Между бровей служанки пролегла хмурая морщинка, но женщина хранила молчание, протирая мои руки и разбитые колени мокрым полотенцем.
Когда я наконец замолчала, она тихо произнесла:
– Я рада, что ты отделалась лишь царапинами.
Оставшиеся несколько минут мы провели в гнетущей тишине, пока Элья наносила зеленоватую мазь на саднящую кожу. Когда с этим было покончено, служанка сообщила:
– Я сказала господину Омьену, что отправила тебя на рынок.
– А я заблудилась по дороге, – ответила я, подхватывая ложь. При этих словах меня затопило чувство вины: из-за меня служанке снова приходилось врать.
Она одобрительно кивнула, улыбнувшись впервые за вечер, и легким движением заправила мне за ухо русую прядь, вложив в это касание материнскую нежность и заботу. В глазах защипало от непрошеных слез.
Я не заслуживала ее доброты.
– Идем. Я провожу тебя в комнату и оповещу господина Омьена о твоем возвращении.
Когда мы поднялись на второй этаж, из своей спальни выглянула Шеонна, привлеченная скрипом половиц под нашими ногами.
– Ого-о… – изумленно и чуть насмешливо протянула она, окинув меня взглядом, задержавшись на коленях и руках, покрытых подсыхающей мазью.
– Не сейчас, – шепотом осадила ее Элья. – Иди спать.
Девушка не стала спорить и, весело подмигнув мне, закрыла дверь своей комнаты.
Впервые я не стала зажигать Слезы и была рада темноте, царившей в моей спальне, – она отгораживала меня от мира, наполненного кошмарами, обволакивала мягким уютным коконом. Вытянувшись на кровати, я поморщилась от боли, растекшейся по телу. Казалось, после дикой погони и случайных падений на мне не осталось живого места. Я ощупала кожу над левой бровью. Когда Арий оттолкнул меня с пути мчащейся кареты, я приложилась лбом о мощеную дорогу, но из-за овладевшего мной страха не замечала выступившей липкой крови до того момента, как Шейн не исцелил рану. Сейчас от нее не осталось и следа, и о недавнем падении напоминала лишь боль, будто раскалывающая череп.
Из кабинета господина Омьена доносились приглушенные голоса, но, сколько бы я ни вслушивалась, не могла разобрать слов. Вскоре мягкие шаги Эльи удалились вниз по лестнице, а через пару минут в мою комнату тенью проскользнула Шеонна и бесцеремонно забралась на кровать.
– Рассказывай! – потребовала она, устроившись рядом.
– О чем? – не поняла я.
– Слушай, даже я давненько не появлялась в таком потрепанном виде и не наводила шороху в городе. После того как я притащила тебя, отец не выпускает меня из дома после захода солнца. Но из окна я видела дым на западе. Ты ведь была там? – Глаза Шеонны горели от любопытства и необъяснимого восторга.
– Это не я.
– Будь это ты, то под нашими окнами уже стояли бы люди с вилами и факелами. – Девушка весело усмехнулась. – Но ты ведь все видела?
Мне не хотелось вновь прокручивать в голове события этого вечера, но Шеонна не умела отступать, а у меня не оставалось сил на борьбу с ней. Поэтому я сдалась и поведала ей ту же самую наполовину правдивую историю, которую недавно рассказала Элье и которую завтра повторю для господина Омьена, когда он спросит о случившемся: как, заблудившись в городе, столкнулась с Арием Эрвором возле башни за минуту до взрыва, как мы бежали от освободившихся узников со светящимися глазами и как я едва не угодила под колеса экипажа. Язык еле ворочался, и мне было тошно от паутины тайн, которую я плела под крышей этого дома для людей, заботившихся обо мне.
– Эрвор… – протянула Шеонна, дослушав мой рассказ. – Значит, Элья отправила тебя на рынок, ты заблудилась, до самого вечера искала дорогу домой, а потом неожиданно столкнулась с Эрвором? Как тогда, на ярмарке?
По ее лицу расплылась плутовская улыбка, которая мне совершенно не понравилась.
– Да, именно так, – неожиданно резко ответила я. – Там погибли люди, а тебя волнует только это?
Шеонна вздрогнула, словно от удара, и улыбка тут же растаяла на ее губах.
– В этом мире люди умирают каждый день, – тихо, чуть обиженно пробормотала она. – Разве Элья не рассказывала тебе своих сказок? На твоем месте я бы слушала их повнимательнее.
Шеонна упала на соседнюю подушку, положила руки под голову и задумчиво уставилась в потолок.
– Мне правда жаль, что ты столкнулась с такими ужасами. Но я надеюсь, что однажды Гехейн станет тебе домом, ведь наполовину ты принадлежишь ему, малышка лиирит.
– Откуда ты знаешь? – я не смогла скрыть удивления.
– В этом доме очень тонкие стены, – грустно усмехнулась подруга. – Здесь все всё знают, но молчат, позволяя тайнам разрастаться, как сорнякам.
По моей спине пробежал неприятный холодок. Значило ли это, что Шеонна знала об Эспере?
Я ничего не ответила.
Эту ночь подруга провела в моей комнате. Она уснула рядом, а я еще долго не могла сомкнуть глаз. Отвернувшись к окну, я рассматривала висевшего на нем игрушечного тэмру и вслушивалась в умиротворяющее сопение Шеонны.
