Эспер молчал. Он хотел ответить, но не мог. Не мог подобрать правильных слов – они вязли на языке, а душу зверя раздирали самые противоречивые чувства: радость вновь видеть младшего брата, не скрываясь при этом в тени, жгучая вина за прошлое, в котором он оставил маленького щенка, за трусость, помешавшую показаться ему на глаза, и, наконец, обида за злость, горевшую во взгляде брата, – справедливую, но такую острую.
Арий воспринял его молчание как безразличие.
– Знаешь, что стало с теми Охотниками, которых он послал по твоему следу? Они вернулись с твоим запахом на когтях и твоей кровью на клыках. Они объявили о твоей смерти. Но Король заставил их разодрать собственные глотки, потому что знал: они лгали, им не хватило сил с тобой справиться. И он разрывал в клочья тех, кто тоже это понимал, кто верил в тебя.
– Мне жаль, – наконец отозвался Эспер.
– Жаль. Их тебе жаль, – передразнил Арий. – Я ведь тоже верил. Надеялся, что ты все еще ищешь меня – и однажды найдешь. И вот ты здесь, но снова ради человека.
Эспер виновато потупил взгляд. Он хотел рассказать брату все, объяснить, как сильно тот ошибается. Но разве тот поверит? Захочет ли увидеть истину сквозь пелену обиды, застлавшую его взор?
– У меня не было выбора, – ответил Эспер с напускным спокойствием. – Я спас ей жизнь.
– Как благородно, – невесело усмехнулся Арий. – А знаешь, кто еще нуждался в спасении? Я. Когда Король ежедневно полосовал когтями мою шкуру, не позволяя ранам затягиваться, когда я умирал от голода на улицах Лаарэна, когда люди пытались забить меня палками…
Слова Ария острым ножом вонзались в сердце Эспера. Неожиданно я почувствовала укол вины за то, что все еще нахожусь в его голове, наблюдаю его терзания и уязвимость. Я не имела права копаться в чувствах Эспера из праздного любопытства. Когда придет время, когда тамиру будет готов, он сам расскажет мне о своей боли, о своем прошлом. А сейчас меня не должно быть здесь.
Я осторожно отстранилась от разума тамиру, будто прокралась из его головы на цыпочках, и сама попыталась возвести между нами стену. Это оказалось сложнее, чем я себе представляла. Наша Связь противилась любым стенам – каждый воображаемый кирпичик давался с непомерным трудом. Но внезапно я ощутила поддержку Эспера, и вместе мы в мгновение ока создали прочную, совершенно непроницаемую преграду. Я все еще чувствовала присутствие тамиру в своем сердце, но больше не слышала даже самых слабых отголосков его сознания.
Я вышла во двор. Широкая, мощенная серым кирпичом тропинка, извиваясь между ухоженными клумбами, привела меня в небольшой парк перед центральной частью замка.
Мысли то и дело норовили сорваться с поводка и вновь броситься к Эсперу, проникнуть в тайны их с братом прошлого.
Арий Эрвор… Поверить в увиденное все еще было сложно.
Я медленно выдохнула, запрещая себе об этом думать (по крайней мере, сейчас), и подставила лицо редким лучикам, пробивавшимся сквозь густую листву над головой. На спинку скамьи опустился пушистый круглый альм и завел трогательную трель. В этом парке птицы пели куда прекраснее, чем в саду господина Омьена. Вслушиваясь в мелодию, я мысленно поблагодарила музыканта, однажды исполнившего ее птицам.
Затихнув, альм требовательно уставился на меня большими глазами, но в карманах не нашлось ни крошки, чтобы заплатить этому миниатюрному певцу. Альм с минуту изучал меня взглядом, после чего спрыгнул на землю и заковылял прочь по тропе – туда, где в траве щебетали его сородичи. Я не сомневалась, что они обсуждали одного очень невежественного и неблагодарного слушателя.
Внезапно я увидела знакомую фигуру: Шейн спешно удалялся вглубь парка. Я хотела окликнуть его, но побоялась распугать и без того обиженных птиц. Вместо этого я направилась к пересечению троп, где только что промелькнул знакомый силуэт. Теперь шаги раздавались где-то сбоку, за высокими кустами – парк был небольшим, но его многочисленные дорожки петляли меж деревьями, словно коридоры лабиринта.
В конце пути я оказалась перед распахнутой дверью. Сразу от порога вниз уходила лестница – последние ступеньки растворялись во тьме. Из подвала повеяло холодом и сыростью.
Не знаю, что подтолкнуло меня спуститься, что я хотела найти и зачем вообще преследовала Шейна. Быть может, бесстрашное любопытство Эспера передалось мне или же после недавних событий кровь бурлила, и я жаждала выплеснуть накопившееся напряжение, совершив какой-нибудь глупый, отчаянный поступок.
После залитого светом парка глаза не сразу привыкли к полумраку. Холод до костей пробирал разомлевшее на солнце тело. Под лестницей, поворачивая через пару метров, начинался коридор, по обе стороны которого тянулись ряды закрытых дверей. Я опасливо выглянула из-за угла. Повеяло кровью и гнилью. К горлу подступила тошнота. Я закрыла нос рукой, едва сдерживаясь, чтобы не расстаться с завтраком.
Меня охватил ужас, когда я осознала, что нахожусь в морге.
