– Прости, – виновато пролепетала я, и мои щеки вспыхнули от воспоминаний.
– Все в порядке, – успокоил Шейн, – мне повезло, что у тебя очень легкая рука.
Улыбка Шейна стала еще шире, и он открыл глаза, насмешливо посмотрев на меня. В тот же миг я отдернула руку и спрятала в складках платья.
– Многие люди обладают такими же Силами? – рассеянно спросила я, стараясь сменить тему.
– Лечение ран? В Эллоре на это способен только я.
– Как это? – удивилась я.
– Ты никогда не задумывалась, почему с возвращением домой тебе может помочь только Артур или кто-то из его сыновей?
Я отрицательно покачала головой.
– Ты ведь знаешь, что сейчас волшебство так же легко купить, как свежие фрукты на рынке, каждый может приобрести зачарованную Слезу и пользоваться ее Силой, – начал Шейн. – Но когда-то, много столетий назад, магия подчинялась людям без этих кристаллов, она буквально текла по венам. Люди могли творить чудеса просто одной лишь мыслью. Сейчас на это способны только несколько семей, которым удалось сохранить чистоту крови до нынешних дней. Таких людей называют Древней Кровью. К примеру, Моорэт и еще несколько семей из Лаарэна сохранили способность странствовать между мирами, Эрворы – умелые иллюзионисты, а мои родители были целителями.
Мне нравилось слушать Шейна. Когда он рассказывал о событиях прошлого, его голос становился мягче и мечтательнее. Этим он очень напоминал Элью.
– А твой другой дар? – спросила я, пользуясь разговорчивостью Шейна.
– Который из них? – Улыбка озарила его лицо.
Я открыла рот, но не смогла ответить на вопрос. Он застал меня врасплох. Какими еще способностями обладал этот человек?
Шейн усмехнулся и закатал левый рукав. На предплечье черной краской были высечены десятки рун, которые спиралью вились вокруг руки.
– Древний язык Ольма и чернила с примесью порошка из Слез, – пояснил Шейн. – К сожалению, только так теперь можно заставить работать мертвые руны.
– А что это? – Я указала пальцем на часть татуировки, где среди рун красовались черные крылья на круглом щите.
– Эмблема Коллегии. – Улыбка на губах Шейна противоречила напряженному взгляду. – Они не дадут забыть, кому я обязан своей способностью нарушать границы чужого сознания.
Я восторженно затаила дыхание. Этот мир и его обитатели каждый день открывались с новой стороны. Мне вдруг вспомнилось пламя, которое пробуждалось, стоило Шеонне разгневаться или занервничать.
– А Шеонна? – спросила я. – Она тоже принадлежит Древней Крови?
– Нет. Кровь Шеонны грязнее, чем у любого человека в Гехейне.
При упоминании сестры Шейн помрачнел, а его мысли ускользнули куда-то далеко, прочь с крыльца, окутанного ночью. Я не осмелилась спрашивать дальше. Еще некоторое время мы посидели в неловкой тишине, пока меня наконец не сморила усталость.
Когда я поднималась в комнату, ноги уже едва слушались, а глаза слипались. Проходя мимо приоткрытой двери в кабинет господина Омьена, я замедлила шаг. Я не собиралась подсматривать и уж тем более подслушивать, но, случайно взглянув, не смогла оторвать глаз от увиденного.
Мне не раз доводилось бывать в кабинете хозяина дома, и я уже обращала внимание на единственную пустую стену, не заставленную полками и не занавешенную картинами, но испещренную мелкими рунами и крошечными осколками Слез Эрии. Теперь стену от пола до потолка пронизывали сотни тончайших линий, переплетавшихся между собой, будто запутанный клубок серебряных нитей. И эти нити двигались, извивались, подобно змеям, образуя узнаваемый облик Тенлера Эридира. Казалось, я могла различить даже подрагивающие ресницы мужчины или волоски его пушистой шевелюры.
– Сегодня с Терра в Церрет прибыл торговый корабль, – голос графа звучал глухо, словно из-под толщи воды.
– И почему это должно меня заинтересовать? – устало поинтересовался господин Омьен, проведя рукой по лысой макушке.
– Потому что корабль вернулся пустым, – граф выдержал драматическую паузу, – без экипажа. Лишь кровь и Тени. О Свальроке и прежде ходили ужасные слухи, но такое…
– О нем слагают лишь страшные сказки для детей, – отмахнулся господин Омьен.
– Сказки не убивают, Велизар, – голос Тенлера Эридира звучал твердо.
– Может, на Терре снова волнения, шахтеры бунтуют, наследники тамошнего правителя не могут поделить трон и земли? Сколько раз мы уже сталкивались с этим? – мужчина говорил так, словно пытался убедить самого себя.
Граф лишь небрежно пожал плечами.
– Ты просил меня сообщать о любых странностях, происходящих за пределами Эллора, и я выполнил твою просьбу.
Тенлер Эридир устало вздохнул, серебряные нити заскользили по его груди. Внезапно мне показалось, что его взгляд метнулся в мою сторону. Я затаила дыхание и отошла от двери.
– Бездонные кому-то навредили? – донесся до меня голос господина Омьена.
– Нет, они растворились, когда на корабль ступили солдаты.
В кабинете раздались шаги. Я поспешила скрыться в своей комнате и тихо притворила за собой дверь.
