Увы, я не верю в подобные совпадения. Но зачем им Валентина и в чем эта дружба? Ладно, я бы понял, попытайся она познакомить меня со своей дочерью. Но почему, почему она до сих пор этого не сделала? А сейчас вот ее дочь обнимается с мужчиной. Картинка явно не для будущего зятя. Или это часть ее сложнейшего плана, который подразумевает, что наше с Олей знакомство было отложено специально и теперь все-таки состоялось? Что задумала эта особа?
А что, если Валентина тоже ее дочь? Допустим, внебрачная. До приезда матери в Москву жила в приемной семье — может такое быть? Или просто родственница? Как сложился этот треугольник: я, Валентина, Оля? Ясно, он мог сложиться только стараниями Александры.
А этот мужчина, любовник Оли, он кто? Может, и он имеет какое-то отношение к этой семье, а сейчас Александра только притворилась, что видит его впервые?
— Оля, так где Валя? Где она застряла? — нетерпеливо повторила мать.
— Она не приехала. — Оля покраснела. — Ма, пойдем уже.
Мы двинулись к выходу. Меня распирало от любопытства. Нет, я просто обязан все выяснить.
— Она заболела? — спросил я и снова почувствовал быстрый, острый, как удар ножом, взгляд Александры.
— Да все с ней в порядке. Просто в последний момент решила отправиться к сестре в Питер. — Оля улыбнулась, пожала плечами.
Адрес Анны Юдиной у меня имелся. Я отвез Александру с дочерью на Цветной бульвар, как они просили, и, сославшись на дела, отправился в Питер.
Десять часов за рулем, и вот я, полуживой, все-таки для меня пока нагрузка чрезмерная, наконец в Петербурге.
Показаться в таком виде девушке, в которую ты влюблен, невозможно. Я остановился в гостинице «Невский двор». Сил не было, голова кружилась, меня клонило в сон, я чувствовал себя разбитым. Как всегда, когда подводило физическое здоровье, душевный недуг тоже давал себя знать. Сомнения, которых не было на вокзале, пока я с трепетом ждал ее, вернулись, чтобы снова сделать меня слабым и неуверенным. Зачем я нужен ей, старая развалина?
Я много раз представлял себе нашу встречу. Пытался вообразить ее лицо в ту минуту, когда она услышит, что я и есть тот самый Вадим, бомж, которого она подобрала на улице и спасла. В такие мгновения я испытывал самый настоящий ужас. Я же украл у нее последние деньги, повел себя как самый настоящий подлец, негодяй. Да она просто не захочет со мной говорить!
Я нашел в себе силы принять душ и спуститься в кафе. Съел мясо по-строгановски, фаршированные яйца, выпил горячий чай. Потом вернулся в номер и немного поспал. Когда совсем стемнело и Петербург утонул в голубом бархате, подсвеченном золотом огней, я вышел на Невский. Красивейший город мира манил, зазывал, соблазнял роскошью. Надо ли говорить, что в каждой девушке, встреченной на пути, я видел Валентину, слышал ее задорный смех. Я мог бы сесть в машину и отправиться в Фонарный переулок, но не сделал этого. Да, я боялся этой встречи и еще больше презирал себя за этот страх.
Я не знал, чем занять время, а потому просто прогуливался. Надо же, я и забыл, когда в последний раз мог вот так беззаботно бродить по улице. Все-таки даже в болезни можно отыскать свои плюсы.
В каждом щуплом парне, шедшем навстречу, я видел своего Темку — того прежнего, каким я его любил и какого потерял навсегда. Надо же, как быстро стерся в сознании его образ, как будто память сама старалась уберечь меня от душной черноты, куда я едва не провалился окончательно после его смерти. Витрины магазинов заинтересовали новыми, неожиданно открывшимися возможностями — я мысленно возил по этим бутикам Валентину, одаривал ее и радовался ее улыбке…
Так я шел по Невскому, совершенно один, мечтая о встрече с девушкой, и в какой-то момент понял, что схожу с ума. Прямо передо мной несколько человек глазело на ярко освещенную витрину. Среди них была и моя Валя. Или это ее двойник? Джинсы, тонкий свитер, кроссовки. Светлые волосы волнами спадают на плечи. Вид мечтательный и растерянный одновременно.
Как и остальные любопытные, она разглядывала большой, богато убранный цветами манекен в старинном кружевном наряде с драгоценностями. Удивительно, что манекен выглядел как живой. Девушка необыкновенной красоты стояла вполоборота к толпе за стеклом. Из-под белоснежного кружевного манжета выглядывала часть ее руки. Если не знать, что это кукла, ей-богу, ее можно было принять за человека, до того натурально все выглядело.
— Что же здесь интересного? — спросил я, став вплотную за Валентиной. Она вздрогнула и отшатнулась.
— Вы меня напугали.
— Извините, не хотел. Так что здесь особенного, почему все смотрят на этот манекен?
— Вы все равно не поверите, — отмахнулась она. Она явно меня не узнавала. Ничего удивительного: Валентина была увлечена зрелищем, и все ее мысли сейчас занимало только одно.
— Почему же? Я заметил, — я перешел на шепот, чтобы не привлекать внимания других, — что фигура в витрине как живая.
— В том-то и дело! — так же шепотом воскликнула она. — Это забальзамированный труп фрейлины Лопухиной, представляете?
— Да ладно! — теперь уже я отмахнулся.
