Во мне пылало жгучее пламя злости и ненависти к бессердечию ведьм, с каждой неудачной попыткой разгораясь все ярче. Лишь оно одно еще держало меня на ногах в то время, как Эспер медленно умирал. Тамиру таял буквально на глазах: бока впали, сквозь шерсть проступили острые кости, его стало сложнее кормить – он с трудом глотал пищу, которую я вливала в приоткрытую пасть.
Я пыталась обмануть Болота: пряталась на дне лодки под ворохом рыболовных сетей, надеясь, что течение вынесет меня к противоположному берегу, но с моим появлением озеро застывало, несмотря на гуляющий на поверхности ветер. Я шла вброд, но щупальца выхватывали Эспера из рук, а меня раз за разом увлекали под воду, пока я не выбивалась из сил. Но даже мокрая, замерзшая и измученная до боли в костях я продолжала бороться.
Иногда жгучий гнев вырывался на свободу. Я кричала от отчаяния, колотила кулаками по воде, но Болота лишь насмешливо плескались в ответ.
Деревенские жители с любопытством наблюдали за мной с подвесных мостиков и с причала. Во многих взглядах я читала понимание и сострадание – эти люди с радостью помогли бы, если бы знали как.
Шейн и Шеонна не оставляли меня, даже если моя отчаянная борьба продолжалась до глубокой ночи. Шеонна придумывала вместе со мной все новые планы, иногда она тоже забиралась в воду или яростно кидалась камнями в озеро, за что щупальца не единожды утягивали ее на дно. Шейн садился в лодку и пытался доставить меня на другой берег, но Ильва всякий раз приходила в ужас, когда видела кровь на его вновь открывшейся ране, хоть она и заживала на удивление быстро. Я догадывалась, что друг исцеляет себя сам, преодолевая мучительную боль. Догадывалась и знахарка и от этого злилась еще больше.
В очередной раз вынырнув из озера – к этому времени ночь уже опустилась на болота, – я в отчаянии ударила ладонью по воде. Тут же появившееся щупальце в ответ окатило меня небольшой волной.
Раздраженно смахнув с лица липкую тину, я набрала полную грудь воздуха и истошно закричала в сторону ведьмовских земель:
– Пустите меня! Вы обязаны меня выслушать, обязаны помочь! Это все из-за ваших проклятых предков и потомков, которых они породили!
Но ответом мне была тишина.
Едва волоча ноги, я выбралась на причал. Эспер спал беспробудным сном на руках Шеонны, и я не находила в себе смелости посмотреть на тамиру. Шейн укрыл мои плечи шерстяным одеялом и растер заледеневшие ладони в своих руках.
– Я подвела его, – слабо выдавила я, опустив взгляд. – Зря он спас меня в тот день в Эллоре и доверил мне свою душу. Он ошибся во мне.
По щекам потекли горячие слезы: у меня не осталось сил на борьбу с ними.
– Ты не права, Алесса, – мягко ответил Шейн.
Он притянул меня к себе. Его рука успокаивающе заскользила по моим спутанным мокрым волосам и спине. Уткнувшись носом в его рубашку, я дала волю слезам, которые копились во мне последние дни, прячась за фальшивой ширмой надежды. Мои плечи задрожали, и Шейн сжал меня в крепких объятиях.
Зеркала погасли. В их отражении больше не заливались смехом дети, не вязали у очага старухи, не жгли костры работяги. Их холодную гладь затянула непроницаемая чернота, из-под резных деревянных рам сочился серебряный туман – лишь он освещал путь в бесконечном переплетении коридоров. Я шла медленно. Как мне казалось, бесшумно ступала босыми ногами по гладкому, словно замерзшее озеро, полу, но мои шаги предательским эхом разносились по лабиринту, прокатываясь по узким коридорам подобно барабанному бою.
– Я могу вернуть тебя домой, – искушающий шепот нагнал меня за очередным поворотом.
– Ты уже дома. Он там, где тамиру, – едва слышно зазвучал в голове другой голос.
– Я могу освободить твоего зверя.
– Он не освободит.
– Я могу спасти твоего волчонка от Короля.
Одно из зеркал озарилось бледным светом, и на его поверхности, будто на кадре старой пленки, застыл исполинский волк. С желтых клыков на припорошенную снегом землю капала темная кровь – в могучей пасти был зажат черный волчонок. Глаза раненого зверя были полузакрыты, но я все равно узнала Ария в их бледно-небесном холоде.
Мое сердце болезненно сжалось и ухнуло вниз.
– Его спасет лишь Истинный Король, – не позволил поддаться обещаниям призрачный голос.
– Я могу вернуть твоих родителей.
Легкая ладонь опустилась на мое плечо, в нос ударил щекочущий аромат мяты, и откуда-то из темноты донеслись приглушенные переливы до боли знакомого смеха. По моему телу пробежала дрожь. Я была готова сдаться. Мне отчаянно хотелось обернуться, прильнуть к родительской груди и никогда не разжимать объятий, но бестелесный голос в моей голове вдруг обрел незримую плоть и сжал мое лицо в холодных ладонях.
– Он их не вернет.
Я разрывалась на части, раскалывалась на осколки, будто разбитое зеркало. Мне хотелось верить Призраку – я знала, что это был он, – хотелось верить в его ложь, вернуть родителей и спасти обоих тамиру от Саит, от Теней, от Короля и от самой себя. И для меня не имела значения цена, которую придется заплатить. Пусть сгорит хоть весь Гехейн, лишь бы они были в безопасности. Но я не могла закрыть уши от второго голоса. Сердце его обладателя билось о мои ребра в унисон с моим собственным. Его слова обволакивали заботой и были лишены лжи.
