– Шеонна!
Я схватила подругу за плечи, но она, извернувшись, раздраженно сбросила мои руки и сильнее зажала рану Шейна. Друг застонал от боли. Шеонна виновато пискнула – и голодное пламя, подкормленное страхом, еще выше взвилось над деревьями.
Успокой ее…
Неужели возможно успокоить того, на чьих руках умирает близкий человек?
Я зашлась в тяжелом кашле, взгляд беспомощно заметался по сторонам. Можно было попытаться оглушить Шеонну, как когда-то Эспер успокаивал голодную Стихию, лишая меня сознания. Но что я буду делать, когда останусь одна? Как спасу хоть кого-то из друзей? Я не справлюсь… А что, если не рассчитаю силу удара?
Мучительный крик был готов сорваться с моих губ, но вдруг я заметила свой браслет – он лежал в траве у дороги и ловил на себе отблески приближавшегося пламени.
Огненные языки лизнули мои пальцы, когда я схватила серебряную цепочку. Я вскрикнула от боли, но не разжала кулак. Вернувшись к Шеонне, я спешно намотала браслет на ее запястье и крепко прижала бирюзовые кристаллы к коже. Шейн накрыл мою руку своей дрожащей, липкой от крови ладонью.
Чары, заключенные в Слезах Эрии, пробудились.
Под нашими руками затеплился бирюзовый свет. Он слабо кольнул мне пальцы и, подобно скарабею, вгрызся в запястье Шеонны, заполз под кожу, ядом растекся по венам, озаряя их изнутри. Подруга заскрипела зубами, сдерживая рвущийся крик. От напряжения на ее висках вздулись вены, на лбу выступила крупная испарина.
Огонь отступал, оставляя после себя лишь обугленную землю и почерневшие, дымящие кости деревьев.
Кристаллы нагрелись так сильно, что я больше не могла их держать. Я опустила руки и ахнула: несколько Слез раскололись, серебряная цепочка оплавилась, оставив на запястье подруги извилистые тонкие ожоги, в которых стремительно остывал металл – его извлечение будет болезненным. Но Шеонна не замечала своих новых ран. Ее не волновали ни ожоги, ни разбитая губа, ни подбитый глаз – по ним я могла лишь догадываться о борьбе, которая развернулась на суше, пока я вымаливала Эспера у Болот, – она готова была стерпеть все что угодно, если это могло спасти Шейна.
– Нам нужна помощь, – сдавленно прошептала Шеонна.
– Я… Я позову!
Подхватив Эспера, я решительно вскочила на ноги и помчалась по тропинке – метки на ветвях истлели в огне, и мне оставалось лишь надеяться, что я правильно запомнила направление до того, как все началось. Вскоре черные обугленные ветви сменились нетронутой зеленью, над головой зашелестела густая листва – ветер путался в алых лентах.
Путь оказался верным.
Но как далеко оставалось до Даг-Шедона?
Игнорируя режущую боль в легких, я неслась со всех ног, не видя ничего, кроме деревьев, – заросли медленно сгущались, дорогу впереди затягивала серая мгла. Теплившаяся в душе надежда медленно уступала место отчаянию. Пейзаж оставался до ужаса однообразным и диким, ничто не указывало на то, что здесь хотя бы изредка проходили люди.
Внезапно я услышала голоса. Сердце радостно подпрыгнуло, но тут же в страхе ухнуло вниз: из рваных клочьев тумана выступила группа крепких мужчин, вооруженных всем, что попалось под руку, – от старых весел до кривых вил и даже пары луков.
Я замерла, прижав Эспера к груди так сильно, словно могла спрятать его от чужих глаз в собственной грудной клетке.
Быть может, это очередные друзья Эда?
Мужчины тоже остановились. Они зашептались и окликнули кого-то из толпы. Высокий крепкий бородач отошел в сторону, пропуская вперед низкорослую старуху. Держась за изогнутую палку, почти вполовину выше ее, женщина поспешила ко мне.
Она возбужденно о чем-то спрашивала и легонько трясла меня за плечи, но ветер подхватывал ее слова и уносил прочь от моих ушей. Я ошарашенно смотрела в ее полные беспокойства карие глаза.
Неужели я справилась?
Во мне вновь вспыхнула надежда, и слезы заволокли глаза.
– Помогите, – только и смогла выдавить я.
Глава 24
Слезы на щеках Шеонны высохли, оставив в напоминание о себе покрасневшие глаза и опухшие веки, хотя последнее было не так заметно из-за постепенно разрастающегося отечного синяка на левой скуле. С того момента, как прибыла помощь в лице Бенгаты – той самой старухи – и крепких деревенских мужчин, подруга не проронила ни слова. Спрятав руки в карманы и понурив голову, она медленно плелась за людьми, которые несли Шейна на носилках, наскоро сооруженных из почерневших веток и дубленых плащей.
Со стороны Шеонна казалась собранной и невозмутимой, и я могла лишь догадываться, как дорого подруге обходится это напускное спокойствие. В ее душе разверзлась огромная яма, на дне которой бушевало голодное пламя. Борьба с рвущейся на свободу Стихией отнимала огромное количество сил. Иногда Шеонна уступала в схватке, и тогда яма выплевывала раскаленные угли и они прорывались в наш мир жаркими искрами – я замечала, как чернела трава под ногами подруги или тлели ветки, случайно задевшие ее по руке.
