Аглая соскочила со ступеней и пошла вдоль улицы, подальше от веселых криков и гомона.
Они не виноваты, но она просто не могла их слышать. Больно. На душе. Когтями кошки дерущей. Граем воронов, никак не успокаивающихся и все следующих за ними.
Она ненавидит их. Этот мир и людей. Особенно этих – жителей Мирного. Слишком счастливы и беззаботны. Будто и не творится в их мире ничего ужасающего, заставляющего стыть кровь в жилах. Свет в окнах, дома богатые, люди радостные. Гуляют не страшась. А ведь на улицах не видно стражей, хоть и уверял их в этом слащаво-добродушный хозяин Горьян.
Она остановилась рядом с небольшой харчевней – «Сласти».
Гул веселых голосов из открытой двери, заразительный смех.
Чуть не столкнувшись с Аглаей, выскочила парочка, ойкнула и, смеясь, скрылась в переулке. Аглая отошла в сторону, невесело усмехнулась, смотря в дверь, за которой слышалось одуряющее веселье, стук кружек с хмельным и игра гармониста, растягивающего меха. Неужели она завидует? Просто по-человечески завидует людям, у которых все хорошо? Она пнула попавший под ногу камень, тот докатился до порога и, стукнув, так и остался у ступени. Аглая отвернулась и направилась прочь. Завидует.
– Аглая? – Вопрос пронесся ознобом по коже, заставил ее остановиться и замереть. Она боялась оглянуться, чтобы убедиться, что ошиблась. Это не его голос.
Топот приближающихся шагов. Аглая зажмурилась. Не может быть. Ей кажется. Она слишком много думает о нем, вот и чудится.
– Аглая! – Дыхнуло в лицо смесью трав и небольшой долей спиртного.
Она распахнула глаза. Не чудится!
– Игнат! – И кинулась ему на грудь. Не в силах сдержать дрожь, прижалась, обняла. Всхлипнула.
– Ну, чего ты? – Он прижимал ее к себе, гладил по волосам и целовал в них. – Хорошая моя! Все замечательно, все хорошо, ну-у, ты чего плачешь?
Аглая вытирала накатившиеся слезы и повторяла, никак не в силах остановиться:
– Жив! Жив! – Как же страшно отпустить, разжать объятия.
Он глухо засмеялся.
– Конечно, жив! – Он все же немного отстранился, взяв ее за руки, заглянул в лицо.
Слезы счастья бежали по ее щекам.
– Я… я… – пыталась связать сбивчивую речь. – Думала, ты, как Стас…
– Стас? – Игнат на секунду нахмурился, серая тень промелькнула по лицу, но тут же пропала, и он снова улыбнулся. – Идем, идем со мной. – И потянул к харчевне. Аглая не сопротивлялась, шла следом, крепко схватив его за руку. Она готова была идти, куда он захочет, только вот так, не расплетая крепко сжатых пальцев. Чувствуя его рядом с собой. От счастья кружилась голова, дрожали ноги.
– Это Аглая! Моя будущая жена! – громко провозгласил Игнат, подходя к столику, за которым сидели, бурно что-то обсуждая, пара мужчин и девушка-блондинка, которую Аглая не сразу узнала.
– Алька!
У той округлились глаза. Блондинка вскочила, тряхнув локонами. В ярких лазурных глазах блеснула радость.
– Ритка?
– Аглая! Садись. – Подставила стул, и сразу же к присевшей Аглае придвинулась чаша, полная вина. Рука Игната подняла ее и поднесла к губам девушки. Она послушно выпила. В голове стало легко и хорошо. Кто-то рассказывал веселые байки о том, как он встретился с нежитью и одолел. Рита задорно смеялась.
– Алька, я тебе столько всего расскажу! Ты даже не представляешь, как здесь хорошо! А я замуж скоро выхожу. Увидишь моего жениха – закачаешься! – Голос звонкий, и глаза ярко-синие, так и блестят. Тонкие пальцы, ухоженные, белые, скользят по бокалу. Аглая бросила взгляд на свои руки. Раны и ссадины, ногти неровные, и стало неудобно перед этой холеной женщиной.
Аглая перевела взгляд на Ритку.
Как же она изменилась. А ведь была скромная, слова лишнего не скажет, в глаза смотреть боится. А сейчас… Сама только что сказала о будущем замужестве, но как видно, это не мешает ей заигрывать с другими. Она томно поглядывала на одного из мужчин, перекидывала ногу на ногу, неприлично выставляя их напоказ в обтягивающих брюках, заправленных в высокие черные сапоги. Серая блуза с глубоким вырезом, позволяющая увидеть ровно столько, чтобы желать. Поверх нее меховая безрукавка. На щеках румянец, на запястьях тонкие кожаные браслеты, выгодно выделяющие и без того белую кожу. Какая же она красивая! Аглая никогда бы не подумала, что Ритка может так выглядеть! А та смеялась, запрокидывая голову, тряся локонами. Подмигивала Аглае и улыбалась какой-то завораживающей улыбкой.
Еще одна чаша ткнулась в губы, Аглая послушно выпила. И стало совсем хорошо. Харчевня с деревянными столами, за которыми веселые люди. Хмельное, пузырящееся в пузатых кружках, проливающееся пеной на столы.
И уже не было в мыслях ни прошлого, в котором они шли через дебри, ни Обители, где их, возможно, ждало возвращение. Возможно! А нужно ли оно ей? Игнат – вот он, рядом. Шепчет успокоительно:
– Ты со мной! Все замечательно, хорошая моя!
– Как же ты был мне нужен! – тыкалась в его грудь Аглая. Он целовал ее лицо, и было совсем не стыдно, что вокруг незнакомые люди. Снова хмельное лилось. И горячие пальцы сжимали ее ладони, губы прикасались в нежном поцелуе.