Честно говоря, ожившие или не вполне ожившие покойницы меня совершенно не интересовали. Ясно, что это обман: никто и никогда не поставит в витрину настоящий труп. Уже не говорю о том, как подозрительно хорошо выглядела эта фрейлина.
— Говорю вам, это чистая правда. Жаль, мне сегодня не удалось туда попасть. Видите табличку «Закрыто»? Все эти люди уже были там и видели ее вживую. Нет, что я говорю, — видели ее труп, но совсем близко. Она не дышит, это на самом деле труп. Загримированный, конечно. Я так поняла, что сегодня ее переодевали. Хотя не понимаю, кто захочет взять напрокат платье после того, как оно побывало на трупе. Но история интригует, согласитесь.
— Да, интригует, — кивнул я, думая о своем. Моя девушка, совершенно живая, стояла рядом, а я не знал, как себя вести, чтобы не напугать ее, чтобы расположить к себе, чтобы познакомиться, наконец.
— Завтра салон откроют?
— Говорят, что да. Обязательно приду.
Я прокручивал в уме разные сценарии этого вечера. Да, я знал Валентину уже достаточно, чтобы понять, что идти со мной в ресторан и тем более в гостиницу она не согласится. Я оставался для нее совсем чужим человеком. Что ж, придется действовать в открытую.
Ничего не оставалось, как представиться ей тем самым человеком, кто покупал билеты из Кемерова в Москву, с кем она только позавчера говорила по телефону, — Караваевым Сергеем Ивановичем. В ее телефоне должен был сохраниться номер, с которого я отправлял снимки билета. Стоило быть честным — я так боялся упустить ее, потерять.
— Постойте, что-то я не поняла. Вы говорите об Александре, об Оле. При чем здесь Александра и Оля?
Ей понадобилось время, чтобы отвлечься от наряженного трупа и сообразить, кто перед ней.
Пришлось солгать, сказать, что приехал в Питер по делам, завтра у меня важная встреча, а сейчас я просто гуляю по Невскому и совершенно случайно встретил ее. Все это я уже выложил, когда понял, что вот сейчас мой обман раскроется. Спрашивается, откуда я знаю, как она выглядит?
— Послушайте, как-то все это странно. Минутку.
Она отошла в сторону и принялась кому-то звонить. Кому она сейчас может звонить? Да Оле, конечно. Они говорили минут десять. Сначала на ее лице были тревога и недоумение, потом она просияла и дальше уже слушала улыбаясь. Не нужно быть знатоком женской психологии, чтобы догадаться: Оля делилась новостями о своем попутчике.
Вернувшись, она протянула мне руку:
— Все правильно, вы Сергей Караваев. Будем знакомы. Оля сказала, что вы и ее мама встречали их на вокзале. Но какое совпадение! И как вы меня узнали?
Я безмятежно пожал плечами.
— Мы как раз собирались на вокзал, когда Александра показала фотографию, где вы и Оля вместе. У вас очень запоминающаяся внешность, но, конечно, я первым делом обратил внимание на ваши волосы.
Никогда в жизни я так не лгал. От темы Александры и Оли нужно было уходить как можно скорее.
— Скажите, вы всерьез полагаете, что этот манекен в витрине и есть труп Лопухиной?
— Конечно! Я приходила сюда сегодня днем, и тогда толпа была еще больше. Само собой, я расспросила тех, кто там уже побывал, что и как. Ужасно интересно! Наверняка вы знаете, что в Питере время от времени проходят костюмированные балы. Еще бы — среди этих дворцов и особняков каждому хочется нарядиться в бальное платье или камзол, почувствовать себя вельможей, княгиней, графиней. И вот пожалуйста — кто-то весьма предприимчивый решил угодить всем и открыл этот салон. Вы только посмотрите на эти платья, вот на это желтое или на то голубое! Это же настоящие произведения искусства! Ручная работа. Прокат, конечно, стоит сумасшедших денег, но те, кто берет эти платья, помимо балов и вечеринок, наверняка заказывают еще фотосессии. Такие фотографии — это память на всю жизнь.
— Вы, конечно, тоже хотели бы взять какое-нибудь платье?
— Конечно! Думаю, у меня получится. Завтра, к примеру. Хоть бы они открыли салон.
— Послушайте, вы вернетесь сюда завтра, но на сегодня, думаю, впечатлений хватило. Приглашаю вас в ресторан. Посидим, поговорим. Расскажете о поездке в Кемерово. Ума не приложу, что там может быть интересного.
Она улыбнулась, глаза ее потемнели и задержались на моем лице.
— Кого-то вы мне напоминаете, но вот кого, никак не могу вспомнить. Наверное, какого-нибудь артиста. Что-то мне в последнее время всех хочется сравнить с артистами. Ладно, пойдемте в ресторан. Оля сказала, что вы порядочный человек и ее мама вас просто боготворит. Почему-то мы все считали вас инвалидом, уж простите. Оля, кажется, и вовсе думала, что мама ухаживает за больной женщиной. А это, выходит, были вы.
Я предложил ей взять меня под руку, и мы зашагали навстречу полной неизвестности.
Валентина
Он как с неба свалился, этот Караваев. Я смотрела на него и не могла понять, откуда я его знаю. Где, в самом деле, я могла его видеть? Почему-то он вызывал ассоциации с больницей и еще с чем-то нехорошим, опасным.