет удобно.
Я уже чувствовала себя здесь как дома. Все было знакомым. Хотя нет, у тети Сони появилась какая-то новая мебель, и занавесок этих я не помню.
Тетя Соня включила электрочайник и вышла. Вернулась она с папкой, которую торжественно положила на стол.
— Вот, тебя дожидалась. — Она села напротив меня, подперла лицо ладонями и с умилением уставилась на меня.
— Что это? Где Аня?
Сердце тревожно заухало. Завещание? Это было первое, что пришло в голову.
— Аня здесь больше не живет. Ты открой, почитай.
В папке лежали документы. Руки мои дрожали, когда я дотронулась до гербовой бумаги с печатью, но это было, к счастью, не завещание. В папке лежали документы на квартиру, на нашу с Аней квартиру. Аня отказалась от своей доли, и теперь эта квартира принадлежала только мне. Невероятно.
— Но почему? Что с ней?
— Да ты успокойся, вон побледнела вся! Аня купила себе квартиру на Васильевском острове, живет там с Савелием.
— С Саввой Беркутовым?
— Да.
— Вы не знаете, почему Аня перестала мне звонить, не сообщила свой новый номер? Куда она исчезла? Она ничего вам не говорила?
— А я ничего и не знала. Ты же знаешь Анечку, у нее полно разных дел. Они с Савелием открыли магазин с какой-то экзотической мебелью, ее привозят из Индонезии и Малайзии. Ротанговая мебель, вот! Еще у них какая-то кофейня. Сейчас, насколько мне известно, они скупают картины молодых питерских художников — собираются открыть галерею.
— А в Сибирь они не ездили в прошлом году, не знаете?
— Нет. Из того, что я знаю, они были в Индонезии на каких-то островах, искали там маски, сувениры — то, что может стать дополнением к мебели. Насчет Сибири мне ничего не известно. Ты-то как, Валечка? Чем занимаешься?
— Работаю официанткой в кондитерской, — сказала я и покраснела.
Стало стыдно, что я так сильно отстаю от своей сестры. Да что там, ничего существенного в жизни я пока не совершила. Покамест я только потратила уйму денег, чтобы разыскать сестру в надежде, что она и дальше будет меня поддерживать. Это стыдно, очень стыдно. Во всяком случае, тогда, в кухне у тети Сони, путешествие в Кемерово представилось мне именно в таком свете. Кто теперь поверит, что я искренне переживала за сестру и отправилась в Сибирь, потому что правда испугалась, что ее, может быть, уже нет в живых?
Осознать, что я стала единственной обладательницей квартиры в Фонарном переулке, я по-прежнему никак не могла. Я держала в руках свидетельство о праве собственности и не знала, что делать дальше.
— У вас есть Анин телефон и новый адрес? — наконец догадалась я спросить.
— Конечно. А ключи от твоей квартиры тебе не нужны? Ты, голубушка, смотрю, совсем растерялась.
Она вложила мне в руку ключи, я поблагодарила и, все еще не веря, пошла к себе.
Дверь нашей квартиры оказалась новой. Красивая, под красное дерево. Я постучала и поняла, что она металлическая, мощная.
Квартиру было не узнать. Я ожидала увидеть шкафы и стулья, среди которых прошло мое детство, место, где все хранит следы прошлого, и была поражена, когда, войдя, не почувствовала ничего. После ремонта здесь стало просторнее, светлее. Было очень много белого, даже мебель оказалась белой. Я улыбнулась, потому что узнала этот стиль — IKEA. Мягкие диваны, много цветного текстиля, все светлое, новое и пахнет краской.
В кухне на столе я нашла записку, написанную торопливой Аниной рукой:
«Привет, Валюша! Если ты здесь, значит, в Питере. Увидимся». И номер телефона.
Вот так просто она поздоровалась со мной. Так просто отдала родительскую квартиру. Неужели она действительно думает, что мне нужны от нее только деньги или квартира? Она нужна мне сама! Она моя сестра!
Звонить я не стала. Вместо этого я снова поехала на Невский — искать салон проката старинных платьев.
Караваев
Она не приехала! Мы встречали их на вокзале вместе с Александрой. Я знал, что она собирается на вокзал на такси, и решил оказать любезность и сам вызвался ее подвезти.
— Заодно посмотрю на вашу дочку, Александра, — попытался я пошутить, чтобы никоим образом не выказать интерес к ее подруге. — Вдруг она мне понравится и мы с вами породнимся?
— Скажете тоже, — смутилась Александра. — Моя Оля не такая.
— Какая — не такая?
— Она с мужчинами вообще не очень-то. Скромная она, понимаете?
Скромная Оля вышла из вагона с мужчиной, который держал ее за талию и не сводил с нее глаз. Да, девушка неброской красоты, но за этой мягкой женственностью может скрываться подлинная страсть, не говорю уже о способности любить и быть преданной и верной.
— С кем же она?
Щеки и даже шея Александры побагровели. Вместо того чтобы рвануть к дочери, она какое-то время стояла, вцепившись в мой локоть, и не могла сдвинуться с места. Мимо нас плотным потоком шли люди, и Оля не могла видеть мать. Их обоих тоже обтекала толпа, но было видно, что ей не очень-то хочется с ним расставаться.
На вид ему можно было дать лет сорок или чуть больше. Он был явно старше Оли и производил впечатление вполне серьезного, взрослого человека. Хотя я мог и ошибаться и это был обыкновенный командированный, опытный обольститель, с которым Оля провела долгие часы в купе и в которого успела влюбиться. Теперь ему предстояло отправиться домой, к жене и детям, и он разыгрывал напоследок страстно влюбленного, у которого нет сил расстаться с предметом страсти.
— Александра, вы только сразу не набрасывайтесь на нее, — прошептал я ей на ухо. — А вдруг это ее жених? Постарайтесь держать себя в руках.
Пара распалась прямо на наших глазах. Они отпрянули друг от друга, он напоследок поцеловал Олю, сказал ей что-то на ухо и быстрым шагом направился в нашу сторону. Пробежал мимо нас и скрылся в толпе. Оля привела в порядок волосы, подкрасила губы, тряхнула головой, подняла чемоданчик и зашагала в нашу сторону, всматриваясь в лица прохожих.
— Мама! — Она кинулась к матери, обняла ее. Меня, стоящего совсем рядом, она даже не заметила. — Господи, как же я соскучилась! Побывала в другом мире! Потом все расскажу! Москва, как же я соскучилась и по Москве!
— Оля, — Александра нервно промокнула пот на лице, — познакомься, это Сергей Иванович Караваев, мой хозяин, у которого я работаю. Он любезно согласился меня подвезти.
— Здрасьте. — Она криво улыбнулась, и я понял, что мыслями она сейчас далеко.
— А где же ваша подруга? — Я старался изо всех сил не выдать себя, но смолчать не смог. — Кажется, я покупал два билета.
Действительно, не мог же я не знать, что их двое, я ведь сам заполнял форму, когда покупал билет.
Александра посмотрела на меня долгим взглядом — как иглой пронзила. Что она знает обо мне и Валентине? Знает все-таки? Знает, что Валентина — моя единственная наследница, поэтому разыскала ее и сделала так, чтобы ее дочка и Валя стали подругами? Это вышло случайно или нет?