Акке была невыносима сама мысль о боли, которую он может причинить возлюбленной. В своем отчаянии юноша проклинал Болота и духов за то, что те не сумели защитить его возлюбленную. Однажды своими едкими словами, брошенными в гневе, он оскорбил Шаклу. Древнейший из ксаафанийских духов не простил подобной дерзости, и, когда Акке ступил на тонкий мостик, соединяющий островки, дух схватил его за ноги и потащил на илистое дно. Йорун, оказавшаяся рядом, пыталась спасти любимого, но его пальцы, обвившие ее запястье, прожгли кожу до кости. Не в силах противиться боли, Йорун выпустила руку любимого – и Шакла утянул юношу в темные воды.
– Он умер? – ахнула девочка, но в ее голосе не слышалось страха.
– Умер, – с грустью подтвердила служанка и пригладила рыжие девичьи кудри. – Но его душа стала одним из болотных огней и теперь оберегает путников в ночи.
– А как же Йорун?
– Йорун страдала от потери возлюбленного, винила себя в его гибели, и с каждым днем жизнь на болотах становилась для нее все невыносимее. Поэтому однажды она собрала свои скромные пожитки и покинула Ксаафанию. Когда ее ноги коснулись сухой и твердой земли Дархэльма, Йорун в последний раз обернулась и увидела Сэйру. Бледная, будто призрак, сестра смотрела на нее с тоской. Сожаление и боль так яростно терзали душу ведьмы, что она уступила их Силе и обратилась в ветер.
Служанка замолчала, и комнату окутала тишина.
– Грустная сказка.
Женщина едва заметно вздрогнула и повернулась к двери. Там, прислонившись спиной к стене, стоял мальчик. Тусклый свет Слезы Эрии выхватил из темноты его красивое лицо, прочерченное глубокими шрамами от волчьих когтей.
– И неправдоподобная, – сухо добавил он.
Служанка снисходительно улыбнулась:
– Все сказки Гехейна пишутся по чьим-то судьбам, мой дорогой.
Глава 17
– Где ты, девочка? – зловещий шепот следовал по пятам, звенел льдом на сияющих призрачным светом зеркалах и с обманчивой нежностью касался затылка, вызывая колкие мурашки.
Тьма, заполнившая тесные коридоры лабиринта, пыталась приковать меня к месту. Ее липкие щупальца оплетали лодыжки, обжигали холодом кожу и тянули вниз, в копошившийся у ног черный туман. Лишь дикий страх придавал мне сил и гнал вперед, но, стоило вырваться из крепких пут, тьма лопалась с влажным хрустом и тут же цеплялась вновь.
– Где ты?
Приглушенное эхо чужого зова промчалось мимо меня, взмыло к куполу, сомкнувшемуся над головой непроницаемой чернотой, и, ударившись о него, раскололось на десятки голосов, которые вторили друг другу. Они были повсюду. Казалось, я даже могла ощутить их прикосновение. Ступни увязали в шепоте, волосы цеплялись за колючую хрипотцу, а приторная нежность резала кожу.
Внезапно узкий коридор вильнул вбок, будто гигантский змей. Пол резко накренился, и, пытаясь удержаться на ногах, я уперлась руками в ближайшее зеркало. По спине пробежал холодок: на моих ладонях не было повязок. Морозные иголки впились в обнаженные шрамы, пригвоздив меня к месту.
Задыхаясь от страха, я медленно подняла голову. И вместо своего отражения встретилась взглядом с Призраком.
Шинда.
Худой, с мертвенно-бледной кожей, он напоминал скелет. Ни один мускул не дрогнул на его лице, грудь не вздымалась в такт дыханию, веки не смежились и раза. Разноцветные глаза вперились в мое лицо, но в них не было ни радости от пойманной добычи, ни удивления. Лишь на краткий миг на серебряной поверхности зеркала вспыхнул чужой хищный оскал, затуманив безжизненное остроносое лицо. Я испуганно отпрянула, но холодная гладь все еще держала мои руки.
Призрак молчал.
Я смотрела на него, и постепенно ко мне пришло осознание: я больше не боюсь его, как прежде. После ужасающих событий в Эллоре шинда перестали быть для меня эфемерными чудищами из старых сказок. Теперь я понимала: они созданы из плоти и крови, а значит, мой Призрак, как и его собратья, смертен.
В груди затеплился огонек надежды: у меня еще был шанс на спасение. Ничтожный, но все же шанс.
Конечно, будет ложью, если я скажу, что совсем перестала испытывать страх в его присутствии. Я все еще боялась. Но ноги больше не подкашивались от неожиданно накатившей слабости, глаза не застилала черная пелена, а сердце не так яростно билось о ребра.
– Где ты прячешься, девочка? – настойчивый голос наполнил лабиринт, острыми иголками впился мне в голову, заставив поморщиться от боли, но губы Призрака при этом не дрогнули. – Ты ведь не сможешь убегать от меня всю жизнь: этот мир слишком мал. Просто остановись и отдай мне кристалл. Отдай, пока я еще помню, что такое милосердие.
Я хотела закричать, позвать на помощь, но с моих губ сорвался лишь тихий стон. Призрак одарил меня пронзительным взглядом. Неожиданно оба его глаза налились насыщенно-зеленым цветом – и в этот самый момент под моими ногами разверзлась пропасть. Я рухнула в черную бездну, отчаянно размахивая руками.
