Ответ не успел прозвучать, потому что я оказался в древнем лесу, рядом с огромным дубом, но не являющимся местом силы Ситруса. Тот стоял напротив, пылал от гнева, искажения от него бурлили настолько дико, там и рядом не стоял Раонос. Все абсолютно предполагаемо и в рамках нужного сценария.
— Глэрд Райс, ты!.. — по доброй традиции божков, взревел мудрец так, что само пространство завибрировало. Как будто тяжелый глайдер прорыва долбанул изо всех орудий, а ты находился метрах в тридцати и ничего подобного не ожидал.
— Аррас! — рыкнул я во всю мощь легких, усиливая запредельно клич амулетом, и прервал связь.
Оказавшись в нашей реальности, первым делом заблокировал абонента…
Глава третья
22.06.589 от основания Новой Империи, Халдогорд
…Мара смотрела на меня, чуть сощурив глаза, синее пламя в них завораживало и примораживало. В отличие от Ситруса, встречала она меня в своих чертогах.
— Что привело тебя, глэрд Райс? — произнесла с вопросительными интонациями после того, как я склонил голову в имперском приветствии.
— Верховный жрец Ситруса в Халдагорде ин Дериан около двадцати минут назад постучался в ворота твоего царства. Хотел попросить об услуге, отправить презренного служителя культа прямиком в Гратис, не взирая на увещевания его покровителя.
— У таких «услуг», — посмаковала она слово, — Должна быть очень веская причина. И ты понимаешь, что сам провоцируешь конфликт с Многомудрым? А он мстителен и никогда тебе этого не забудет.
— Он такой же Многомудрый, как Оринус — королева красоты для эльфов, — жестко ответил я, — И не имеет особого значения его отношение ко мне. Хуже оно не станет.
Мара чуть улыбнулась, видимо, представила на пьедестале Однорога, я же продолжил с суровыми безапелляционными интонациями.
— Ситрус скорее проецирует безумие на всех вокруг, будучи заражен им сам. И, вероятно, находится под воздействием дерьма синих коростов и джигурдийских болотных глистов. А жрет он их постоянно и невозбранно вместе с Раоносом, в чем последний мне сознался с гордостью и предубеждением к остальным разумным, — Мара смотрела с недоверием, — «Никогда тебе не познать совершенства яств богов, жалкий смертный», — так он заявил, открыто и без стыда. Клянусь кровью!
— Однако… — глядя на пламя на лице богини возникали пантомимы ровно такие же, как и у Эйдена. Я полюбовался отражением огня в прекрасных больших глазах.
— Затем они совместно предаются низменным страстям! «Мы — боги, мы можем все!», — это ответ Раоноса на мое праведное возмущение и справедливые укоры, — богиня только головой качала, а еще во взгляде мелькнуло неподдельное осуждение подобных забав, — Кроме этого, слишком они нервно реагируют на прямые обвинения в употреблении Слез Нирна! Оба. Подозрительно… Да, подозрительно. Более того, вероятно имеют виды и планы на твоего должника — Отто Постигшего Тьму, ведь кроме дерзких слов в твой адрес, попытки очернить твое имя в моих глазах, они еще пожелали, чтобы я разорвал наш договор в одностороннем порядке и чтобы авторов данной идеи не упоминал, а сохранил их имена в тайне. Клянусь кровью, так и было! — Мара посмотрела на пламя, затем чуть улыбнулась. И вышло как-то лукаво. Молчала долго. Лишь по буре искажений над алтарем становилось понятно, что требования Кроноса при одобрении брата не очень пришлись по душе хозяйке царства Мертвых, если не сказать жестче.
Наконец она произнесла:
— И как они пытались очернить меня?
Процитировал все, не забыл и «Старуху», искажения набрали запредельную мощь. Богиня слушала задумчиво, молчала, я наблюдал за алтарем. Вот ураган над ним успокоился, после Мара спросила:
— А ты? — не знаю, показалось или нет, но в ее голосе услышал некую хитринку.
— Я убил верховного жреца Ситруса в Халдагорде за подлые речи и вероломство его господина, о чем предупреждал последнего. Проделал это перед алтарем Многомудрого, который затем разрушил, после отправил в небытие его аватара, что прибыл с карательной миссией и преисполненный гордыней, как и все они. Но сдох, как подлый лирнийский пес, ибо не воин, а жалкий смердящий червь. Затем я заставил влиятельный Дом аристо в Ариноре, поставщиков драконов в Империю, отречься от лживых учений сумасшедшего бородача, который вел их в пропасть, — как раз Турин принимал клятвы, срезал татуировки с мясом у главных фигурантов, выжигая истинной магией все связи, а я понаблюдав немного за процессом, уединился в парке, чтобы воззвать к богине.
— И теперь ты ищешь защиту… — глубокомысленно и задумчиво протянула она.
— Я — аристо! — бросил надменно, — Разве я просил помочь мне в противоборстве с братьями? — Мара сделала вид, что изумилась. А я продолжил с металлом в голосе, — Нет. Не просил. Но хорошо понимаю, для обречения кого-то на безмерные муки, должны быть основания. Одно из них сейчас и озвучил.
