Карах развязал плащ. Кольчуга снималась долго и звякнула, опадая на пол.
– Обязательно носить ее? Все пальцы изранил, пока снимал.
Нейла вывернулась в руках.
– Обязательно, особенно сейчас, – приглушенно.
Карах торопливо развязывал тесемки грубой рубахи, чувствуя, как горячие руки Нейлы скользят по телу, стягивают с него одежду.
– Торопишься, правитель. – Она едва касалась губами ладно сложенного тела.
– Я долго тебя ждал, – рыкнул он, подхватил Нейлу на руки, уложил на сброшенную тут же рубаху. Обнаженная, она вытянулась на одежде. Улыбнулась, заметив восхищение в его глазах. Карах опустился сверху. Коснулся губами разгоряченной кожи. Волна желания прошла по телу, когда ладонь скользнула между ее бедрами. Нейла глубоко выдохнула, прикрыла глаза, расслабляясь в его руках. Тонкая, словно лоза, белокожая, ее руки ярко выделялись на смуглой коже Караха.
Как же хорошо с ней, заволакивает, затягивает волной по позвоночнику, по задрожавшим от страсти рукам. Бьет пульсацией ниже живота.
– Карах! – она выгнулась в его руках. Он ответил тихим утробным рыком. Судорога истомы прошла по телу. Нейла придушенно вскрикнула, тонкие пальцы впились в его спину, сжимая кожу в такт его ударам. Голова запрокинулась.
– Нейла!
Когда солнечный свет озарил центральную залу, Карах неторопливо натягивал рубаху. Нейла с нежностью смотрела на правителя, распластавшись на холодном полу. Он подпоясался, подобрал корону, но на голову так и не водрузил, отставил на стол. С удовольствием посмотрел на обнаженную женщину. Прекрасна. Головокружительна.
Нейла потянулась, упиваясь восторгом в глазах правителя. Повела округлыми бедрами. Нарочито медленно поднялась, подбирая одежду, и начала нехотя одеваться.
– Помоги, – собрала волосы в пучок.
Ловкие пальцы правителя затянули кольчугу и снова скользнули по шее. Нейла вывернулась из рук Караха, чмокнула в нос.
– Никуда бы не отпускал, – признался он.
Она коснулась кончиками пальцев его лица и отстранилась. Прошла к окну, замерла, глядя в синее лазурное небо. Далеко ушли грозовые тучи, осталась лишь тонкая полоса черноты вдалеке. Карах смотрел на Нейлу напряженно и сосредоточенно.
– Так чем обязан посещению, советник? – выдохнул наконец.
Она ответила, не отводя взгляда от небосвода. Далеко за стеной высились деревья-исполины, густые темные кроны которых почти закрывали горизонт.
– Я знаю, кого ищут соглядатаи Китара. – Помолчала и с довольством добавила: – Ведьму. И знаю, где она.
– Так чего молчала? – взвился правитель. – Посылай стражей к начальнику соглядатаев!
Нейла повернулась вполоборота, улыбнулась:
– Не спеши, правитель. Зачем мы будем отдавать ее соглядатаям? Сам посуди… – Она оглянулась. Прошла к Караху и посмотрела в глаза. – Ежели мы сами жрецу ее доставим, можно и свободу на веки вечные получить! Нугор станет настоящей столицей северного Велимира!
Карах покосился на лежащий на столе указ с печатью. Вензель извивался, темнел, изливался кровавыми разводами. Что произойдет, если Китар узнает, что та, кого он ищет, была у них, но ее не доставили? Карах сглотнул. Даже думать о своей участи не хотелось. Страшно. Но Нейла права, если они сами доставят искомое, можно будет и поторговаться. Караху не нужно правление. Ему нужна Нейла. Свободная от обязательств перед жрецом, перед Нугором. Его Нейла.
– И то верно, – через силу улыбнулся Карах. – Собери доверенных, кто еще остался.
– Зачем торопиться? – мурлыкнула Нейла, прижалась к правителю и скользнула языком по его шее.
Он оттолкнул ее:
– Советница!
Она усмехнулась:
– Поняла.
