Всю боковую стену здесь занимали стеллажи с книгами - нарядные издания античных и немецких философов бросались в глаза каждому. И лишь на нижней полке, скрытой от лишних глаз, притаилось собрание сочинений Пушкина - томики вовсе не такие красивые и аккуратные, как труды Канта и Шопенгауэра, а потрепанные и зачитанные до дыр. Граф Шувалов, человек, мнением которого Павел чрезвычайно дорожил, не жаловал «писульки щелкоперов» - в особенности таких вольнодумных, как Пушкин, и Павел ни за что бы не признался вслух, что любит его поэзию…
«Интересно, - отстраненно подумала вдруг Светлана, - а её он тоже будил, вихрем врываясь в комнату, одергивая шторы и бодро оповещая:
- Мороз и солнце; день чудесный!
И наклонялся ли потом над нею, чтобы ласково, в самое ухо, договорить:
Еще ты дремлешь, друг прелестный -
Пора, красавица, проснись:
Открой сомкнуты негой взоры
Навстречу северной Авроры,
Звездою севера явись!»
Светлана, едва касаясь кончиками пальцев, провела рукою по потрепанным корешкам. Выбрала наугад одну и раскрыла, сразу ныряя в притаившийся меж страницами терпкий запах папиросного дыма. Павел много курил и всегда посмеивался, что это-то его и погубит.
- Прощай, Павлуша, - торопливо произнесла она, дыша запахом этих страниц. - Прощай… ты и сам все знаешь.
Сказав так, она поскорее стерла влажную дорожку со щеки и поставила книгу обратно - вот только, неловко задетые рукою, с полки соскользнули какие-то бумаги. Светлана наклонилась, было, за ними, но - заглядевшись, так и не положила на место.
Верхняя из них была бумажным конвертом, подписанным неуклюжим почерком Нади. Зачем Надюша писала Павлу? Датировано началом августа…
За дверью совершенно некстати послышались шаги, и Светлана, комкая конверт, поспешила сунуть его в свой ридикюль. Она была уверена, что поступает правильно.
Дверь отворилась, и вошел Викторов.
- Ох, какой же суматошный день… - вздохнул он, прикрывая за собою. - Вот уж не думал, что столько народу явится. Еще и поп все утро кочевряжился, что, де, не своей смертью умер Павел Владимирович да без покаяния - так что отпевать он его не станет! Пришлось заплатить в три раза больше. С-с-собака…
Светлана не знала, что и сказать.
- Я должна поблагодарить вас, что вы взяли на себя организацию. Расходы вам, разумеется, возместят…
Викторов отмахнулся, не дав договорить:
- Пустое, право слово! Это мой долг, Светлана Дмитриевна - перед покойным Павлом Владимировичем и его семьею.
Светлану снова покоробил его тон, и снова она смолчала. Только вспомнила, что когда она приезжала сюда вместе с Павлом - тот лебезил и заискивал перед нею до тошноты приторно и иначе, как «Ваше сиятельство», не обращался.
- Я не видела среди гостей Платона Алексеевича, графа Шувалова, - сказала она, чтоб не молчать. - Он, должно быть, раньше уехал?
- Дела государевы превыше всего, - Викторов развел руками. - Были-с с утра - вы чуть-чуть с ними разминулись.
«И слава Богу, что разминулись», - невесело подумала Светлана.
И, дабы не терять больше времени, вынула из ридикюля конверт с бумагами.
- У меня нет знакомых в суде, - начала она, - нет поверенного или адвокатов, но, помнится, вы всегда говорили, что я могу пользоваться вашими услугами при надобности. Словом, здесь распоряжения о моем имуществе на случай… - она запнулась, - на всякий случай. Ведь вы наслышаны, должно быть, обо всем?
- О да, наслышан. Да и много кто наслышан, - он принял бумаги, бегло взглянул и заверил, - но вы не волнуйтесь, Светлана Дмитриевна, голубушка, все будет сделано в лучшем виде.
С последними словами он шагнул ближе к ней и покровительственно накрыл ее руку своею. Светлану тотчас окутало запахом дешевого алкоголя и квашеной капусты. Разговор обещал пойти совсем не в том русле, на которое она рассчитывала, и, решив это изменить, она не спеша вытянула свою руку. Отходить, однако, и не подумала, ответив ему бесстрастно:
- Вы уж постарайтесь, чтоб и правда в лучшем виде. Голубчик.
И под голосом этим низенький Викторов стал как будто еще ниже - он сам отошел от нее.
- Счет за услуги вам пришлют, Светлана Дмитриевна, - буркнул от двери, собираясь выйти.
- Адрес, куда слать, там указан, - вдогонку сказала Светлана, несколько смягчая голос. - И не спешите так, голубчик, присядьте, у меня к вам еще одно небольшое дело.
Тот задержался, не скрывая любопытства, а Светлана продолжила, аккуратно подбирая слова:
- Скажите-ка, а эта женщина с детьми… много у нее ребятишек?
- Четверо уж, - понимающе улыбнулся Викторов. Наверное, стараясь угадать ее мысли, он не отводила взора от глаз Светланы. - Три девки да один парень.
- Парень - Пашка, стало быть, старший… И кто она? Чьих будет?
