– Что ж, поздравляю, Алесса! Через пару дней я смогу отвести тебя домой.
Выдавив из себя улыбку, я постаралась скрыть боль, которая вгрызлась мне в сердце при мысли о возвращении.
Я обошла арку по кругу – со всех сторон она выглядела одинаково. Одинаково чарующе. Свет от Двери манил, и источаемое ею тепло ласкало кожу, когда я подходила слишком близко. Я протянула руку к искрящейся поверхности. Чем ближе были мои пальцы, тем сильнее волновалось серебро, словно озерная вода, потревоженная камушком. Но как только я коснулась поверхности, все замерло, а потом арка слабо задрожала.
– Алесса! – раздался встревоженный голос за моей спиной.
Артур резко потянул меня за пояс платья, но было поздно. Комната наполнилась тихим звоном, и арка разлетелась на сотни осколков. Прежде чем упасть на пол, я почувствовала, как острая боль пронзила руку.
Глава 4
Осколки разлетелись по залу, изрезав мелкими рубцами обшитые деревянными панелями стены, старые шкафы и корешки книг. Не повезло и некоторым из присутствующих: господину Омьену оцарапало лысую макушку, а Маруку – щеку. После чего осколки постепенно растворились в воздухе, обратившись голубоватым дымом. Самое крупное облачко сгустилось вокруг моей правой руки, куда пришелся основной удар, и, когда оно растаяло, взору предстали алые подтеки крови, покрывавшие руку подобно кружевной перчатке.
Тошнота подступила к горлу.
Краем глаза я заметила, как в кабинет, оттолкнув с пути Ария, вбежала Лукреция. Она помогла отцу подняться, окинув меня злым взглядом. Артур что-то пробормотал, рассеянно потирая ушибленное плечо, но его слова ускользали, как и комната. Я плыла на границе сна и реальности, стены кружились, а солнечный свет, не так давно заливавший золотом залу Дверей, стремительно серел.
Я почувствовала, как меня подняли на руки, и смогла уцепиться за реальность, лишь оказавшись в мягком кресле. Шейн прижал ладонь к моей щеке, отвлекая от искушения вновь поддаться соблазнительной дреме, медленно обволакивающей разум. Кожу под его рукой кольнуло, и пелена дурмана окончательно отступила, позволяя мыслить ясно.
За спиной Шейна Лукреция пыталась стереть белоснежным платком кровь с виска Артура. Но Хранитель Дверей, не замечая ее заботы, растерянно вертел головой, впившись руками в волосы.
– Я не мог допустить такой ошибки! – потерянно застонал он, оглядев кабинет и остановившись взглядом на господине Омьене. Тот ободряюще положил руку на плечо другу и о чем-то тихо заговорил. Шеонна поспешила ко мне, но в неуверенности замерла позади брата.
Шейн придвинулся ближе и как можно спокойнее произнес:
– Нужно залечить раны. Будет немного больно, но быстро.
Его ладонь зависла над моим предплечьем, кончики пальцев окутало слабое мерцание. Постепенно становясь ярче, свет потянулся к моим кровоточащим ранам. Сначала я ощутила приятное успокаивающее тепло, но затем кожу словно пронзили тысячи иголок, стягивая края порезов. На этот раз я не сдержала крика и попыталась оттолкнуть Шейна, но это было сродни тому, чтобы сдвинуть многотонную статую.
Как Шейн и обещал, все закончилось быстро. Боль прошла, а вместе с ней исчезли рваные раны, о которых теперь напоминали лишь подсохшие кровавые подтеки и алые пятна на порванной повязке, под которой слабо пульсировала боль: не все порезы сошли. Шейн потянулся к некогда светло-бежевой ленте, но я резко отдернула руку. Мысль о том, что кто-то увидит мои шрамы, приводила в ужас.
– Алесса, – с нажимом произнес Шейн, – я должен залечить все раны.
– Не надо, – моя нижняя губа задрожала, – это царапины. Они заживут сами.
Я прижала руку к груди и вскочила с кресла, но Шейн успел схватить меня за запястье.
– Шейн, – вмешалась Шеонна, – правда, не надо. Ты уже помог ей.
Девушка положила ладонь на руку брата, встав между нами. Шейн недовольно сощурился, но разжал пальцы.
– Мне жаль, – прошептала Шеонна, заключив меня в объятия.
Я не стала уточнять, что она имела в виду: полученные мною раны или то, что мой путь домой стал еще длиннее. О последнем я не сожалела и даже в некоторой степени радовалась случившемуся. А раны казались мне малой ценой, которую пришлось заплатить за еще несколько дней в Гехейне.
Элья встревоженно топталась на пороге. Ее тонкие пальцы сминали письмо, обогнавшее нас в пути и уже сообщившее о скором возвращении. Как только наемный экипаж остановился у ворот, женщина помогла мне сойти на дорогу и увлекла в дом. Она позволила мне самой заняться раненой рукой: смыть кровь и нанести травяную мазь. Осколок впился неглубоко, но рана пересекала практически всю ладонь – новый шрам поверх старого, словно нынешняя жизнь накладывалась на прошлую.
Позже я спустилась в столовую, где мы с Шеонной молча перекусили кукурузным хлебом с цукини, запивая слегка горьковатым чаем – я узнала успокаивающие травы, которыми меня отпаивала служанка в первые дни пребывания в Гехейне. Но в этот раз я не отодвинула чашку в сторону, а залпом осушила ее. После чего поднялась в спальню, рухнула на кровать и провалилась в сон.