— То есть, ты решил вступить в безнадежную схватку с Верховным и его правой рукой, а точнее, первым советником, из-за меня и тебе ничего не нужно, кроме дополнительного наказания для верховного жреца Ситруса? Я правильно поняла?
— Я бы солгал, если бы сказал, что встал именно на защиту твоей чести и достоинства, если только лишь отчасти. Впрочем, и этот фактор тоже является веской причиной, весомой, но не главной. Возмездие и справедливое наказание дерзких — вот основа всего!
— Да? И как это «отчасти»? — удивленно так, даже брови чуть приподняла.
Жаль я не мог прочитать реальные эмоции, а не показываемые мне мимикой, жестами и интонациями.
— Они посмели приказывать мне, главе Истинного Великого Дома, древнему аристо, чья кровь даже не горит, она пылает, и чьи подвиги и звания говорят больше пустых слов. Бородатые млети, оторванные от реальности, возомнили себя равными Творцу, только он может остановить любого из нас и приказать отказаться от обязательств в одностороннем порядке, когда другая сторона не нарушила ни одной буквы нашего с ней договора. Ибо мы его дети, и обязаны чтить и слушать Отца, — речь произнес с холодной яростью, выплескивая с экспрессией слова.
— Пока все только про тебя, где же «отчасти»?
— Ты думаешь, меня не задела их хула? Не заставила пробудиться праведному гневу? И ответил я тогда на вероломные пассажи Кроноса про тебя, стоя напротив него: «Мара многим миллионам, если не миллиардам, подарила покой. И да, я видел своими глазами, когда она выказывала человеколюбие, к которому неспособны порой сами люди». Клянусь кровью! — удивительно, но огонь в раскрытой ладони, словно по моему желанию, вспыхнул особенно ярко, и загудел, заревел, столб же поднялся минимум на метр (следовало проверить, верховный жрец и аватар Ситруса пополнили мой счет и не связано ли с ментализмом проявление в реальности клятв аристо).
— Честно говоря, удивлена.
— И еще, будь это обычным противостоянием между мной и Белобородым, то не просил бы тебя о таком, потому что смертные часто игрушки в руках богов. И только за почитание не запрещенных небожителей, карать столь жестоко их служителей я не считаю правильным. Достаточно смерти тех из них, кто мешает мне идти к цели. Но его подлый жрец вместе с другими главными в Халдагорде, теми, кто должен был следить за порядком, оставляли без внимания, а может и покрывали сознательно, действующий алтарь Раоноса, находящийся всего лишь в двухстах шагах от Храма всех богов. И он деяниями заслужил свою страшную участь. Потакание Злу, Злу настоящему, должно караться предельно жестоко! — и освещаться предельно широко. Последнее, добавил про себя.
— Про алтарь ты уверен? — здесь в глазах появилась твердость и некая злость.
— По моему приказу было уничтожено это поганое капище. Предварительно я убил адептов Кровавого, которые прилюдным нарушением всех табу и попранием устоев возносили молитвы своему господину. Готовились к массовому жертвоприношению. Но к тебе паскудные мроки уже не попадут, кроме одной темной эльфийки, потому что тела презренных тварей я утопил в яме с лирнийскими слизнями.
— А как отреагировал Раонос? Неужели позволил? Оставил без ответа? — или она со мной играла, или кроме небольшой группы посвященных, другие боги мало знали о тонкостях нашего противоборства.
— Стенал. Затем откупился от меня на три дня, столько я планирую находиться в столице Аринора. Заплатил, чтобы я не трогал его паству и не разрушал ничего, при условии, что все сочувствующие ему, служители и почитатели забьются в свои грязные вонючие норы, исчезнут на этот срок из Халдагорда и не попадутся мне на глаза. Если они нарушат свои обязательства, то незамедлительно сдохнут, сгорят и будут размазаны по честным мостовым Халдагорда!
— Как откупился? От смертного? Раонос? — воскликнула Мара, проступившее изумление вроде бы не было наигранным, — Чем?
— Единовременно выплатил сорок тысяч камней истинной силы, и еще пятьсот — то вира за дерзость и вероломство, когда явился передо мной в неподобающем обличии светлого эльфа. Чего я не люблю и предупреждал его об этом, — и видя недоверчивый взгляд, — Клянусь кровью, что все так и было! — чуть расширенные глаза, начавшая появляться довольная и восхищенная улыбка… Явно Мара недолюбливала лживого мрока. Усугубим, а свою значимость повысим, — И он признался, что проклинает тот день, когда назначил меня своим кровным врагом. Еще клялся на Весах, что не будет мне служить, как верный слуга, и постоянно орал, что не боится меня и не преклонит никогда колени, дабы я справедливо решил его судьбу.
От моей пламенной речи Мара заливисто даже не рассмеялась, расхохоталась, зажала ладонью рот и минут пять ее плечи вздрагивали, после материализовала белоснежный кружевной платок, утерла выступившие слезы, вроде бы успокоилась, но нет-нет и улыбка появлялась у нее на лице, которая превращалась в красивый грудной смех.
Я же, переждав бурю эмоций, продолжил, словно горько сожалея:
— Хотя, похоже, он обманул меня, и теперь радуется безмерно! — и зло сжал левый кулак в перчатке.