Костяшки пальцев врезались в обшитую деревянными панелями стену, и острая боль пронзила руку до самого локтя, вырвав меня из сна. Жадно хватая ртом воздух, я села на кровати – и неожиданно комнату заполнил яркий свет, резанув по глазам больнее полуденного солнца. Мучительно застонав, я спрятала лицо в ладонях – к моему облегчению, они все еще были перевязаны лентами. Где-то рядом недовольно зарычал Эспер.
– Ты выжжешь нам глаза-а, – жалобно протянула я.
– Ой, прости! – раздался тихий голос Шеонны. Она опустила руку с зажатой в ней Слезой Эрии, и свет, источаемый кристаллом, побледнел. – Ты кричала и колотила о стену.
– Мне приснился дурной сон, – сдавленно ответила я.
– Прости, я не заметил, как к тебе подобрались кошмары, – виновато промурлыкал Эспер.
Постепенно глаза привыкли к полумраку, и я смогла разглядеть маленькую комнатушку, которую мы делили с Шеонной, рыжего кота, устроившегося в изголовье кровати, и стоявшую передо мной подругу. Ее широкая льняная сорочка, найденная в покосившемся шкафу у двери, была смята, кудрявые локоны всклокочены, под глазами пролегли тяжелые тени.
– Нужно было захватить снотворных трав Эльи для тебя, – пробормотала Шеонна, зевнув.
– Я уже давно перестала их пить, – отмахнулась я. – Без них лучше.
Страх, порожденный ночным кошмаром, уже не терзал меня – он растаял, спрятанный в мягких лапах Эспера.
Шеонна понимающе кивнула.
– Кстати, я кое-что забрала из твоей комнаты, – вдруг вспомнила подруга.
Она подняла с пола дорожную сумку и выудила из бокового кармашка мой самодельный блокнот. Я собирала в него все, что казалось мне хоть немного увлекательным: заметки из библиотечных книг о ботанике и странных, необычных существах, легенды, рассказанные Эльей, и мои личные наблюдения о жизни в Эллоре. На протяжении нескольких месяцев я вела записи на всем, что попадалось под руку, – в ход шли обрывки салфеток, клочки пергамента от летающих посланий или мягкая хлопковая бумага, позаимствованная у господина Омьена, – а после старательно сшивала странички разноцветными шелковыми нитками. От разнообразия материала и обилия информации блокнот заметно распух. Истрепавшиеся ленточки уже с трудом сдерживали тканевую обложку, на которой красовался мой лучший рисунок – пара драконов, парящих над заснеженной горной вершиной, – чуть размытый в нижнем углу, куда однажды попала вода из чашки, случайно опрокинутой Шеонной.
Попадись мне подобная книжка в первые дни пребывания в незнакомом мире, я бы сочла ее сборником волшебных сказок или выдумок безумца. Но теперь, после всего, что мне довелось узнать и пережить, я осознала: эти сказки были историей Гехейна.
Я раскрыла блокнот на случайной странице и между карандашными набросками узких улочек Эллора обнаружила несколько аккуратно сложенных листов. Развернув их, я узнала витиеватый почерк старого сказочника Боркаса Золоторукого.
– Когда-то Элья рассказывала мне эту сказку, – поделилась Шеонна, кивнув на бумаги в моих руках. – Но лишь однажды. Эллор – это не то место, где можно говорить о подобных вещах.
Подруга сонно потерла глаза и забралась в свою постель.
– Ладно, если ты больше не собираешься кричать и биться о стену как обезумевшая, я, пожалуй, еще посплю.
Я усмехнулась, но Шеонна уже отвернулась к стене.
Эспер последовал ее примеру и свернулся клубком на моей подушке, уткнувшись носом в пушистый хвост. Через несколько минут комнату наполнило сонное сопение друзей.
Я же после жуткого кошмара больше не подпускала к себе сон и остаток ночи провела у засаленного окна, покрытого слоем старой пыли, через которое виднелись едва различимые очертания дворика.
Рано утром, когда на первом этаже закипела жизнь – зашаркали башмаками старики, шутливо ворча друг на друга, зазвенела посуда, и по всему дому разнеслись пряные ароматы, – я спустилась вниз.
Мы нашли приют на маленьком постоялом дворе в конце узкой улочки, над которой величественно нависала скала, готовая, казалось, в любой момент обрушиться на головы спящих горожан. Кроме нас, других постояльцев не было – и вряд ли сюда вообще часто заглядывали гости: здание ветшало на глазах, бурая штукатурка на фасаде облупилась, обнажив серые камни, балконные перила проржавели, а под ногами скорбно скрипели половицы. Но даже твердые матрасы, набитые соломой, в пыльных маленьких комнатушках были куда удобнее холодной земли, на которой нам пришлось провести пару ночей.
Стоило мне забраться на высокий стул рядом с отполированной до блеска стойкой – единственного, чего в этом доме не коснулось разрушение, – как передо мной тут же возникла тарелка с тостами и печеными овощами. Фрэн и Кэрита, владельцы постоялого двора, одарили меня добродушными улыбками.
Старики ни в чем не отказывали нам, точнее – серебру Шейна: из всех нас только у него нашлись деньги. Он оплатил еду, снял комнаты на несколько дней и даже выложил пару монет за отдельную спальню для Ария, не упустив возможности напомнить, что место