Внезапно рука на моем плече отяжелела, будто налившись свинцом, и острые ногти впились в кожу.
– Где же ты, девочка? – настойчиво произнес шинда.
Он прижался щекой к моей голове и с вожделением втянул запах волос. По спине пробежал холодок.
– Смрад болотных вод, – с отвращением прошептал Призрак. – Ищешь помощи у ведьм?
Я оцепенела.
Внезапно клубящаяся над головой тьма раскололась, и сквозь трещины вместе с бледным светом пробился настойчивый женский голос:
– Проснись!
Я резко распахнула глаза. Страх, вырвавшийся вместе со мной из кошмара, сменился удивлением: возле меня сидела незнакомая женщина.
– Крепко же ты спишь, – подметила она с обвиняющими нотками в голосе.
Я ошеломленно уставилась на незнакомку: золото амев вновь осыпало Даг-Шедон, и льющийся в распахнутую дверь свет озарял ее лицо, подчеркивая плавную линию губ, чуть вздернутый нос и раскосые изумрудные глаза. Понадобилось несколько долгих секунд, чтобы наконец осознать: передо мной была ведьма.
– Пойдем со мной, – позвала она и, не дожидаясь ответа, направилась к двери.
Я стремительно вскочила.
Неужели мне удалось достучаться до ведьм?
Сердце радостной птицей затрепыхалось в груди, но последующие слова ведьмы рубанули топором по ее хрупким крыльям:
– Зверя оставь в доме, – велела женщина, когда я потянулась к Эсперу.
Разочарование сдавило горло, пальцы дрогнули, коснувшись рыжей шкуры, и я с трудом заставила себя отступить. Кот тонкой тенью остался лежать рядом с Шеонной – к моему удивлению, присутствие ведьмы не потревожило сна подруги.
Бесшумно ступая по дощатому настилу, ведьма повела меня в лес.
– Это вы были в моем сне? – спросила я, не выдержав тяжести молчания.
– Я не умею ходить по снам, – безразлично ответила женщина. – И не знаю тех, кто на это способен.
– А как же шинда?
Ведьма вздрогнула, словно от пощечины, но не удостоила меня ни ответом, ни взглядом.
– Что вы о них знаете? – не унималась я.
– Ничего, – с усталостью в голосе ответила ведьма, всем своим видом показывая, как утомительны ей мои вопросы. – Когда я родилась, они уже превратились в миф.
– Но сейчас этот миф бродит по земле! – возмущенно воскликнула я.
– По людской земле, – бросила ведьма.
Я заскрипела зубами, но промолчала: сейчас не лучшее время, чтобы портить и без того шаткие отношения с ведьмами.
Мягкий мох под ногами неожиданно сменился твердой мощеной дорожкой, и сухой шипастый кустарник сердито хлестнул по коленям. Удивившись резкой смене обстановки, я обернулась и с испуганным криком отпрянула от края пропасти, разверзшейся за моей спиной.
– Не отставай! – поторопила ведьма, и я поспешила за ней, пока ветер не столкнул меня в скалистую пасть ущелья.
Дорожка обогнула колючие заросли шиповника и свернула к изъеденному ржавчиной и увитому плющом кованому заборчику. Ведьма толкнула калитку, та тихо скрипнула – и в следующее мгновение мы уже стояли посреди широкой улицы, залитой желтым светом масляных фонарей. Огонь в чашах, установленных на бронзовых треногах вдоль дороги, погас десятилетия назад, но его свет, будто пойманный в ловушку времени, все еще озарял покинутый город – точнее, то, что от него осталось, еще не обрушилось в медленно расширяющуюся пасть Разлома.
По обеим сторонам дороги сиротливо вытянулись одноэтажные бревенчатые дома. Время сохранило их стены, но не сумело удержать иллюзию жизни, которая когда-то наполняла это место, как продолжало удерживать свет фонарей.
Город тонул в угрюмом одиночестве.
– Это Шираэн, – тоскливо произнесла ведьма и впервые с того момента, как мы покинули Даг-Шедон, посмотрела в мою сторону. – Город, о котором люди никогда не вспомнят, потому что решили сохранить в своей памяти лишь жертву Джарэма.
Она замедлила шаг и остановилась напротив одного из домов. При взгляде на него мое сердце заныло от тоски. Повинуясь необъяснимому чувству, я протиснулась в приоткрытую калитку – она из последних сил держалась на единственной сохранившейся петле, уткнувшись уголком в пыльную землю, – и взбежала по ступеням.
Время не пощадило это место. Оно больше не оберегало его, словно хотело скорее стереть из памяти Шираэна ветхое здание и всякое напоминание о его последних жильцах.
Без него дом чах на глазах: крыша частично обрушилась, ветер гонял по пустым комнатам серую пыль и сухие листья, пол зловеще скрипел под ногами, доски прогибались, а кое-где вовсе отсутствовали, и из зияющих дыр росли колючие кустарники и молодые, еще хрупкие, деревья. Я прошла пустой дом насквозь и не без труда раздвинула двери, ведущие на задний двор. У края деревянного настила шелестела высокая трава, запущенный сад обрывался пропастью – заборчик на ее краю давно обрушился вниз, – а за ней на горизонте шумели морские воды. Конечно, я не могла их разглядеть и услышать, но