Викторов продолжил рассказ весьма охотно, слова из него вытягивать не приходилось:
- Да дочка управляющего местного, горничной ее сюда папаша устроил - как раз в том месяце, когда Павел Владимирович, Царствие ему Небесное, приехал в Ермолино за какой-то надобностью. Октябрь был на дворе - а в октябре здесь такие дожди, что и не разберешь, где дорога, а где речка. Вот и сидел он, Павел Владимирович, взаперти с нею две недели аж… - во взгляде Викторова Светлане померещилось сочувствие. - Со скуки все, Светлана Дмитриевна, вы близко к сердцу-то не принимайте. Она женщина хорошая вообще-то. Хозяйственная и грамоте обучена.
Светлана уяснила лишь, что рассказ сей ее совершенно не тронул. Ей даже лень было припоминать, что она сама делала в тот октябрь, да почему не навязалась ехать с Павлом. Она только кивнула, давая понять, что нечто подобное и ждала услышать.
И спросила:
- А есть ли им, где жить?
Викторов как будто задумался на мгновение и уклончиво ответил:
- Ну… в общем-то есть.
Светлана снова кивнула, решив, что Викторов и сам толком не знает последнего. И сказала тогда:
- Вот что, голубчик… На случай, если Павел Владимирович не успел сделать распоряжение - я хочу, чтобы вы позаботились о их содержании. Я не знаю, сколько нужно, поэтому займитесь этим сами. Главное, чтобы они ни в чем не нуждались. И, разумеется, они могут жить в помещичьем доме сколь угодно - я здесь появляться впредь не буду. А мальчик…
Она запнулась, не зная, как сказать, что хочет отдать его учиться - даже расходы взять на себя согласна. Нет, «хозяйственная и обученная грамоте» мать это, конечно, прекрасно - без шуток - но Светлана была уверена, что Павел хотел бы для сына другой судьбы.
Однако она так и не договорила, потому что Викторов, смотревший все это время с возрастающим интересом, вдруг прервал ее и снисходительно улыбнулся:
- Это лишнее, голубушка… - взгляд его снова стал покровительственным, и он позволил себе подойти к Светлане, - тут такое дело… даже не знаю, как вам и сказать. Словом, Павел Владимирович отписал пятнадцать десятин земли и сей дом, включая конюшню, женщине, которую вы собираетесь столь щедро облагодетельствовать… Уж года полтора как составленные по всем правилам бумаги у меня лежат.
И продолжил с интересом за нею наблюдать.
Светлана же с полминуты глядела на него расширенными глазами, да и потом смогла лишь пораженно выдохнуть:
- Вот как… Она знает?
- Нет покамест. Не то, боюсь, и за ворота бы вас не пустила. И никто бы ей перечить не стал - уж поверьте.
Светлана кивнула. На этот раз она и впрямь была благодарна Викторову, что уберег ее от позора.
- Благородная у вас душа, Светлана Дмитриевна, - опять заговорил он. - Представить себе не можете, как мне жаль вас, голубушка моя, ведь вам нынче о себе надобно думать, а не о чужих детях.
Светлана, все еще находясь под впечатлением, даже внимания не обратила, как Викторов фамильярно поправил ее выбившийся из прически локон, а голос его становился все тише и проникновеннее. В глазах же так и читалось желание немедленно сообщить ей о чем-то еще более значимом. И Викторов не утерпел:
- С месяц всего до отъезда к вам, в Горки, Павел Владимирович завещание-то составил. Братец его любимый, Володя, из Европы вернуться изволили - вот он на него все ценные бумаги да основную часть земли и переписал. Приговаривал, что Володя - парень толковый, хозяйственный. Да и за делами ведь мужской присмотр нужен, сами понимаете.
- А… как же я?… - глупо, почти жалобно спросила Светлана.
- А вам Павел Владимирович содержание хотели выписать! - поспешил успокоить Викторов. - Приличное содержание до конца жизни… думали, как от вас, из Горок, вернутся, так и сядем мы с ними за ваше содержание. Да вот беда приключилась.
- Так что же с содержанием?
- Ничего. У старых-то документов срок уж три месяца как истек. Нет никакого содержания, Светлана Дмитриевна. И у вас, голубушка моя, тоже ничего более нет.
Светлану словно обухом по голове ударило этими словами. У нее ничего нет уже три месяца как. Она нищая… Опомнившись, она оттолкнула вконец распоясавшегося Викторова и опрометью бросилась за дверь.
Качество, которое Викторов называл «хозяйственностью», у Светланы отсутствовало напрочь: денег она не считала, бухгалтерских книг не вела, счета оплачивала не глядя и во всем полагаясь на Павла да на счастливый случай.
«Попрыгунья стрекоза лето красное пропела…», - так отзывала иногда Алина о ее легкомысленности и досадливо качала головой.
В последний раз денежный вопрос вставал перед нею лет десять назад, когда отец умер, - да и тогда, это была матушкина забота, а не ее. Но то чувство, тот страх перед неизбежностью нищенского существования, перед вечной нуждой - Светлана его очень хорошо помнила. Десять лет этот страх жил где-то в глубине нее, и она уж начала думать, что он вовсе затух. Ан нет!
Не разбирая лиц, Светлана стремительно пробиралась к парадным дверям - на воздух. Ей казалось, что у нее не только денег теперь нет, но и воздуха в легких тоже как будто нет.