Радомир, откинув в сторону одеяло, вскочил. Нервно заходил по комнате. В груди ныло. Нехорошо. Когда в сердце жар, в голове пустота. Так недалеко и до глупостей. Ишь как она его выворачивает – до озноба, до трясучки. Глава тер грудь, в голове стучало слишком громко, как будто по дереву. Тук, тук. Тук-тук. Стоп! Так то и есть по дереву. Внизу, в дверь. Робко так, но слух у Радомира охотничий. И шаги по коридору. Крадущиеся. Его охотники давно без задних ног дрыхнут. Да и кому нужно красться? Ночью? Только лихому человеку. А лихой здесь один. Тот самый, к которому на постой Радомир ни в жизнь бы не пошел, не сложись такой случай. Сезим. Пронырливая морда. Не зря глава его недолюбливал. Теперь еще и не доверять будет. И куда, интересно, их радушный хозяин крадется? Радомир осторожной поступью бывалого охотника, не скрипнув дверью, вышел. Прошел по коридору и остановился у лестницы. В тусклом ореоле свечи увидел стоящего у двери Сезима. Рядом человек невысокий, в капюшоне. Шептались тихо. Но у Радомира очень хороший слух, когда нужно.
– Страже нашей не доверяю… А ты сам-то видел? – голос у пришедшего тонкий, певучий – девка. Ох, одни напасти от этих девок.
– Видел! – закивал Сезим, заглядывая под капюшон и потирая ручонки.
«Никак грабануть обоз решили, – сжал от злости губы Радомир. – Вот стервец. Ну, сейчас будет ему! Дай только уйти гостю». И беззвучно вытащил кинжал из ножен.
Аглаю качало от усталости. Сил хватило, только чтобы встряхнуть пыльное покрывало. Едва голова коснулась грязной наволочки, как глаза закрылись сами. Нужно было спросить Нику о случившемся в лесу, но отчего-то совсем не хотелось. Изменилась она. Не просто внезапно посиневшими глазами и исхудавшим за последнее время лицом. Внутренне изменилась. И хоть с Аглаей почти не разговаривала после странного выздоровления, но та чуяла, не то с подругой что-то. Да и Тимир поглядывал на нее с опаской. Может, лучше спросить у него? Ведь знает, Аглая была уверена. Но только не сейчас, не сегодня. Слишком мало сил. Голова так и клонится к подушке. Девушка чуть прикрыла глаза, а сама все косилась на Нику. Все чувствуют перемену. Все, кроме, казалось, Тихона. Домовой, вытянув ноги, сидел у печи, не обращая на Нику никакого внимания. Хорь ткнулся ей в руку вопросительно. Ника зашипела на зверька. Тот отскочил, недовольно заверещал в ответ и прыгнул на скамью к Аглае, начал быстро обиженно пищать, жалуясь. Она погладила его меж ушами, коснулась губами влажного носа, тот смолк, свернулся на ее груди и прикрыл глаза.
Тимир с сомнением осмотрел грязное, покрытое пятнами плетеное кресло, повозил по нему ладонью. На пальцах остались темные разводы. Поморщился, вытер руку о висевшее на стене полотенце, также не отличавшееся чистотой. В конце концов, выбора не было. Уселся в кресло, откинулся назад и из-под прикрытых век посматривал то на хмурящуюся Нику, то на Аглаю. Ей нехорошо было от его взгляда, будто изучает… Или… присматривается. Ну да не до него. В сон клонит. Мысли становятся тягучими. Чего там Тихон говорил о Храме? Недоброе местечко. А может, прав он, ну его? Вот дойдут до Обители… А дойдут ли?
– Алька! – шепот Ники вынес из забытья.
Аглая вздрогнула, скидывая с себя дремоту. Сонно захлопала глазами:
– Что случилось, Ника?
– Неладное в доме.
– С чего взяла?
– Муторно, будто кошки душу дерут.
Аглая тряхнула головой, пропали последние остатки сонливости. Как вошли в Нугор, Ника впервые заговорила с ней. И выглядела она совсем как ее бывшая подруга. Разве что глаза синие и волосы… Как они могли отрасти так быстро почти по плечи?
– Ника, ты как себя чувствуешь?
– Прекрасно. Но лучше будет, когда уйдем отсюда.
– Ты шутишь? Ночь на дворе.
– Вы чего там среди ночи вошкаетесь? – от печи негромко поинтересовался Тихон.
– Нике причудилось что-то…
– Не причудилось, – упрямо поджала губы Ника. – Точно слышала, сначала говор тихий, а потом лязг оружия. Я дверь приоткрыла и видела, как две тени по коридору шли. Один точно Радомир. Зачем ему среди ночи шастать?
Тихон, стараясь не разбудить остальных, подошел к шушукавшимся девушкам, залез на кровать.
– Радомир мужик, конечно, горячий, и в голове чудно бывает, но на недоброе… – сомнительно головой покачал. Зевнул, открывая глаза-бусины, хорек.
Ника злорадно усмехнулась, разом перестав быть похожей на себя прежнюю:
– А в Древе у него к Аглае были очень добрые намерения!
Аглая стремительно побледнела.
– Что там снова? – потянулся Тимир.
– Ника уверена, что недоброе удумал глава Радомир, – пожал плечами Тихон.
Сон разом слетел с Тимира, он поднялся. Подошел к двери, прислушался.
– Если Ника говорит, нужно верить, минимум – проверить, – сказал уверенно. – Глава не глава, а тревога в воздухе стоит. Того и гляди бесы в дверь постучат. Слишком много их за последнее время на нашем пути развелось.
– Тьфу на тебя, – шикнул Тихон.
