Обжигающая буря в моем теле и разуме стихла, и где-то на задворках сознания замаячила мысль, оставленная Эспером перед уходом, будто записка, приколотая к приоткрытой двери: «Я вернусь». Я тянулась к ней, словно к спасательному кругу, но очередная сокрушительная волна боли настигла меня прежде, чем я успела ее коснуться.
Огонь вновь объял мое сердце.
Ночью вернулись кошмары.
– Нужно снять с нее эту проклятую штуковину, – сквозь вязкую пелену сна прорвался раздраженный голос Шейна.
– Невозможно, – устало ответил господин Омьен. – Кристалл не отпустит Алессу, а я не могу противостоять магии, природы которой не понимаю. Нам остается лишь надеяться, что вскоре это пройдет само, и попытаться облегчить ее боль.
– Должен же быть хоть какой-то способ, – не сдавался Шейн.
Кровать мягко скрипнула пружинами, когда кто-то сел рядом. Я с трудом разлепила налившиеся свинцом веки и увидела перед собой Элью. Тусклый, едва живой свет Слезы Эрии, оставленной на комоде в дальнем углу, очерчивал два широкоплечих силуэта в изножье. Служанка провела холодным полотенцем по моей щеке и, заметив, что я пришла в себя, осторожно приподняла мою голову и приложила к губам чашку. Кривясь, я сделала глоток горькой настойки – и тут же погрузилась в очередной мучительный сон.
В следующий раз я проснулась уже после полудня. Некоторое время я неподвижно лежала на влажной от пота простыне, прижимая к груди скомканное одеяло и прислушиваясь к мерному биению сердца. Надорванная связь с тамиру не спешила вновь испепелять меня изнутри и ломать кости. Погас ли ее огонь навсегда или дал небольшую передышку перед очередной бурей – об этом думать я не хотела. Тело все еще ныло, но эта едва уловимая боль казалась сладкой: она напоминала, что я все еще жива, и не стремилась меня убить. Главное – избегать неосторожных движений, не тянуться к недосягаемому разуму Эспера – и тогда пламя не разгорится вновь, а останется в груди лишь тлеющими угольками.
На ватных ногах я добрела до ванной, стянула с себя липкую, пропахшую потом сорочку и не удивилась, обнаружив под ней тугие бинты, скрывавшие шею и грудь. Снять их я смогла, лишь намочив прохладной водой: ткань пропиталась кровью и присохла к глубоким царапинам, которые я нанесла себе в беспамятстве. Со стороны могло показаться, будто на меня напал дикий зверь, исполосовав когтями в попытке вскрыть грудную клетку. Я переоделась в платье с высоким воротом, сменила повязки на ладонях и выскользнула из дома прежде, чем Элья или кто-нибудь еще пришел меня навестить. Уходя, я слышала звон посуды, доносившийся из столовой.
Я не знала, куда иду.
Ноги вывели меня на широкую оживленную улицу и понесли к окраине Эллора. Вокруг бурлила жизнь, но я не ощущала себя ее частью. Женщины спорили у прилавка с пряностями, мужчины на обочине перебрасывались красноречивыми ругательствами, выясняя, кто виноват в том, что ящики с фруктами валялись тут же перевернутыми, озорные дети, гогоча, сновали рядом и набивали карманы спелыми яблоками. Мне не хотелось ни смеяться, ни плакать – словно все эмоции иссохли в жаре вчерашнего огня.
Понурив голову, я едва замечала встречных прохожих, даже когда задевала кого-то плечом. Я упорно шла вперед, не сбавляя темпа и игнорируя брань за спиной. Один раз и вовсе чуть не угодила под колеса телеги – крепкие руки вовремя схватили меня за плечи и оттащили к краю дороги. Не поблагодарив спасителя и не обращая внимания на его тень, преследовавшую меня от самого дома, я продолжала идти – сквозь чахлые заросли парка, мимо шумных мастерских и кузниц – все дальше на запад.
Сердце вело меня к Эсперу.
И если бы мой путь не преградила городская стена и вросшая в нее черная башня с узкими зарешеченными бойницами, я бы добрела до самого Беспокойного моря.
– Пути нет, – раздался за спиной голос.
Я нехотя обернулась и встретилась взглядом с Арием. В его глазах не было ни сочувствия, ни жалости – лишь понимание: он догадывался, что я сейчас испытывала, ему были знакомы та боль, которую причиняла Связь, и безграничное чувство потери, рожденное уходом близкого существа. Эспер бросил нас двоих.
Эспер…
Стоило вспомнить о тамиру – и сердце сжало тисками. Дремлющий в груди огонь мгновенно откликнулся на мою тоску. Незримые нити, связывавшие с Эспером, натянулись – и по телу разлилась жгучая боль. Пальцы невольно метнулись к горлу, ногти впились в кожу, и потревоженные, подернутые тонкой корочкой раны вновь закровоточили.
– Алесса! – сокрушенно выдохнул Арий и схватил меня за руку.
Боль душила. Сил на борьбу с Арием не осталось: я не могла дотянуться до горла и освободить пламенное чудище, поселившееся в моей груди. Перед глазами заплясали черные пятнышки, и я осела на землю. Арий опустился рядом. Обмякнув, я уткнулась лбом в его грудь и дала волю горячим беззвучным слезам.