Это не укрылось и от острого взора Бенгаты, но старуха хранила молчание, не задавая вопросов и не выражая беспокойства, словно происходящее было совершенно обычным явлением в здешних землях – в чем я сомневалась. И хоть женщина оставалась невозмутимой, я боролась с нарастающей тревогой: спокойствие Бенгаты пугало сильнее, чем пороховая бочка внутри Шеонны, грозящая взорваться в любой момент.
Или же меня пугало вовсе не это?
Пытаясь распутать колючий клубок собственных страхов и понять, откуда они тянут свои нити, я задумчиво разглядывала спину впереди идущего мужчины, но, когда взгляд упал на окровавленную руку, свисавшую с носилок, я резко отвернулась.
Все будет хорошо…
Я крепче обняла Эспера и уткнулась в его мокрую, пропахшую болотом макушку.
У нас все будет хорошо.
Сопровождающий нас туман расступился, и в конце дороги вырос высокий частокол. У тяжелых распахнутых ворот толпились старики и женщины. Ветер подхватывал встревоженные голоса, кружил их в танце с дорожной пылью и опускал на дно пустых ведер, стоявших на земле. Заметив нас, толпа смолкла.
Высокая черноволосая девушка протиснулась между крупной женщиной и щуплым старичком и бросилась нам навстречу. Ее выискивающий взгляд скользнул по мужским лицам, едва коснулся носилок и остановился на Бенгате.
– Где Кай? Что с ним? – осипшим голосом спросила девушка.
– Что станется с твоим Каем-то? – недовольно буркнула старуха. – Все с ним в порядке, задержался с братьями, чтобы осмотреть болота.
– Что там случилось? – тревога мгновенно оставила девушку, ее голос зазвучал увереннее, любопытный взгляд изучал наши с Шеонной лица. Свой вопрос она явно адресовала старухе, но та не успела даже открыть рта, как девушка вновь заговорила: – Когда вы ушли, дозорные заметили огонь над деревьями. Мы вышли из деревни, а огня и дыма как и не бывало. Неужто Кейра воплотила свои угрозы в жизнь?
– Ведьма здесь ни при чем, – хмуро бросила Бенгата.
Она на удивление шустро засеменила вперед, словно пыталась убежать от девушки, но та не отставала ни на шаг.
– Почему ты так уверена? Она же так часто грозилась испепелить Болота, даже вороны теперь вместо карканья разбрасываются с ветвей ее бранью. Ты же сама слышала!
– Дорта! – вскрикнула Бенгата и так резко остановилась, что девушка едва не налетела на старуху. – Совладай уже со своим болтливым языком, если не хочешь, чтобы эти самые вороны выклевали его во сне! Вместо того чтобы стоять здесь и молоть чушь, лучше сбегай и предупреди Ильву о нашем возвращении.
Кровь отлила от румяных щек Дорты. Девушка съежилась под сердитым взглядом старухи.
– Прости, – жалобно пискнула она и, не дожидаясь ответа, побежала в деревню, обогнав на пути мужчин с носилками – они уже прошли за частокол, сопровождаемые любопытными взглядами односельчан.
– А вы чего встали? – Бенгата не обделила вниманием и людей, столпившихся у ворот. – Расходитесь по домам. Не на что здесь глазеть, только под ногами путаетесь. Давайте-давайте, кыш отсюда!
Старуха постучала по земле своим посохом. Обмениваясь растерянными взглядами, люди медленным потоком направились в деревню. Бенгата придержала Шеонну за локоть, дожидаясь, пока все разойдутся.
– Не будем мешать Ильве. Она мудрая знахарка и сумеет позаботиться о вашем друге. А я пока позабочусь о вас. Идем.
Она потянула Шеонну за собой.
Буквально через пару шагов мягкая, но надежная земля за частоколом обрывалась темной озерной водой, а сам Даг-Шедон вырастал из нее, подобно болотным кипарисам. От ворот вела широкая дощатая дорога, которая плавно поднималась к поселению, выстроенному на прочных трехметровых сваях. Одноэтажные, с виду хрупкие домики расположились на широких платформах, соединенных между собой подвесными мостами – за ними хорошо ухаживали, я не заметила ни одной прогнившей доски или перетертой веревки. Некоторые платформы терялись в тени деревьев, растущих прямо из озера, – поселение почти сравнялось с их кронами, – а один из домов и вовсе был выстроен вокруг бугристого ствола, и темно-зеленые ветви куполом накрывали его крышу.
Бенгата повела нас на окраину Даг-Шедона, где сгорбленная, как и ее хозяйка, хижина жалась к необъятному стволу старой сосны. Раскидистые лапы дерева нависали над платформой, защищая ветхую постройку от колючих ветров и пряча от посторонних глаз. За годы соломенная крыша покрылась толстым слоем темно-коричневой хвои – судя по тихому писку, ставшей приютом для каких-то мелких существ.
Комната в доме была всего одна, но на удивление просторная. Напротив входа расположился сложенный из бурого кирпича камин – он недовольно взирал на незваных гостей тлеющими рыжими углями, – у окна, вдоль правой стены, вытянулись кухонные тумбы, заставленные посудой, рядом стоял покрытый глубокими трещинами обеденный стол, а у противоположной стены за изъеденной молью шторой прятались узкая кровать и тяжелый резной комод.