Все переглянулись.
– Узнать нужно, что происходит, – кивнула на дверь Аглая. И снова все переглянулись и уставились на Тихона.
Тот помрачнел, тяжко вздохнул и растаял в воздухе. Раздалось: топ-топ – к двери.
– Тише, – прошипела Ника.
И топот пропал.
Марья ходила из угла в угол. Скрипели половицы от тяжелых шагов. В светце дрожало пламя, вырисовывая неровные косые тени на стенах. Марья остановилась напротив божницы, с укором посмотрела на образ. Тот ответил безразличным взором чуть истершихся временем глаз. Марья хмыкнула, покосившись на Сезима. Вроде и не верующий, а иконы в доме держит. Хотя в нынешние времена все стараются хоть как-то уберечься от нечисти, бродящей по просторам Велимира. Но что ей до страхов Сезима. Она оторвала взгляд от иконы и прошла к окну. За высокими стенами зачинался рассвет, окрашивающий верхушку ворот в золотисто-розовый. Тучи ушли далеко, даже раскатов уже не слышно. Хороший выдастся день, теплый. Вот и утренние птахи, голосящие над крышей, о том кричат. А у Марьи от злости лицо то становится пепельно-серым, то покрывается багровыми пятнами. И щебет раздражает, и лучи восходящие глаза слепят, и на них наворачиваются слезы. Она быстрым движением размазала их по пылающим щекам. Нет, не солнце виновато. И уж никак не громкие птахи. Марья распахнула окно, но вместо свежего воздуха ее обдало запахом тухлятины и вонью помойки. Она раздраженно захлопнула створки.
– Ты уже в Древе видел, кто с нами идет! – прошипела, не оборачиваясь.
Радомир молчал, сидел на кровати, вытянув ноги на табурет, перебирая пальцами рук в задумчивости. Рядом валялся Сезим, вытирая дрожащей ладонью катившийся по лицу и шее пот. Он со страхом посматривал на взбешенную женщину. Вид у нее был еще тот! Каштановые волосы разметались по спине и отсвечивали красным, ловя рассветные лучи. Темные глаза сверкали яростью. Она то и дело нервно хваталась за ножны, пальцы скользили по рукояти меча. Того и гляди рубанет, и неясно кого – то ли муженька от ревности и обиды, то ли Сезима от злости.
– Госпожа… – подал едва слышный голос.
– Молчать! – рявкнула так, что огонек лучины колыхнулся и погас. В комнате стало по-утреннему сумрачно. – С тобой, гнида, разговор особый будет!
Сезим сжался, взмокли ладони, он прополз до женщины на коленях, вцепился в край рубахи.
– За что, госпожа? Я человечек-то маленький, – прогундосил всхлипывая. – Мне что приказано, то и делаю. Вы пришли-ушли, а мне жить здесь! Помилуй, красавица!
– Не жить тебе ни здесь, ни где еще! – ответила, оборачиваясь, охотница и ударила домовладельца наотмашь рукой.
Тот отшатнулся, прижимая руку к разом покрывшейся багрянцем щеке. Тихо, по-собачьи взвыл:
– Помилуй!
Радомир бросил на Марью косой взгляд. Сплюнул на пол, растер носком сапога:
– Успокойся. С ним разбираться после будем, нужно решать, что сейчас делать.
– А что делать? – сузила глаза Марья. – Отдай девок, и закончен сказ…
Радомир поднялся, не спуская взгляда с Марьи, подошел к ней близко. Рука быстро и крепко вцепилась в шею. Распевы птах за окном моментально смолкли, вместо них застучали пульсацией виски.
– Ты чего удумала, жинка? – голос Радомира спокойный, тихий, даже ласковый, шептал прямо в ухо. – Никак сдать решила девчонок, сердешная?
– А ты все успокоиться не можешь? – задыхаясь, захрипела в ответ Марья. – Думаешь, оценит благородство и в койку прыгнет?
– Дура! – отшвырнул в сторону охотницу Радомир. Она отлетела к углу, по дороге зацепив и перевернув скамью. Потерла ушибленный затылок. Глянула с животной злобой.
– Тайный ход из города знаешь? – опустился на колени перед домовладельцем Радомир.
Тот прикрыл голову руками, торопливо кивая.
– Я не сомневался! – похлопал его по плечу глава. – Выведешь! А чтобы мысли какой лихой не прошмыгнуло, Марья с вами пойдет.
Сезим с ужасом воззрился на поднимающуюся женщину. Нервно дернулся правый глаз, а во рту пересохло. Марья замерла. Глаза округлились.
– И только попробуй мне! – обернулся на жену Радомир.
Она побледнела и прикусила губу. Уныло кивнула. И тут же встрепенулась, прислушиваясь. Быстрым скачком оказалась у двери. Ножны в мгновение опустели, клинок сверкнул в руках.
– Ох, еси! – вскрикнул, проявляясь у порога, Тихон.
Сезим побледнел, отшатнулся к стене, сотворяя крест в воздухе:
– К-к-как это?
– Вот так! – смущенно развел руками Тихон и снова пропал.
Марья засмеялась в голос, опуская клинок:
– Не доверяют тебе девчонки!
Радомир сжал зубы, заиграли на щеках желваки.
– Смотри, как бы не сбег, – кивнул на домовладельца и вышел из комнаты.
Утро было слишком холодное, хоть уже и всходило солнце. По улице тянуло не то гарью, не то дымом пожарища. Птицы щебетали, но из-за дыма видно их не было. Аглая поплотнее закуталась в плащ, однако тот не грел. Колотило изнутри.
– Что ж, прощай, Аглая. – Радомир стоял слишком близко, отчего знобило ее