Еле заметная саркастическая улыбка скользнула по лицу. Она подняла с пола кинжал, пристегнула к поясу и, покачивая бедрами, вышла из залы.
Глава одиннадцатая
Обоз пришел поздно ночью, когда город спал. Хмурый стражник проводил въезжающих недобрым взглядом и долго всматривался в лица. Радомир нервничал. Не первый раз приехали, но так их еще не встречали.
Долго изучал страж и привезенные товары, то и дело косясь на охотников и неприветливых путников, сидящих в телегах. Остановился у телеги с девчонками. Всмотрелся сначала в лицо Аглаи, потом Ники. Та куталась в плащ.
Наконец страж кивнул, и будто даже радость на лице отразилась:
– Добро. Только гостиницы все заняты. В «Дымном» у Сезима остановитесь.
Радомир нахмурился:
– Чего это у Сезима? Никогда добротой к купцам не славился. Да и местечко…
Слишком близко к фабричной зоне Нугора, весь дым и смрад, пьянь и дешевые кабаки. Отчего и название у гостиницы подобающее – «Дымное».
– Так нет других свободных, припозднились вы, глава Радомир! – развел руками страж, сощурился довольно, а сам все по сторонам посматривал. Нехорошо так посматривал, отчего у Радомира сразу неспокойно на душе стало. Но спорить не стал. Путники устали, охотники едва в седлах держались, да и сам он одним духом на ногах стоял. После того как пришлось целый день пробыть в лесу, всем муторно было. А все эти девчонки. Не раз уже покрыл себя последними словами глава. Но отказать не мог. Взялся довезти до Нугора, будь добр, держи слово. А тут еще и похоть взыграла, не мог он Аглаю оставить. Марья смотрела косо и гневливо. Оно и понятно… Ко всему в другой девке ведовское проявилось. Да какое! Сколько жил, а такого не видал. Ведь помирала. Он сам лично видел, как кости плоть рвали, выворачиваясь в тонком женском теле. Охотницы втроем сдержать не могли, так ее корежило. Кричала, как она кричала! Не слышать бы, но до сих пор крик тот в ушах стоит. А потом встала. Тут уж чуть глава седым не стал. Ведьма, как есть! Волосы ежиком стоят, глаза темной синью налиты. А сама словно и неживая. Вскрикнула и снова упала. Мужики только и успели ее в телегу положить. Кони дыбом встали. И к обозу потянулась нежить. И откуда столько вышло? Радомир собою Аглаю прикрыл, Марья и та креститься начала, а старик под полы его плаща забился вместе с пищащим от ужаса хорем.
Спасибо малахольному. Поднялся. Одно слово – жрец. И хоть сила неподвластная, а спасение только благодаря ему и вышло. Тьма за ним потянулась, деревья, что ближе, черными стали, трава пожухла, кони шарахнулись, оглашая округу диким ржанием. Всегда смелые охотницы визжали, как бабы обычные. А мужики стояли в ряд, со лбов пот ручьем, глаза ошалелые. И только жрец был спокоен. Что говорил, Радомир так и не услышал. От визга и воплей в голове стоял звон. А только видел, как тьма из паренька полилась, окутала, в черного волка обратила, и взвыл он жутко. В ответ ему вой со всех сторон воротился. И отчего всегда думал Радомир, что от волков одни беды? Бок о бок стояли с его охотниками. Рвали нежить, впивались зубами в черноту, идущую из леса дремучего. А рядом с ними жрец – зверем остервенелым. А потом свет полился, такой же, что в Древе. Нежить, что не успела назад в леса сбежать, прахом развеялась. Аглая стояла вся бледная, дрожащая. И лился тот свет из распростертых ладоней ее. Тимир отпрянул, волки взвыли, прижимаясь к жрецу, и только тьма, витавшая вокруг них, от света и спасла. Уж как нежить отступила, Аглая упала, обессиленная, на руки Радомиру. Никогда так не боялся глава. А тут аж рубаха взмокла. Как из леса вышли, не помнит, только нес Аглаю на руках. Держа под уздцы перепуганных коней, мужики тянули телеги. А позади Тимир с волками шел.
