Щеку обожгла боль, и вместе с ней на меня обрушились оглушительные звуки: пение птиц, скрип старых деревьев, в кронах которых бесновался ветер. Взгляд с трудом сфокусировался на Шейне.
Я удивленно приложила ладонь к пылающей щеке.
– Прости, – спохватился Шейн. – Ты не реагировала, и мы не могли до тебя докричаться.
Шеонна тоже сидела рядом и встревоженно разглядывала мое лицо. В руках она держала пропитанную грязью тряпицу, из которой выглядывала рыжая макушка Эспера. Мое сердце заныло от отчаяния, смешанного с чувством вины: я снова была среди друзей, в безопасности под хмурым, но реальным небом, пока тамиру оставался запертым в собственных воспоминаниях, наполненных болью и смертью. Совершенно один.
Я попыталась встать, но ноги неуклюже заскользили, и я вновь осела, не обращая внимания на мокрую грязь, уже изрядно пропитавшую юбку. У меня не было сил бороться ни со своим изнемогающим от усталости телом, ни с размытой дорогой. Все, о чем я мечтала, – распластаться по земле и, если повезет, утонуть в этой липкой жиже. Может, тогда я обрету долгожданное спокойствие? На глаза навернулись слезы. Я ненавидела себя за слабость, ненавидела безжалостную Тень и весь этот проклятый чужой мир, заставляющий нас с Эспером страдать.
Шейн молча притянул меня к себе. Я прижалась к его груди и со стоном выпустила на свободу все слезы, которые сдерживала с самого Перепутья.
– Все будет хорошо, – ободряюще произнесла Шеонна, проведя рукой по моим волосам. – Мы почти пришли.
К моменту, когда закатное солнце окрасило перья облаков в розовые и голубые оттенки, с вершины пологого холма открылся вид на возделанные поля, затопленные в низинах молочным туманом. По узким колеям медленно ползли одинокие телеги, а редкие рабочие наполняли мешки урожаем или отдыхали, лежа в тени молодых яблонь.
Мы вышли на ухабистую, припорошенную гравием дорогу. Спустя почти неделю, проведенную в глуши, наедине с дикой природой, было непривычно вновь оказаться среди людей. Они провожали нас любопытными взглядами и тихими шепотками.
Неожиданно рядом фыркнула лошадь. Протащив вперед тяжелую телегу, она остановилась и недовольно ковырнула землю копытом.
– Далеко ли путь держите, молодые люди? – обратился к нам возчик.
В его карих глазах пылал неподдельный интерес, и этот веселый блеск добавлял привлекательности румяному лицу, обрамленному темно-серой густой бородой и бакенбардами. Рядом с мужчиной сидела девочка лет семи. Перегнувшись через борт телеги, она не сводила с нас столь же живого любопытного взгляда.
Чужаки в этих краях были в диковинку, догадалась я.
– На Ксаафанийские острова, – нехотя ответил Шейн.
– Значит, нам по пути! – весело воскликнул возчик. – Что ж, полезайте в телегу, составите нам компанию.
Мы неуверенно переглянулись.
– Давайте-давайте! – Мужчина настойчиво замахал руками. – Смотреть на вас больно, еле ноги волочите. В таком темпе вы к рассвету до Вереста не доберетесь, а места здесь не самые безопасные для ночлега.
Не знаю, что определило наше решение – доброжелательная улыбка возчика или боль в ногах и усталость, взявшие над нами верх, – но через пару минут мы уже сидели в наполовину груженной мешками телеге.
– Меня зовут Гедрик, – представился мужчина и махнул рукой через плечо, – а это моя дочь Асья.
Шейн назвал наши имена, избавив меня с Шеонной от необходимости вступать в диалог – усталость сковала даже языки.
– Откуда вы прибыли в наши края? – поинтересовался Гедрик. – Кажется, вы уже давно в пути. Если честно, выглядите не очень: болотные утопленники и то чище вас будут.
– Мы из Эллора, – кратко ответил Шейн.
Мужчина присвистнул:
– Далеко же вы забрались. Но почему именно болота? Я думаю, в Дархэльме полно куда более живописных и безопасных мест, нежели Ксаафания.
– Мы ищем ведьм.
Я не видела лица Гедрика, но готова была поклясться, что в этот же миг с его губ сползла беззаботная улыбка, а от щек отлила кровь. Над телегой будто сгустились мрачные тяжелые тучи. Возчик осунулся под грузом каких-то мыслей, руки, сжимавшие поводья, напряглись. С минуту мужчина молчал, после чего пренебрежительно сплюнул на обочину и вновь заговорил:
– Не знаю, что за беда у вас приключилась, но, боюсь, вы зря проделали весь этот путь.
Он окинул нас жалостливым взглядом.
– Почему? – невозмутимо спросил Шейн.
– Ведьмы никогда не помогают людям. Конечно, однажды какая-то ведьма может объявиться в деревне и поделиться с кем-нибудь сбором редких трав, чтобы отвадить от хижины болотного духа, или невзначай предскажет старухе беду, но она никогда не поможет ее избежать, не даст даже совета. Ведьмы свято чтут свои законы, и один из них запрещает им вмешиваться в жизнь людей. А уж к проблемам чужаков они проявляют еще меньше участия. Ты уж прости, но вы ничего от них не добьетесь.
– Мы попытаемся.
Я не сдержала легкой улыбки: уверенность Шейна воодушевляла.