Коридор расширялся в просторное прямоугольное помещение, стены которого были заставлены покосившимися от времени шкафами, набитыми ящиками со всевозможными пробирками и инструментами – больше похожими на орудия пыток. В центре выстроились несколько столов, на двух лежали неприкрытые человеческие тела. Мне были видны их очертания в слабом свете Слезы, маячившей в дальнем углу.
Я уже хотела вернуться на свежий воздух, к аромату цветов, и вновь подставить лицо теплому солнцу, но любопытство взяло верх, когда на одном из столов я увидела знакомое юношеское лицо и спутанные золотые кудри. Меня пробрала дрожь, кровь отхлынула от лица: в последний раз я видела этого мальчишку корчившимся от боли на земле – сейчас его лицо застыло в мертвенном спокойствии.
– …Не дожил до прибытия лекарей, – донесся до меня приглушенный голос доктора, будто мужчина боялся говорить громче.
Он показался из-за двери, прятавшейся среди шкафов. Следом, будто нависшая хмурая тень, шел Шейн.
– А с этим что? Выяснили причину смерти? – поинтересовался Шейн, склонившись над телом мальчика.
Шейн обращался к собеседнику властно, и пожилой доктор в заляпанном засохшей кровью халате неуверенно заломил пальцы, осунувшись под тяжестью слов. Мужчина коснулся кристалла, парящего над соседним пустующим столом, – Слеза Эрии проплыла по воздуху и зависла над телом, освещая безжизненное лицо.
– Да, выяснил, – нерешительно начал доктор, с осторожностью подбирая слова. – Но, видите ли, ваш отец против разглашения этой информации.
– Значит, мой отец теперь управляет еще и Коллегией? Доктор, вы же знаете, что я могу получать информацию не только из ваших уст, но и из вашей головы? Выбирайте.
От холодного, почти безразличного тона Шейна по моей коже пробежали мурашки.
– Да, да, – залепетал доктор и обогнул стол, будто пытаясь укрыться за ним от Шейна. – Простите. Несмотря на два сломанных ребра и прочие многочисленные повреждения, полученные в результате… того происшествия, – доктор как-то по-особому сделал акцент на этом слове, – мальчишку убили вовсе не они, а проклятие. – Доктор поднял правую руку мальчишки – она была черной, словно плоть обратилась в уголь. – Мне редко доводилось встречать подобное, но проклятые Слезы оставляют след, который ни с чем не спутаешь. Последний раз таким я видел тело вашего дедушки, когда только готовился примерить на себя врачебную мантию. Я не силен в науке чарования Слез, но представляю, какая сила требуется для наложения проклятия. Люди и кристаллы, убившие когда-то вашего деда, а теперь и этого мальчика, должны быть невероятно сильны.
– Достаточно, – оборвал Шейн. Он грациозно развернулся на пятках и вмиг преодолел разделявшее их с доктором расстояние. Его рука опустилась на плечо мужчины, и он одобрительно сжал пальцы. – Я благодарен вам за работу, доктор. Но мой отец прав: не стоит разглашать эту информацию. Вы должны запомнить: магия не причина смерти этого лиирит.
– Магия не причина смерти этого лиирит, – эхом повторил доктор. От ровного и уверенного голоса кровь стыла в жилах. Я не сомневалась, что если бы в эту минуту могла видеть глаза доктора, то разглядела бы в них лишь отстраненность и слепую веру в слова, внушенные Шейном.
Мое дыхание участилось. Шейн направился к выходу, и я поспешила скрыться за углом. Я понимала, что не успею добежать до лестницы, поэтому бросилась к первой попавшейся двери. К счастью, она была не заперта. Хорошо смазанные петли не издали ни звука. Я застыла, прислушиваясь к приближающимся шагам. Внезапно, у самой двери, они стихли. В страхе я затаила дыхание. Что я скажу, если он найдет меня здесь?
Но вот шаги возобновились, постепенно удаляясь.
Я с облегчением выдохнула. И только теперь поняла, что тьма больше не застилает мне глаза – Слеза Эрии, парившая под потолком, видимо почувствовав мое тепло, постепенно озарила комнату, разгораясь все ярче. Я осмотрелась – и зажала рот руками, сдерживая рвотный позыв и рвущийся наружу крик. В комнате было больше десятка столов, и на всех лежали тела: распухшие, со вскрытыми и наспех зашитыми неровным грубым швом грудными клетками. Мой взгляд оказался прикован к ближайшему столу, где покоился златовласый мальчишка, как две капли похожий на того, что находился в зале. Тело по пояс было замотано в грубую ткань, открывая вид на усеянный кровоподтеками торс, неестественно вывернутую шею и изломанные руки с торчащими обломками костей.
Внезапно дверь распахнулась – и на пороге появился доктор. Его лицо вытянулось от удивления.
– Ты кто? – ахнул он. – Что ты здесь делаешь?
Я испуганно бросилась к выходу, оттолкнув растерявшегося мужчину, и взмыла вверх по лестнице.
Неожиданно я налетела на Шейна – мне показалось, будто я врезалась в каменную стену. Если бы Шейн не придержал меня за плечи, я бы больно приземлилась на пятую точку. Сзади послышались торопливые шаги.
– Все в порядке, доктор, – успокоил Шейн мужчину. – Она со мной.