Меня не терзали кошмары – не радовали и красочные сновидения. Казалось, я всего лишь моргнула, на долю секунды погрузившись в темноту, а когда открыла глаза, ночь уже окутала город и над крышами домов сиял серебряный диск луны.
Сон больше не возвращался, сколько бы я ни ворочалась на кровати. В итоге меня одолел голод, и я спустилась в кухню.
Там я нашла несколько кусков прожаренного мяса и хлеб. Сидя в комнате, залитой тусклым сиянием Слезы, я наслаждалась тишиной и впервые ощущала небывалое спокойствие. Этот дом внушал чувство безопасности, которого я не испытывала с тех времен, когда родители еще были рядом. Стены особняка и его жители, сами того не зная, помогали мне в борьбе с моими призраками – они спасали мою душу. Я не хотела покидать это место и возвращаться в мир, полный болезненных воспоминаний.
Я поняла, что больше не ощущаю леденящего прикосновения страха, меня не пугали тишина, окутывавшая дом, темнота, сгустившаяся в углах, или тени, мелькавшие за окном. К тому же одна из этих теней сейчас смотрела на меня через узкое окно под потолком. Я хлопнула в ладоши три раза, как меня учила Элья, – и кухню заволокла тьма. Когда глаза привыкли к мраку, я разглядела за окном пронзительно зеленые глаза и розоватый нос, оставивший на стекле мокрое пятнышко.
Кот.
Это было то самое животное, существование которого отрицала Элья. Она и все жители Дархэльма видели в этих существах монстров, а я – лишь маленького зверя, пожирающего взглядом кусок мяса на моей тарелке.
Думаю, в тот момент успокаивающий чай Эльи еще действовал на мое сознание, притупляя страх, потому что я не боялась, когда открывала дверь и выходила в ночь. Увидев меня, кот прижался к земле, ища глазами пути отступления.
– Все хорошо, я тебя не обижу, – тихо прошептала я и бросила зверю мясо.
Кот недоверчиво принюхался и коснулся мяса кончиком языка, пробуя на вкус. А после, схватив кусок, кинулся прочь. До меня донесся легкий шорох листвы, и тишина окутала сад.
«Обычный голодный кот», – подумала я.
Каким же сильным был страх людей перед прошлым, если заставлял ненавидеть и истреблять этих несчастных существ?
Поднявшись в сад, я огляделась. Кот скрылся в ночной темноте и не отзывался на еле слышное «кис-кис». Дожевывая бутерброд, я обошла дом и устроилась на ступеньке главного входа. На втором этаже, в кабинете господина Омьена и в спальне Шеонны, все еще горел свет.
Я не удивилась, когда Шейн сел рядом со мной, но удивилась тому, что в этот раз он вышел из дома, облаченный в легкие штаны и домашний халат, в котором я так редко его видела. Порой мне казалось, что парень никогда не снимает форму Ищейки Коллегии и костюм стал его второй кожей.
– Мне жаль, что сегодня все так обернулось, – произнес Шейн.
Я небрежно кивнула, не найдясь с ответом. Я не горевала о случившемся, но было страшно признаться в этом хоть кому-то.
Некоторое время мы сидели в полной тишине, пока Шейн вновь не нарушил ее.
– Твоя рука, – заметил он.
Я опустила взгляд на повязку, которая изрядно пропиталась кровью за время сна. Я сжала кулак, удивившись отсутствию боли.
– Я обработаю ее еще раз.
– Ты уже попыталась, теперь позволь мне. – Шейн протянул ладонь. – Если ты боишься, я не буду смотреть, – успокоил он. – Для лечения мне не нужно видеть.
Я с минуту всматривалась в спокойное лицо Шейна, после чего неуверенно кивнула, и он закрыл глаза.
Мои шрамы были не только увечьем, которое в детстве высмеивали сверстники, но и болезненным воспоминанием о самой большой потере в моей жизни, которым не хотелось делиться. Остаться без повязок в присутствии другого человека было так же стыдно и неприятно, как предстать нагой любопытным взорам. Пришлось набраться храбрости, чтобы медленно разжать руку.
Ладонь Шейна застыла над моей, и я еще раз пристально всмотрелась в его лицо, убеждаясь, что его глаза закрыты.
Пальцы скользили над моими шрамами, и я едва ощущала тепло, исходившее от кожи Шейна. Порезы постепенно затягивались, не оставляя после себя никаких следов, кроме старых рубцов. Уже убирая руку, Шейн случайно, а может, и нет, коснулся моего запястья, вокруг которого, словно браслет, вился свежий шрам – моя цена за жизнь в этом доме.
Я вздрогнула от прикосновения, но не отдернула руки, и Шейн воспринял это как дозволение прикоснуться. Его пальцы скользнули по рубцу, оставленному тонкой веревкой, которой Шеонна связала меня, когда нашла в лесу, а мне, перепуганной до смерти, не хватило ума просто успокоиться и не вредить себе, пытаясь освободиться.
– Мне стоило сразу залечить их, а не потакать твоим страхам перед магией.
Большой палец Шейна провел по шраму, от этого легкого и нежного прикосновения по коже пробежали мурашки.
– Хотя с разбитым лбом это было бы довольно трудно, – устало усмехнулся он.