Шейн вернулся глубоко за полночь. С лестничной площадки донесся его приглушенный голос и еще более тихий ответ господина Омьена. Они с минуту о чем-то пылко спорили, после чего мужчина ушел в свой кабинет, а Шейн поднялся наверх и приоткрыл дверь в мою спальню. Некоторое время он недвижно стоял в дверях, пока я, сжавшись под одеялом, притворялась спящей.
Вскоре Шейн снова покинул дом: сегодня его, как и многих городских жителей, собравшихся возле почерневшего скелета сожженной башни, ожидала бессонная ночь.
Закрывая глаза, я вновь видела перед собой скалящиеся гнилые зубы безумных узников и их лица, перекошенные от ярости. Мне отчаянно не хватало Эспера – только он был способен приглушить эти жуткие воспоминания, усмирить мой страх или вовсе отнять его.
С тамиру я могла быть сильной и бесстрашной.
На рассвете меня разбудила резкая боль. Я подскочила на кровати, испуганно скомкав пальцами сорочку на груди.
Шеонны уже не было.
В спальне царила звенящая тишина. И все в комнате казалось слишком чуждым и непривычным: ее заливал настолько яркий свет, что резало в глазах, а воздуха было так много, что он забивал легкие. Я тяжело дышала, пытаясь успокоиться после резкого пробуждения. Постепенно мои глаза привыкли к свету, я разглядела покачивающегося на окне тэмру и солнечных зайчиков, отражающихся от его крыльев. Они скользили по дощатому полу, играли на темных обоях и путались в рыжей шерсти кота, сидящего у изножья кровати.
– Эспер… – сквозь слезы прошептала я.
Глава 13
В столовой царила давящая тишина.
Место Шейна пустовало. Господин Омьен с задумчивостью разглядывал кружевную салфетку, лежавшую перед ним на столе. От бессонной ночи под его глазами пролегли темные тени, морщины на лбу, казалось, стали еще глубже. Шеонна шелестела утренней газетой – настолько свежей, что от бумаги еще исходил запах типографской краски, а страницы чернили пальцы, – и, как обычно, выглядела бодрой и чрезмерно беззаботной.
Я села напротив подруги.
С возвращением Эспера мое сердце вновь спокойно билось в груди, словно в его механизме наконец появилась недостающая шестеренка. Кошмары прошлого дня померкли: при воспоминании об одержимых узниках я больше не дрожала от ужаса.
Единственное, чего Эспер не сумел отнять или не пожелал, – это мой трепет перед мужчиной, сидевшим во главе стола.
Затаив дыхание, я ждала, когда господин Омьен отчитает меня за уход из дома, за то, что подвергла себя опасности, или, может быть, навредила своим поступком его репутации, или привлекла нежелательное внимание Коллегии. Но мужчина отстраненно постукивал пальцем по фарфоровой чашке с остатками кофе, словно не замечая моего присутствия. Я не знала, радоваться или переживать из-за его молчания.
– Это правда, отец? – вопрос Шеонны прозвучал оглушительно громко. Он вырвал господина Омьена из раздумий, и мужчина вопросительно вскинул бровь.
– В тюрьме действительно разлили алхимический огонь? – пояснила подруга, отложив газету.
Господин Омьен задумчиво поскреб ногтем по чашке, словно какое-то случайное пятнышко занимало его больше, чем вчерашнее происшествие.
– Боюсь, что да. Этот огонь не оставил ничего – все, что не могло гореть, расплавилось от его прикосновения.
Я напряженно ловила каждое слово, вспоминая, как лиловая жидкость, сочившаяся из трещин, расплавляла камень и разъедала человеческую плоть. О ней говорила Шеонна? Я сгорала от любопытства, но не смела задать терзающий меня вопрос.
На него ответил Эспер, подтвердив мою догадку. Он не спрашивал о случившемся, не прикасался к моим воспоминаниям, но с любопытством тянулся к ним, когда я добровольно вызывала в своей памяти тревожные обрывки вчерашнего вечера, и притуплял страх, позволяя мне безболезненно думать о прошлом.
– Но ведь алхимия – это наука Свальрока, – заметила Шеонна. – В Дархэльме не найдется безумцев, кто связался бы с ней. Ее природа слишком изменчива. А если к этому причастен Свальрок, значит… – подруга закусила нижнюю губу, раздумывая, – грядет война?
Господин Омьен вздрогнул, будто от электрического разряда, и ошарашенно уставился на дочь.
– Что ты несешь? – возмутился он. – Свальрок уже больше десяти лет уничтожает себя изнутри, погрязнув в мятежах и мелких войнах. Даже будь он полон сил и един духом, Дархэльм прижмет этот островок одним пальцем – и никакая алхимия Свальроку не поможет.
Мужчина тяжело вздохнул и потер раскрасневшиеся от усталости глаза.
– Не говори больше таких глупостей. Из-за сплетников, как ты, ложные слухи расползаются по всей империи. Я уверен: у того, кто уничтожил эту проклятую башню, есть связи с алхимиками Свальрока, но этот кто-то не имеет никакого отношения к политике. Здесь замешаны личные мотивы. Иначе зачем разрушать тюрьму, а не, например, дворец?
– Может быть, кому-то устроили побег? – предположила Шеонна.
– Именно это и предстоит выяснить Коллегии, а не тебе, – оборвал ее господин Омьен.