– Идем!
Аглая не помнила, встала ли она сама, или он взял ее на руки. Харчевня крутанулась перед глазами. Скосились деревянные столы. И тут же все пропало.
Ночь. Темные дома с тусклыми оконцами горящих в них лучин.
Кто-то, проходя мимо, задел Аглаю:
– Извините.
Она не увидела прохожего.
– Идем! – горячий шепот Игната.
Высокие перила, комната. На мягкую кровать она опустилась сама. Перед глазами мелькнули стыдливо прикрывающие лунный диск занавеси.
– Ты со мной! – тяжелым, прерывающимся от желания голосом. Она выгнулась навстречу. Руки торопливо скользнули под одежду, срывая ее с тела Аглаи. Ладонь сжала грудь. Аглая тихо застонала, запустила пальцы в густые темные волосы.
– Аля!
Его рука опустилась ниже, начала гладить живот, и снова вниз.
Аглая испустила судорожный выдох.
Щека коснулась щеки, губы искали ответ и находили его, язык проникал так глубоко, что становилось трудно дышать.
– Как же ты был мне нужен, Игнат, – проваливаясь в надвигающуюся волну наслаждения.
– Я с тобой! – дрожащий от желания голос.
Хмель отпускал тяжело. В голове продолжали бродить опьяняющие разум пузырьки, отчего клонило ко сну. Но стоило прикрыть глаза, как мир начинал вертеться дикой каруселью.
«И чего я так напилась?»
Аглая куталась в простыню, спиной опираясь на сидевшего позади Игната. Он одной рукой прижимал ее к себе, другой гладил растрепанные волосы.
– Тебе было хорошо?
– Хорошо! – эхом по маленькой комнатке.
И тут же набатом в голове боль. На душе заскребли кошки, как будто сотворила нечто постыдное. А что она сделала? Уж не маленькая вроде. Да и с собственным парнем. Но все равно скребет. Он жив! Но почему он не пошел искать ее? Что случилось со Стасом? Они же были вместе. Хватит! Она не будет о том думать, не станет омрачать радость встречи. А с чего она решила, что его ответы омрачат ее радость?
Ну вот, как рукой сняло то желанное удовольствие, что владело ею еще минуту назад. Тревога, да такая, что сердце сжалось. А ведь ей и правда очень не хватало его в лесу, когда было ох как страшно. И в Древе перед бесами как же она хотела, чтобы он был там и защитил. А теперь он здесь, живой. А радость пропала вместе с вопросом: «Тебе хорошо?» Нет! Ей плохо, ей все время, с тех пор как они попали сюда, плохо. А его не было. Он был здесь – счастливый и довольный. И по всему видно, даже здесь пользовался успехом! И ей отчего-то разом стало одиноко рядом с ним. И сердце защемило.
Хмель отпускает.
А ведь ее уже друзья потеряли… Друзья? Теперь она друзьями считает бородатого домового, пушистого хоря, темного жреца и даже Нику, так не похожую на саму себя. Вот только сил оттолкнуть Игната, одеться и уйти нет. Да и желания тоже. Куда она пойдет? К Обители? И снова они будут ночевать в лесу у коряг, в сырости. Смотреть в глаза смерти и нежити, может, и кому похуже. По их следу будут идти соглядатаи, а они будут шарахаться и бояться.
У Игната все по-другому – радость и беззаботность даже в этом страшном мире. Буквально вечером она завидовала жителям Мирного, а теперь у нее есть возможность и самой так жить.
Она взяла руку Игната, поднесла к губам, поцеловала. Он ловко повернул Аглаю к себе лицом. Она обняла его, тесно прижимаясь к горячему телу, скользнула губами по шее, отпустила прикрывающую ее наготу простыню, та легко слетела на кровать. Игнат сильнее притянул Аглаю к себе. Губы скользнули к ее губам. Рука прошлась по изогнутому телу. Аглая тихо выдохнула и, прижавшись к Игнату, ответила на его поцелуй…
Староста поселка не спал. Стоял недалеко от лавки Горьяна. Чужаки были внутри. Староста видел, как один, высокий парень с косой до пояса (где это видано – парень с косой?), ходил по лавке из угла в угол. Нервничал. Староста и сам нервничал. С тех пор как в его дом пришла мельникова дочь, ему разве что и оставалось нервничать. Не верить ей он не мог, та за просто так говорить не будет. У нее глаз зоркий. Девка-ведьма у них в Мирном. А ведь они предупреждены были.
А сейчас и сам начальник Китаровой стражи к ним приехал. Неспроста! Чуял, что ведьма здесь пройдет. Да и как иначе, другого поселения между Севером и Востоком нет. Староста паренька-стража к ним отправил. Да тот до сих пор не вернулся. Потому и стоит здесь староста. О нраве нового военачальника наслышан от прохожих из далеких селений. Как поговаривали, деревеньку, откуда ведьма путь начала, под корень выжгли. А Древ! Там вроде бесы на след вышли, а взять не смогли, так и тех, кто из соглядатаев жив остался, прямо в Древе обратно в ад отправили, а хозяйку, что на постой ведьму пустила, повесили. А ведь он ее знавал. Хорошей бабой была Данка. И умной. Ох, как нехорошо выходило. Не оплошать бы. Мирное давно под хладовским крылышком темным обитает, оттого к ним и нечисть не забредает. И чего это хлопец не возвращается? Уж привел бы соглядатаев да начальничка. Им-то, наверное, лучше знать, что с ведьмой делать. И уж солнце зашло, темень, все небо тучами затянуто, ни звездочки. Староста поплотнее запахнул армяк.