Арий замер. Не оттолкнул, но и не притянул ближе, не положил сочувственно руку на спину, не пытался утешить. Он просто терпеливо ждал, когда натянутые нити нашей с Эспером Связи перестанут меня душить и вновь позволят вдохнуть полной грудью.
Вскоре боль отступила – так же неожиданно, как и возникла.
– Однажды ты научишься с этим жить, – бесстрастно произнес Арий.
Меня кольнула злость. Я не хотела учиться с этим жить, не хотела до конца своих дней чувствовать себя опустошенной. Единственное, чего я хотела, – чтобы рыжий кот вновь оказался рядом.
– Настоящий Арий научился? – съязвила я.
– Он давно уже мертв, – равнодушно отозвался тамиру.
Я ошарашенно раскрыла рот, силясь подобрать подходящие слова утешения и сочувствия, но не смогла этого сделать. Арий истолковал мое замешательство иначе.
– Я к этому не причастен. – Он фыркнул и без тени сожаления добавил: – Мальчишка уже был при смерти, когда мы познакомились.
В моих глазах застыл немой вопрос, но Арий проигнорировал его, встал сам и рывком поднял меня на ноги.
– Пора возвращаться, пока тебя не бросились искать. Я правильно понял: ты никого не предупредила, что собираешься блуждать по городу и искать смерти под колесами телеги?
Я недовольно поджала губы, но позволила Арию увести меня от черной башни.
Элья никому не сказала о моем побеге.
Не обнаружив меня в спальне, она заперла комнату на ключ, соврала домочадцам, что я наконец спокойно заснула, и отправилась на долгие поиски по округе. Мы столкнулись на тихой улице неподалеку от особняка Омьенов. Мое сердце сжалось при виде встревоженной служанки: ее глаза блестели, волосы растрепались, и черные, выбившиеся из пучка пряди спадали на лоб, прилипая к разгоряченной коже. Понурив голову, словно провинившийся ребенок, я безмолвно шагнула ей навстречу.
Элья не проронила ни слова, лишь окинула Ария недоверчивым взглядом. Тот ответил очаровательной улыбкой, но это не произвело на женщину никакого впечатления. Приобняв, служанка увлекла меня в сторону дома.
Остаток дня Элья не выпускала меня из виду и настойчиво отпаивала горькой настойкой. Несмотря на то что никакие травы не могли избавить меня от жжения в груди – страдала моя душа, а вовсе не тело, – я каждый раз покорно принимала из ее рук теплую чашку и осушала ее до дна. Может, это и не унимало моей собственной боли, но хотя бы успокаивало Элью.
Целительнее любых трав для меня был ее голос.
Служанка не ругалась, не задавала вопросов, ее молчание непосильным грузом опустилось мне на плечи. Но, не в силах наказывать меня слишком долго, вскоре она разрушила гнетущую тишину и как ни в чем не бывало принялась рассказывать истории, накануне подслушанные у заезжих торговцев. Я едва понимала смысл, но с жадностью ловила каждое слово. Нежный голос служанки согревал, притупляя зудящую тревогу и чувство одиночества, поселившееся во мне после ухода Эспера, – они все еще копошились в груди, словно голодные мыши, но больше не кололи своими крошечными коготками.
А вот с Омьенами все было иначе.
За ужином царило гробовое молчание. Над широким столом звучал лишь неторопливый звон столовых приборов. Три пары глаз неотрывно следили за мной, явно выискивая признаки отступления неизвестного недуга или же, наоборот, предвестия нового срыва.
Я поерзала на стуле и уткнулась взглядом в свою тарелку. Пряная куриная ножка будоражила аппетит, напоминая, что я не ела больше суток, но под тяжестью взглядов я не могла проглотить ни кусочка.
Омьены смотрели на меня так, как последние десять лет смотрела Терри – с сочувствием и затаенным страхом, словно не зная, как теперь вести себя в моем присутствии. Но я была благодарна им за то, что они не задавали никаких вопросов. Минувшей ночью они сами придумали ответы, возложив всю вину на алый кристалл, – и меня это устраивало.
После ужина я поспешила скрыться в спальне, но Шейн перехватил меня в холле и настоял на том, чтобы залечить мои раны.
Пока его ладони плавно витали над моей шеей, так близко, что я ощущала их тепло, я безучастно рассматривала витиеватый узор на обоях, упорно делая вид, будто не замечаю изучающего взгляда, блуждавшего по моему бледному лицу. Сила Древней Крови иголками вонзалась в израненную кожу, но боль, вызываемая ею, не могла сравниться с той, что терзала меня накануне.
Неожиданно ладонь Шейна легла на ключицу. Я вздрогнула, но он, кажется, ничего не заметил. Между его бровями пролегла хмурая морщинка, пальцы переместились на цепочку и заскользили вниз по серебряным звеньям. Прежде чем Шейн успел прикоснуться к алому кристаллу, я поймала его руку и что есть силы сжала запястье. Он удивленно вскинул голову, поймав мой встревоженный взгляд.
– Его невозможно снять, – напомнила я.
«И он не виноват в том, что происходит со мной», – мысленно добавила, не в силах произнести это вслух.
Я стиснула зубы. Мне хотелось довериться Шейну, открыть ему всю правду, развеять его иллюзии относительно кристалла, наконец сбросив с плеч груз недомолвок и тайн. Но я была вынуждена молчать, понимая, что никогда и никому не смогу рассказать об Эспере. Ведь обитатели этого дома были