Глава 5
Минуло два дня. Двери в Сильм уже не разлетались сияющими осколками, не причиняли никому вреда, но по-прежнему оставалась неприступными. Артур Моорэт до позднего вечера засиживался в зале Дверей, скрючившись в кожаном кресле над кипой исчерченных небрежным почерком бумаг. Он с головой погрузился в таинственный мир чисел и формул. Я же была предоставлена сама себе и все свободное время проводила в библиотеке: помещение необъятных размеров утопало в ярком солнечном свете, льющемся из высоких, в несколько этажей, арочных окон, и вмещало сотни тысяч книг.
Я мечтала прогуляться по всем ее галереям, заглянуть на каждую из полок, но была вынуждена прятаться в самом отдаленном и крошечном закутке, примыкавшем к кабинету Артура. Мало кто решался сунуть сюда нос даже в отсутствие Хранителя Дверей, поэтому только здесь я чувствовала себя в безопасности – ученики и профессора вселяли в меня страх, я ощущала на себе их пристальные и не всегда дружелюбные взгляды. Они видели сияние моей ауры, чуждой Гехейну, и им оно явно не нравилось.
Я сняла с полки очередную тонкую книжицу с пожелтевшими страницами – поднявшаяся с корешка пыль защекотала нос – и водрузила на уже потяжелевшую стопку. Меня непреодолимо тянуло к книгам по магии – самой большой загадке Гехейна – и к сборникам сказок и легенд о существах, населяющих этот мир.
Только книгам я могла сейчас довериться, только с ними могла поделиться тревогой. И я надеялась, что хоть одна из них даст утешительный ответ.
Каждый день, когда первые лучи солнца касались крошечных Слез в оконных рамах, створки бесшумно распахивались, впуская в комнату свежий утренний ветерок и сонный писк альмов, дремлющих в саду. Но сегодня вместе с тихим шелестом листвы они впустили в мою комнату бродячего кота. Я уже не спала, когда он спрыгнул с яблоневой ветви и мягко опустился на подоконник. Обвив лапы пушистым рыжим хвостом, дикий зверь просто сидел на краю и наблюдал, но стоило мне пошевелиться, как он тут же шмыгнул обратно в окно и скрылся в густой листве. И ни холодная вода, ни крепкий, бодрящий отвар Эльи не могли усмирить мои тревожные мысли, вызванные этим событием. В голове навязчиво скреблись слова служанки о тамиру.
Из найденных книг я поняла: люди действительно их ненавидели.
Мне попадались короткие очерки ученых, пытавшихся понять природу этих существ, и сборники пугающих, порой совершенно не детских, сказок. В них рассказывалось о чудовищах, пьющих людскую кровь, ворующих чужие лица и поглощающих души. Их описывали как кровожадных обезумевших монстров, которые лепят себе безобразные морды и тела, нарушающие все законы природы.
В одной из попавшихся мне легенд говорилось о страннике, зимней ночью искавшем ночлега.
Седина уже давно выбелила бороду Старосты, а время нещадно проредило его некогда пышную шевелюру и затуманило взор. Когда странник постучал в дверь, старик не сумел разглядеть опасности, горящей в глазах чужака. Он впустил его в дом, сытно накормил, обогрел и дал мягкую постель. Но в благодарность за эту доброту ночью, когда дом погрузился в сон, странник прокрался в комнату Старосты, склонился над постелью и впился острыми зубами в его горло. Он с жадностью осушил тело старика и, когда в нем не осталось ни капли крови, проглотил душу. Иссохшее, пустое тело рассыпалось прахом в руках чужака. Утром семья не обнаружила странника в своем доме и, собравшись за столом, не заметила перемен в лице деда и отца, которое отныне принадлежало зверю.
Следующим вечером жители деревни собрались на площади по зову Старосты и приготовились слушать его, но вместо новостей услышали лишь протяжный вой, сорвавшийся с уст старика. И на этот душераздирающий клич из леса отозвались десятки новых голосов. Из вечерних сумерек явились чудовища. Они вызывали ужас своими исполинскими размерами и безумными обличиями: у одних были птичьи морды, но лисьи тела, другие передвигались на шести лапах или скользили по земле, словно змеи с медвежьими головами и сотней глаз. Никто из жителей не сумел убежать от острых клыков, и стая пировала всю ночь.
Я захлопнула книгу и взяла с полки следующую.
Истории, рассказанные в ней, были такими же мрачными и несли в себе лишь одну поучительную мысль: не стоит спасать раненого зверя на пустынной дороге или приглашать чужака в свой дом. Более поздние тексты возносили хвалу чародейкам с болот: могущественные ведьмы не стали мириться со злодеяниями тамиру и для защиты людей наложили на перевертышей смертоносные чары – рожденные волками навеки оказались закованы в звериных шкурах, а тех, кто осмеливался вновь касаться людской крови, ждала мучительная смерть.
Я пролистала еще несколько страниц и наконец нашла строки, от которых по телу разлилось приятное спокойствие.
Проклятие ведьм не только сделало человеческую кровь ядом для тамиру, но и выжгло сияющие клейма на их шкурах. Чудовищ теперь можно разглядеть в лесной чаще прежде, чем их носы учуют людской запах, или же без труда отличить от домашних зверей, в чьих шкурах они когда-то скрывались.