Уже в поле остановились, переводя дыхание и осматривая раненых. Из трех девок две оказались счастливицами. Третья, Снежана, не дожила до утра. Там в поле и похоронили вместе с погибшим в Древе охотником. Уж как ярилась Марья, с кулаками на Аглаю кидалась, проклинала, угрозами сыпала. Да только успокоилась, стоило подняться Нике. Та просто посмотрела, и охотница сникла. Так и держали остальной путь под тягостное, гнетущее душу молчание.
Уже подъезжая к городу, Радомир с облегчением подумал, что на том и закончилась их совместная дорога. И хоть на Аглаю все еще посматривал с вожделением, но вид очухавшейся в дороге Ники и черного паренька всякое желание отбивал. Надежды рассыпались, едва понял, что на том дороги не разошлись и предстоит им ночевать в одной гостинице. Ну да, с утра, может, уйдут путнички, надеялся Радомир. И с сожалением подметил, как не хочется ему Аглаю отпускать. Остальные пусть бы и шли своей дорогой, а вот Аглая…
– И много вас? – Полное, блестящее от пота лицо Сезима раздражало. Того и гляди от сытости да скупости складки под мордой разойдутся, а глаза, и без того узкие, совсем затекут веками.
– Сколько б ни прибыло, – зло брякнул Радомир и тут же прикусил язык. Откажет нехлебосольный хозяин, придется у стен ночевать.
И верно, напряглась хитрая морда Сезима. Радомир пошел на попятную. Широко растянул губы в улыбке:
– Не обижайся, хозяин, дорога нынче неспокойная. Сверх нормы заплачу, вишь, бабы у меня уставшие. Охотники уж сутки без росинки во рту. Старик едва жив.
Сезим сменил злость на милость. Заблестели алчно сузившиеся глаза. Но тут же покосился на Аглаю и ее спутников:
– А в телегах никак чуждые? Не видал таких в ваших селениях.
– Эти со мной, – вздохнул Радомир. – Ты их… отдельно как-то. Я заплачу. Только подальше…
– Заразные? – насупился Сезим, с неодобрением рассматривая худощавую бледную Нику.
– Бог с тобой! – расплылся в напряженной улыбке Радомир. – Молодые. А ну мои мужики приставать начнут, али бабы глаз положат. Я уж к ним и старика приставил… Но знаешь же, дело лихое нехитрое, не углядишь.
– И то верно, – согласился Сезим. – Найдем комнатенку. Только оплату вперед. – И сладостно растянул губы.
Без всякого торга Радомир отсыпал домовладельцу монет и выдохнул успокоенный, смотря, как тот указывает пришедшим на отдельное крыло дома.
В теплой койке стало совсем хорошо. Вот только мысли об Аглае все крутились в голове и спать не давали. Нежное тело, молодое. А как она трепетала в его руках в Древе. И стыдно, и сладостно. У Радомира закружилась голова, и в теле приятно заныло. Тоскливым голоском пропела за окном ночная птица. Радомир открыл глаза и уставился в щербатый деревянный потолок. «Да ну ее! – решил неуверенно, скорее успокаивая себя. – У себя, что ли, молодух нет. Вернусь и женюсь, Марья-то давно на ласки холодна». А тут от обиды даже с ним в комнату не пошла. А ему надобно. Ишь как приперло. Даже смерть двух охотников не остужает пыла, а наоборот, душа ищет, где бы приютиться, получить ласки успокоительной. Он повернулся в кровати, одеяло соскользнуло на пол. Слишком узкая оказалась койка, не под его стать. Радомир вздохнул, ухватил одеяло за край и натянул обратно на себя. Попытался уснуть. Сон не шел. Шли мысли, и все о ней. И образ так и вставал перед глазами. И уже не было сил терпеть обжигающую истому. «Вот же девка! – выругался Радомир. – Никак из головы нейдет. Оно и понятно, страхи отпустили. Нежити в городе уж точно нет. Вот и захотелось расслабиться. Да не с кем-нибудь, а с ней. Снова почувствовать ее запах, ощутить дрожь молодого тела. Прикоснуться к нежной коже». От мыслей возбужденно застучало в голове, и сон окончательно пропал.