– Что ж, дело ваше. – Гедрик пожал плечами.
Следующие полчаса мы ехали в тишине, нарушаемой лишь мерным цокотом копыт и скрипом колес. Мои веки тяжелели с каждой минутой, и было все труднее бороться с сонливостью.
– Я Отреченная, – вдруг звонко произнесла Асья. – Моя мама была ведьмой.
Я вздрогнула от неожиданности и в этот момент осознала, что уже долгое время не свожу с девочки глаз. Она была очень красивой: круглолицей, с острым прямым носиком и толстой черной как вороново крыло косой. Но самыми притягательными в ее внешности были большие, сияющие, будто изумруд, глаза – за свою жизнь такие я видела лишь дважды.
Мои щеки вспыхнули от смущения. Асья застала меня врасплох.
– Я не получила ведьмовской Силы, – продолжила девочка, – поэтому мама отдала меня отцу. Она никогда не кормила меня своим молоком, и я даже не знаю, как она выглядит, но знаю, что мама все равно тайно заботится обо мне. Если я захочу, я даже смогу никогда не работать в поле.
– Но ты должна работать, – назидательно возразил Гедрик. Было ясно, что этот разговор происходит не впервые. – И ты должна уметь позаботиться о своей будущей семье и старике-отце, когда он не сможет держать в руках плуг. Твоей матери не будет дела до твоих детей, для нее лишь ты имеешь ценность.
Асья улыбнулась и согласно кивнула.
– Означает ли это, что вы знаете о ведьмах больше, чем говорите? – сощурившись, спросил Шейн.
Он подсел поближе к мужчине, но тот лишь небрежно отмахнулся.
– Ничего я о них не знаю, парень, – угрюмо ответил возчик. – Быть избранником ведьмы – это не значит стать приближенным к их племени и получить доступ к их Знаниям. Моя жена ушла, как только в ее утробе забились сердца наших детей. После этого я никогда ее не видел. Через несколько месяцев она оставила маленькую Асью у дверей моей хижины и даже не удосужилась освободить меня от этих проклятых брачных уз. Она обрекла меня на одинокую жизнь без женского тепла, а Асью на детство без материнской любви. Ни одна из ксаафанийских женщин и близко не подойдет к избраннику ведьмы, даже не заговорит с ним, боясь попасть в немилость к жене, которой он даже не нужен. А деревенские мужики до конца моих дней будут относиться ко мне с жалостью, словно к увечному.
Гедрик сокрушенно вздохнул:
– Так что, парень, я могу дать вам лишь один совет: не приближайтесь к ведьмам.
Повисло неловкое молчание, но продлилось оно недолго. Шейн поспешил сменить тему и принялся расспрашивать мужчину о болотах и местных жителях. Гедрик вновь повеселел, и всю оставшуюся дорогу нас сопровождали его увлекательные байки о деревенской жизни.
В Верест мы прибыли за полночь.
Дорога от пашен плавно уходила вниз. В какой-то момент мы буквально утонули в настолько плотном тумане, затопившем луга на мили вперед, что сквозь сизую пелену едва проглядывал круп лошади. Поэтому то, что безлюдные земли остались позади, я поняла только в тот момент, когда колеса телеги загрохотали по бревенчатому мосту, а затем заскользили по брусчатой дороге, затянутой илом и серо-зеленой грязью.
Вскоре из тумана вынырнул и сам город – с узкими улочками и двухэтажными бревенчатыми домиками.
Гедрик остановил лошадь, к телеге тут же подбежал чумазый мальчик. В руках он держал пузатую банку, по дну которой ползал крупный, размером с большой палец, изумрудный жук.
– Хороший сегодня улов, Тим, молодчина! – похвалил мальчишку Гедрик, кивнув тому за спину. Позади в деревянном ящике на колесиках громоздился с десяток подобных сосудов.
– Спасибо. – На лице мальчика расплылась довольная улыбка, обнажив щель на месте отсутствующего переднего зуба.
Асья залезла в ближайший мешок и обменяла три светло-желтых фрукта на банку с жуком. Тим радостно рассовал их по дырявым карманам.
Гедрик натянул поводья – и повозка тронулась.
– Что это? – полюбопытствовала Шеонна.
На губах Асьи расцвела загадочная улыбка. Приготовившись нас удивить, девочка подвинулась ближе и легонько встряхнула банку.
Потревоженный жук с тихим жужжанием оторвался от дна сосуда. Пушистое, как у мотылька, брюшко зажглось желтым светом, с крыльев осыпалась практически невесомая мерцающая пыльца. Когда жук успокоился и вновь опустился на дно, пыльца все еще продолжала сиять, заливая тонкие пальцы Асьи и дно телеги теплым светом.
– Это амева, – пояснила девочка, довольная произведенным на нас впечатлением. – Нам нельзя использовать зачарованные камни, как на большом материке, поэтому путь нам освещают болотные духи.
– Не слишком-то вы жалеете своих духов, – с усмешкой заметил Шейн.
Асья поморщила носик:
– Мы не причиняем им вреда. В сосудах они могут дышать, а поутру мы кормим их и выпускаем на свободу.
С позволения Асьи я взяла банку с амевой, завороженно любуясь красивым, словно из сказки, жуком: его узорчатые крылышки и изумрудное, пульсирующее мягким светом брюшко казались чуждыми этому серому, пропахшему гнилью месту.